– Карашо. Такда я ест проводайт переклишка. Луи Кноблох!

– Мой биль сдесс, – отозвался музыкант с медалями.

– Петер Динкельшпиль!

– Сдесс биль мой.

– Херманн Швайнкопф!

– Он биль сдесс.

– Якоб Шнитгер!

– Он ест тут.

– Эмиль Мюллер!

Ответа не последовало, а удивленные музыканты уставились на дирижера.

– Эмиль Мюллер! – повторил тот, а затем, неожиданно что-то вспомнив, продолжил: – О, извинайт! Мой биль сдесс. Хайнрих фон Штраус! Хайнрих фон Штраус! Где есть Хайни фон Штраус?

– Он биль у свой кроват болной, – ответил Луи Кноблох.

– Вас слючился мит его кроват? – вопросил Эмиль Мюллер. – Патчему его кроват болной?

– Найн, найн, кеппельмейстер, – ответил Луи Кноблох. – Ето Хайни болной есть. Он внутри его кроват болной ест.

– Патчему он больной ест?

– Вичера, – пояснил Луи Кноблох, – его ходил на дер бикник, унд слопаль цвай дюзин куриный пятка, унд его кишка сталь капут.

Он проиллюстрировал свое замечание, многозначительно погладив живот.

– Он бил найн гут здорофф играт музик, ми когда уходил.

– Тот кто куриный пятка лопайт, тот болной бит, – решительно заявил Эмиль Мюллер. – Он надо лопай куриный пятка, пока тот ест как яйцо. Играйт!

Все поняли инструменты к губам, но Мюллер предупреждающе поднял палец.

– И другой вещщ, – продолжил он, обратившись к Кноблоху. – Твой сказайт Хайнрих, его нет здес заффтра утро в четыре час дня, когда я собирайт репетиция, я ест его вон! Ви все готофф?

– Я-а!

– Тогда играйт себя!

Послышалась ужасная какофония, после чего Эмиль Мюллер быстро отвел от губ обкусанный мундштук своего корнета.

– Ви не играйт етот музик, – объявил он. – Он есть нет карошш.

– Патчему би ви не написайт свой музик, кеппельмейстер? – предложил Петер Динкельшпиль.

– Я написайт, но я отшен занят, – ответил Эмиль Мюллер. – Давайт мы вместо етот играйт прекрасный музик фон Вагнер, «Дер пахта он дер Рейн».

– Вахта, кеппельмейстер, – поправил Луи Кноблох.

– Какой вахта? – осведомился Эмиль Мюллер.

– Это ест найн пахта, – пояснил Луи Кноблох. – Это есть вахта он дер Рейн.

– Все понимайт, пахта ест лучше, – упрямо возразил Эмиль Мюллер.

Они заиграли снова, но в середине второй попытки Херманн Швайнкопф поднял руку и завопил, перекрикивая шум оркестра:

– Штоп музик! Штоп музик! Я говорайт!

– Вас ист дело? – спросил Эмиль Мюллер.

– Какой музик ти сказаль ми играйт? – вопросил Херманн Швайнкопф.

– Я сказаль «Дер пахта он дер Рейн» фон Вагнер.

Они начали сначала, но музыку снова оборвало энергичное вмешательство Херманна Швайнкопфа:

– Штоп музик! Штоп музик! Я говорайт!

– Патчему би твой не говорайт свой рот, унд капут нам мешайт? – гневно осведомился Эмиль Мюллер.

– Што ест етот музик ми играйт, «Дер пахта он дер Рейн»? Ето есть со-на-да?

– Да… унд нихт! – ответил Эмиль Мюллер, подумав. – Ето ест ин-у-ен-до! Ви все готов ест?

– Я-а! – послышалось в ответ.

– Гут. Тогда вместе все, унд показайт вес мир што ви умейт!

Они заиграли в третий раз, но Мюллер снова их остановил.

– Кто играйт фалшивий нота? – строго вопросил он.

Все удивленно переглянулись, и Луи Кноблох сказал:

– Ну, я не играйт.

– И я играйт нет, – добавил Петер Динкельшпиль.

– И я нет играйт, – сказал Херманн Швайнкопф.

– И я нет играйт нет, – вставил Якоб Шнитгер.

– Ето ти играйт, – обвинил Эмиль Мюллер Луи Кноблоха. – Ти играйт фалшивий нота, и я твой оправданий слушайт нихт!

– Нет, – стоял на своем Луи Кноблох, – я не играйт.

– Играйт, – настаивал Эмиль Мюллер. – Ти играйт фалшивий нота, он биль рядом меня.

– Найн! Мой не играйт фалшивий нота. Мой биль такая же гут музикер, как биль твоя, и может хуже.

– Твой играйт фалшивий нота унд платийт сам, – напомнил ему Эмиль Мюллер.

– О, твой умник слишком не изображайт, – заявил Луи Кноблох, саркастически покачивая головой. – Мой не видел на твой много медаль.

Он самодовольно посмотрел на свою грудь и с удовлетворением обозрел внушительную коллекцию медалей. Эмиль Мюллер, очевидно, был застигнут врасплох, но быстро воспрянул и заявил:

– Мой есть фюрер, и мой может твоя из оркестра вигоняйт. Ми можем и без твой играйт.

– О, карашшо, – сказал Луи Кноблох. – Моя может уйти.

– Тогда патшему не уходийт? Патшему здесс стояйт?

– Мой ждет моя денги.

– Сколько твоя мой должен? – осведомился Эмиль Мюллер.

– Мой должен твой неделний зарплата. Найн, ето твой должен мой неделний зарплата. Плати дьенги, и мой уходийт.

– Твой играйт фалшивий нота унд платийт сам, – ответил Мюллер.

Такой ответ прекратил спор, и Луи Кноблох не стал уходить, а Эмиль Мюллер не стал его выгонять.

Музыканты снова заиграли, и теперь из никто не прерывал. Хотя они надували щеки, а лица у них покраснели, никто так и не смог понять, что за мелодию они играют.

Сидящий на троне Драгозлоб молча подал знак Рылозему. Тот вышел и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли четыре крошечных стаканчика с имбирным пивом.

Якоб Шнитгер заметил его и торопливо подскочил, чтобы схватить стаканчик пива. Через секунду за ним последовал Херманн Швайнкопф, а потом и Петер Динкельшпиль. Луи Кноблох неожиданно заметил, что его приятели собираются промочить горло, и отчаянно помчался к ним, чтобы не упустить такой шанс. После этого играть остался лишь Эмиль Мюллер. Он осмотрелся, не понимая, что случилось, и тоже подбежал к Рылозему, но имбирного пива на подносе уже не осталось. Он так и остался стоять, наблюдая с плохо скрываемой завистью, как четверо музыкантов весело чокаются. Потом квартет запел:

– Прозит, лопукх! – издевательски произнес Луи Кноблох, поднимая свой стаканчик следом за остальными музыкантами.

Эмиль Мюллер утратил дар речи. Он лишь щелкнул каблуками, наблюдая, как они пьют и причмокивают. Драгозлоб снова подал знак Рылозему, который вышел и вернулся с огромной кружкой имбирного пива на подносе.

Эмиль Мюллер ликующе спикировал на нее и с большим трудом поднял. Музыканты благоговейно собрались вокруг, а Луи Кноблох даже встал на цыпочки, чтобы лучше видеть кружку. Эмиль Мюллер сдул пену прямо в лицо Луи, и тот вытер его ладонью, а потом облизал руку, ибо даже малые радости иногда лучше, чем ничего.

– Твой знайт, што Вильгелм Шейк-сбирр би сказаль? – спросил он.

– Найн, – ответил Луи Кноблох, стирая пену с глаз. – Унд што он сказаль?

Эмиль Мюллер поднес кружку к губам и с выражением произнес:

– Шейк-сбирр би сказаль: «В мире есть орднунг!»

Но не успел он глотнуть освежающего напитка, как в окно, разбив его вдребезги, влетел Красный Дух с украденными у принца Флоримеля луком и колчаном, и приземлился у ног Драгозлоба.

– Не дай себя обмануть, добрый хозяин! – возбужденно крикнул он. – Это брауни!