У Сеньки глаза штопором. Подошел поближе.
Боцман сердито:
— Берегись!..
Не успел отскочить, хвостом по ногам. Света не взвидел мальчуган. С силой отбросило в сторону, Головой угодил в ватервейс[6]. Из носу кровь. Прихрамывая, — к тому широченному, к тому, что рубит рыбьи головы. Умоляюще протянул:
— Дянь-к-а-а!..
Блеснул зубами помор. Добродушно громыхнул:
— А ты ходи, да оглядывайся…
— Дя-янька-а-а!..
— Ну, чего ишшо?
— Отдай мне голову…
Матрос занес топор.
Рука, что корневище.
— Ж-ж-а-ах!..
Немного не отхватил. Хлынула кровь. Акула бешено забила хвостом. Улучил момент и со всей силы:
— Г-г-ы-ы!..
Отлетела голова.
Пнул ногой:
— На, получай, не жалко!..
В кубрике душно. Скучно Сеньке. Не сидится парню на одном месте. Вылез на палубу. Охватило студеной стылью. Заглянул к радисту. Отмахнулся слухач:
— Катись, катись, видишь некогда!.. Не мешай…
Нырнул в кочегарку. Не терпится, охота взглянуть, может, уже высохла акулья челюсть.
Подумал:
— Хоть бы она скорей сохла, что-ли-ча. Придем в Архангельск, надо сдать отряду… Не привезу, засмеют ребята, скажут: «Зря трепался»…
Стал карабкаться на котлы. Жжет руки.
Сильно качает. Кадку с мусором шарахнуло одна об другую. Носятся, как бешеные, из стороны в сторону. Загремел железный гребок. Увернулся Сенька. Чуть не убило. Кочегар Мартыныч шугнул мальчика.
— Черти тебя тут носят!..
В тесном кубрике душно. Задыхаясь от жары и обливаясь потом, лежа в узкой матросской койке, Сенька размечтался:
«Высохнет… Не поломать бы только. Придем в Архангельск, отдам ребятам…»
Неожиданно мелькнуло в мозгу:
«А что, если сдать в школу… В музей… Обрадуются небось… Вроде как… как его… еще вчера помнил…»
Сквозь дрему вертелось трудное слово. Никак не удавалось вспомнить.
Засыпая, радостно прошелестел:
— Икс-по-нат…
Никак не может понять механик, что за погань завелась у него в каюте. Стоя на вахте в машине и наблюдая, как чавкают поршни в цилиндрах, размышлял:
«Воняет. Может „Бойка“?.. Так нет, он пес сознательный. Судовой пес… Который год плавает…»
Решил:
«Сделаю генеральную уборку».
Перед приходом в порт, вымыл все содой и жидким мылом.
Потянул носом:
«Воняет, хоть ты что хочешь делай!.. Не иначе, как за обшивкой сдохла крыса».
Крикнул в иллюминатор[7]:
— Сень!..
— Есть…
Щукой в каюту. Стал в дверях.
— Вот что, Сень… У тебя рука потоньше, тебе сподручнее. Понимаешь, вонищща развелась, страсть!.. И аккурат под койкой; там, где паровое отопление… Мне никак не достать… нипочем!.. Пробовал палкой — не выходит…
У Сеньки виновато забегали глаза. Втиснулся под койку:
— Африкан Иваныч!.. Я кругом лазил, никакой тут крысы…
— Ну, мышь!..
— И мышов нету…
— А вонища отчего? Ты потяни носом! Носом потяни!..
Сенька шмыгнул носом.
— Действительно. Дух тяжелый…
— Ну, что? Не видать?
— Я-б сказал, да вы заругаетесь…
— Чего там заругаете, ты толком говори, есть?
— Е-есть…
— Что?…
— А-а-ку-ла!..
Загремел механик:
— Что-о?.. Ах, язви-те!.. Ты что-ж это, смеяться вздумал?
— Не-е… я-я… Правду… говорю…
— Говори, что там воняет!..
— А-а-к-улья-ча… пасть… Суш-ить положил…. Кикс-по-нат… Надо доставить в отряд… Я ребятам обещал. Слово дал. Пионерское слово…Потому, как мы натур-рлисты…
Громыхнул смехом механик:
— Экс-по-на-ат?.. Эх ты, горе-натуралист!.. Вылазь!.. Не трону… Ну, вылазь!
Потрепал по взлохмаченной голове…
— Ах, ты, экспонат!..
По приходе в Архангельск Сенька отпросился на берег. Примчался в отряд. Ребята, мешая друг другу, сгорая от любопытства и нетерпенья, разорвали сверток. Сенька бережно положил на стол акулью челюсть.
Окружили Сеньку.
— Глянь, ребята, здо-ро-ввая!..
— А зубищи… вво!
— И впрямь приволок!..
— Ай да Сенька!..
— Правильно, не зря трепался…
Сопит Сенька. Буркнул:
— Раз Сенька пообещал — кончено!..
РЕБЯТА!
Напишите свое мнение об этой книжке в Отдел детской литературы Государственного издательства. Письма можно посылать без марок. Наш адрес: Москва, Рождественка, 4, Госиздат, Отдел детской литературы.
