— Что такое… что случилось?.. Я…
Доктор Гартунг резко вскочил и сел. Он вспомнил последние минуты в лаборатории и протянул вперед руки, словно хотел поддержать Тале, поскольку до сих пор видел, как он качается, теряя сознание. Врач снова уложил доктора Гартунга на носилки.
Чуть позже пришел в себя сначала профессор Веге, а затем и инженер Тале. Прошло некоторое время, прежде чем они осознали, что с ними произошло. Сильный кашель заставил Веге снова прилечь. Все трое чувствовали нестерпимую головную боль.
Через четверть часа ученые, начальник охраны, начальник пожарной команды и еще несколько ответственных работников завода вошли в помещение лаборатории №1.
Доктор Гартунг стал белым как стена, когда увидел кучку серого порошка в углу комнаты. Профессор Веге сгорбился еще больше, словно на него навалился какой-то невидимый груз. Он стоял, бессильно опустив руки.
— Чертежи! — только и прошептал ученый.
Вдруг он оживился и наклонился над кучей полусгоревших, вымазанных пеной из огнетушителя папок. Руки его сильно дрожали, когда он вытащил большую зеленую папку.
— Это основные чертежи… папка пуста! — с болью воскликнул он. Быстрыми нервными движениями копался профессор в груде стального порошка, собирая бумаги. Он нашел все папки. Ни одна из них не сгорела до конца. И только зеленая папка была пустой.
— Основные чертежи похищены, — сказал профессор Веге так тихо, будто голос отказывался ему служить. Капли пота обильно выступили у него на лбу. Веге протянул пустую папку доктору Гартунгу. — Украдены, — повторил он и на мгновение закрыл глаза рукой.
Доктор Гартунг нервно вздохнул. Он смотрел на пустую папку, не в состоянии понять, что произошло. Одно было ясно — главного конструкторского чертежа вместе с расчетами не было. Тревожная тишина воцарилась в лаборатории.
Профессор Веге, который стоял на коленях, медленно поднялся.
— Сообщите органам государственной безопасности, — обратился он к начальнику охраны завода.
* * *
Через час трое ученых вместе с сотрудниками криминальной полиции и отдела противопожарной охраны сидели в клубе завода и пытались как можно подробнее восстановить произошедшее.
Ответственный за расследование комиссар уголовной полиции Бергер еще раз взял слово.
— Не возникает никакого сомнения, что в данном случае мы имеем дело с заранее продуманным преступлением. Преступник был хорошо знаком с техникой и местной обстановкой. Как он проник в лабораторию и почему потеряли сознание ученые, остается пока загадкой, которую надо разгадать как можно быстрее. Преступник должен быть схвачен.
Профессор Веге вскочил со своего места.
— Да, его обязательно надо задержать! — сказал он взволнованно. — Представьте себе, что это изобретение попадет в руки враждебного государства! Это ужасно! Монополисты в капиталистических странах и не подумают о тех выгодах, которые дает холодный способ плавления металлов. Их нефтяные и угольные концерны работают только для сверхприбыли. Монополисты заранее знают, что такое изобретение отнимет у них сверхприбыли. Ультразвуковой гиперболоид они превратят в машину смерти. Это изобретение используют для войны! Мы уже знаем подобные примеры. Так случилось с атомной энергией — огромным благом для человечества, — которая в руках преступников превратилась в опасность для всего мира!
* * *
Прошло несколько дней. Комиссар уголовной полиции Бергер задумчиво ходил по кабинету и курил трубку. Остановился около двух своих коллег, стоявших у окна.
— Черт возьми! — выругался комиссар, сунув руку в карман галифе. — Ухватиться бы хоть за маленькую ниточку, от которой можно начать следствие! А то ну ничего важного. Переворачивать завод вверх дном нет никакого смысла. Конструкторский чертеж и расчеты наверняка уже далеко за его пределами. Мы твердо убеждены, что преступник мог пройти в лабораторию №1 только через запасной выход. На замке двери нет ни повреждений, ни каких-либо следов. Значит, его открывали поддельным ключом. Загадкой остается обморок трех мужчин. Этот тип, очевидно, использовал очень сильный газ, потому что, как показывает профессор Веге, они все трое почти одновременно лишились сознания. Итак, коллеги, мы до сих пор ни на шаг не продвинулись вперед.
Восемь ученых, которые имеют какое-то отношение к этому делу, доказывают свое алиби фактами. Инженер Хансен последним покинул лабораторию перед тем, как все произошло. Его показания также не дают нам ничего нового. Только то, что он лично мне несимпатичен как человек, не может быть отправной точкой. Инженер Хансен слишком тщеславен и очень любит власть. Но это, в конечном счете, не юридический аргумент. Профессор Веге характеризует его как знающего инженера. Этот Хансен доказывает, что во время пожара в лаборатории №1 он был в фотокомнате своей лаборатории и проявлял там рентгеновские снимки. Его ассистентка и два инженера подтверждают это. Согласно показаниям все события, в том числе и пожар, произошли на протяжении пятнадцати минут. Таким образом, вряд ли Хансен смог бы за это время выйти из фотокомнаты и вернуться обратно. После этого он опять находился в своей лаборатории.
Комиссар Бергер продолжал слегка неуверенно:
— Алиби доктора Штегемана из пятого отдела мне кажется немного подозрительным. Сильные боли в желудке, которые мучили его в то время, мне совсем не нравятся. Но известно, что он был в медпункте. Сестра также подтверждает, что давала ему желудочные капли. А вот когда он вернулся, не знает и не может подтвердить. Я предлагаю еще раз допросить доктора Штегемана.
* * *
Прошла неделя. В лабораториях завода исследования шли своим обычным порядком. Но возбуждение, вызванное последними событиями, в которых, очевидно, был замешан и шпионаж, не спадало. В столовой за обедом разворачивались ожесточенные дискуссии, мнения резко расходились. В лабораториях царило слегка подавленное настроение. Никто не знал, кому верить, пока преступление не раскрыто. Органы государственной безопасности напряженно работали. Все сотрудники исследовательских отделов, даже уборщицы, дали показания.
Хансен размышлял о двух перекрестных допросах, на которые его вызывали. Он спокойно и уверенно отвечал на один вопрос за другим и при этом смотрел комиссару прямо в глаза.
Тысячу раз он продумывал свои показания. Нет, его ни в чем нельзя заподозрить. Отпечатки пальцев его не выдадут. От этого уберегли перчатки. Собаку собьет со следа специальный порошок, который он рассыпал за собой. Пустой пакет от газа и непроявленные рентгеновские снимки уже уничтожены. Только на секунду он вышел из равновесия. Это когда комиссар спросил про заранее открытую дверь запасного выхода из фотокомнаты. Но и здесь Хансен молниеносно сориентировался и нашел ответ. Он вспомнил свои слова:
— …Как только прозвучало: «Пожар в лаборатории №1», я, как ответственный за противопожарную безопасность в нашем отделе, бросился к двери запасного выхода, открыл ее и приказал всем своим коллегам немедленно покинуть лабораторию и перейти в убежище. Я закрыл дверь за последним человеком и побежал в фотокомнату, где лежало много фотоматериалов. Что-то заставило меня посмотреть направо. Может, крик «Огонь!» заставил меня обернуться, не знаю. Но все равно, я проверил фотокомнату и только тогда, уже немного успокоившись, пошел в убежище.
«Если бы они знали, что я вышел в коридор не через запасной выход фотокомнаты, а через помещение лаборатории — мне был бы конец, не успел бы даже сказать «ой!». Но они никогда не узнают об этом. Никто не мог меня видеть, потому что там не было ни одной живой души. Люди были уже в убежище».
И все-таки Хансен ощущал какую-то тревогу.
Вдруг ему показалось, что кто-то стоит за его спиной. В последние дни инженер Хансен стал очень подозрительным. Ему казалось, что товарищи тайно следят за ним. Их взгляды, жесты казались ему подозрительными, необычными. Но он сразу же брал себя в руки: глупости! Это все только нервы, болезненное воображение! Каждый человек имеет право смотреть на другого. Он медленно повернул голову и взглянул в лицо своей ассистентки.