Джордж казался задумчивым с тех пор, как вернулся с гольфа; он сидел молча за кухонным столом с бокалом красного вина в руке, мерно покачивая ногой в вельветовом тапке. Номер «Times» лежал перед ним на столе, но он не читал; он смотрел на жену.

– Почему ты так поздно вернулась? – спросил он.

Джини стало не по себе. «Опять», – подумала она.

– Я встречалась с новым производителем органического салата. В баре «Поттера». Я же тебе говорила.

– Ты сказала, что встреча в два. Ты же не могла провести там пять часов.

Муж буравил ее взглядом, словно хотел проникнуть ей в душу. Даже на расстоянии чувствовалось напряжение.

– Потом я вернулась в магазин. У меня были еще дела, – вздохнула она, с грохотом ставя миску с макаронами на стол.

– Ясно… и когда же ты вернулась в магазин?

– Прекрати, Джордж, пожалуйста.

Она всегда отвечала на абсурдные вопросы Джорджа, даже не задумываясь об этом, пока не вспоминала, что своими ответами лишь усугубляет его тревогу.

– Что прекратить? Я просто интересуюсь, как прошел твой день. Разве это не входит в обязанности мужа?

Он тяжело вздохнул, и Джини поняла, что допрос окончен – до поры до времени. Следует отдать ему должное – Джордж действительно старался контролировать себя, когда очередной приступ заканчивался.

– Как игра? – спросила она, кладя перед ним упаковку свежего «Пармезана», который взяла с витрины в собственном магазине. Обычно Джордж, поглощенный гольфом, развлекал ее историями о жульничествах своего партнера. Дэнни, если верить словам ее мужа, любил жульничать больше, чем играть в гольф.

Но в тот вечер Джордж только поправил очки на носу и взял сервировочную ложку, которую подала ему жена.

– Нормально. Дэнни выиграл, как всегда.

– И? – Джини посыпала свои макароны тертым сыром.

Она заметила, как муж глубоко вдохнул.

– Джини, – начал он и замолчал, потом положил руки на стол около тарелки, большими пальцами сжимая шершавую нижнюю часть стола. – Я тут подумал…

Джини нахмурилась, она ждала. Сегодня Джордж нагонял на нее тоску.

– Продолжай, – нетерпеливо попросила она молчавшего Джорджа. – Я уже волнуюсь.

– Я давно об этом думаю, и, наверное, время как раз подходящее, в следующем месяце ведь тебе будет шестьдесят.

Он снова умолк. Сердце Джини бешено колотилось. Неужели он сейчас скажет, что уходит от нее? Или последние десять лет у него есть любовница, и закат своих дней он хочет провести в ее объятиях, подумала она вдруг. Это многое объясняет. Она отмахнулась от мрачных мыслей.

– Да? – торопила она его.

– Ты помнишь, мы уже много лет собираемся подыскать загородный дом на выходные? Я подумал, и мне кажется, это неразумно – содержать два дома, когда мы с тобой только вдвоем.

Джини кивнула.

– Наверное, ты прав. Хотя, конечно, замечательно иметь такое место, куда можно было бы сбежать, но туда пришлось бы ездить каждые выходные, а по выходным я занята больше всего.

С минуту они ели молча.

– Я не совсем это имел в виду, – продолжал Джордж, отрывая маленькие кусочки хлеба и скатывая их в шарики.

Снова Джини ждала, озадаченная, пока ее муж неспешно, тщательно разжевывал макароны.

– Я имел в виду, что вместо коттеджа только на выходные нам стоит продать этот дом и переехать за город. Жить там.

– Что? – Джини остолбенела. – Продать дом? Ты серьезно?

Джордж прищурился, болтая вино в бокале и собираясь сделать большой глоток.

– Понимаю. Это серьезный шаг.

– Но этот дом принадлежал твоей семье не одно поколение!

– Причем тут это? – искренне удивился он.

– Куда же ты хочешь переехать? – Джини не знала, с чего начать, все это было как гром среди ясного неба. Джордж жил в этом нелепом, огромном доме на Хайгейт, когда они познакомились в семидесятые. Тогда он обитал на диване в комнате, которую называл утренней, среди книг и личных вещей своего больного дядюшки Рэймонда и понятия не имел, за что хвататься. Именно Джини взяла дело в свои руки, запрятала тяжеловесную викторианскую мебель на мансарду и оформила все в современном стиле – с яркими цветами и новомодными тканями. Она всегда считала, что Джорджу нравится тут жить, в отличие от нее.

– А как же магазин, я не могу его бросить, – продолжала Джини, все еще ошарашенная заявлением мужа.

– Ты ведь выйдешь на пенсию, когда тебе будет шестьдесят, да? Немного осталось, – ухмыльнулся он.

– На пенсию?

– Джини, через месяц тебе будет шестьдесят. Люди уходят на пенсию в этом возрасте, по крайней мере, женщины. Ты часто говорила, что магазин – сущий кошмар, что ты устаешь. Я уже давно на пенсии, – заметил он рассудительно.

Джини встала и принялась ходить взад-вперед, позабыв об ужине.

– Ради всего святого, Джордж. Шестьдесят – это еще не старость в наши дни. К тому же только я должна решать, когда уходить, а не ты, – сверкнула она на него глазами.

– Я еще ничего не решил, успокойся, старушка, – покачал головой Джордж в замешательстве. – Я думал, тебе это понравится. Мы ведь только обсуждаем. Ты всегда говорила, что любишь бывать за городом.

– Хватит называть меня «старушкой». Ты ведь знаешь, я терпеть этого не могу, – она готова была сорваться. – Да, я люблю проводить за городом выходные, посидеть с книжкой, погулять. Но жить там я не хочу. Да и где? – спросила она снова.

Джордж вздохнул.

– В Дорсете, например, на побережье, может быть, на Лайм-Вэй. Там красиво.

Джини уставилась на него.

– Так ты все уже обдумал, да?

Муж кивнул.

– Я хочу уехать из Лондона, Джини – нам здесь незачем оставаться. Там мы начнем все сначала – ты и я.

– Тебе было до смерти скучно, когда ты рос там, – напомнила Джини, будто и не слышала его слов. Она уже давно подозревала, что ему не нравится то, что она занимается бизнесом. Он никогда не говорил этого прямо, но намеков хватало.

– Да, но тогда я был подростком. Теперь все изменилось, как ты понимаешь. В нашем возрасте мы хотим от жизни уже совсем другого.

– Ты – может быть. А я нет, – возразила Джини. – А как же наши друзья, гольф? А как же Элли?

Она надеялась, что имя их внучки станет козырной картой, которая положит конец этому безумию.

– Элли сможет приезжать в гости, на выходные и каникулы. Ей там понравится, ей будет полезно выезжать из Лондона. А друзей мы новых заведем. В Дорсете есть даже поле для гольфа, представляешь, – Джордж ухмыльнулся. – Послушай, Джини, ты просто подумай, это все, о чем я прошу. Это же смешно – два старика, скучающие в этом огромном доме, а с тех пор как ушла миссис Миллер, здесь даже чисто уже не бывает. Мы могли бы тратить деньги с большей пользой.

– Деньги тут ни при чем, ты сам это прекрасно понимаешь. С уборкой проблемы, но их легко решить. У Йолы есть подруга, которая готова приходить к нам пару раз в неделю. Просто надо это организовать.

Он посмотрел на нее снисходительно, будто ее слова не имели никакого значения.

– Я мечтаю уехать отсюда, старушка.

Он говорил тихо, своим привычным обманчиво мягким тоном, но Джини с ужасом поняла, что вопрос решен.

– Я сказала, перестань так меня называть. Мы не старые, – пробормотала она чуть слышно. – Правда, Джордж, мы совсем еще не старые. Мы среднего возраста.

На этом обсуждение закончилось, но Джини провела бессонную ночь. Джордж всегда получал то, чего хотел. Этот дом принадлежал ему, и, если он решит продать его, она не сможет воспрепятствовать. В таких вопросах он был старомоден. Хотя она была деловой женщиной, владелицей успешного магазина натуральных продуктов, именно Джордж занимался всеми финансово-хозяйственными вопросами в их жизни. Он решал, куда вложить деньги, когда делать ремонт или расширять сад, покупать новую машину и, конечно, он оплачивал все счета. Она прекрасно могла бы сделать это сама, но он даже не думал поинтересоваться ее мнением. Неужели он действительно продаст дом без ее согласия, думала она, когда лучи восходящего солнца озарили небо и, как обычно, послышались осторожные шаги наверху.