— Просим прощения. Не можете ли вы помочь нам?
— Что вам надо от нас? — тоненьким голоском попробовала возмутиться Оля.
— Милосердия!… Только милосердия… Боже, как радостно на душе! Это при виде вас! Переведите нас, пожалуйста, на ту сторону улицы.
— Вы что? Не в своем уме? — вспылила Оля.
— Мы все за вами… как гномики за Белоснежкой… цепочкой… Там академическая квартира… Кайф… Неощутимый укол… Не пожалеете… Искать нас будете…
— Подите прочь, наркоман! Мне противно!
— Ах, ох! Разве святая Мадонна может так выражаться? И совсем даже не противно. Блаженство! Надо попробовать. Все пробовали.
— Да что ты рассусоливаешь, интеллигент, кандидат наук или член… как тебя там! — вмешался лохматый верзила.
— Дайте дорогу, — требовала Оля.
— Ну нет!… Только через мой труп!… Вы хотите наших трупов? А где милосердие?… Переведите через улицу… умоляем…
Оля морщилась.
Тут к первому наркоману протиснулся из задних рядов рыжий парень, в котором я узнал шофера «мерседеса», похищавшего меня «для интервью зарубежному изданию». Он стал что-то шептать на ухо обладателю усиков.
Тот сначала отмахивался.
— Отчего это кругом все вертится? Карусель какая- то! А как хорошо! Хоть на коне, хоть в санках!… Надо попробовать! Говорю, попробовать! Чего болтаешь? Куда позвонить? Что? Большой куш оторвем? Это у тебя, бра ток, от иглы? Как? Из НЛО… А ты знаешь, что это значит? Надо людей обманывать! Понял? Мадонна! Переведите через улицу… академическая квартира… рояль… Трехспальная кровать… Все будет о'кей! — И он запел: — «Возьмемся за руки, друзья! Возьметесь за руки, друзья, чтоб не упасть поодиночке».
— Господа! Она же меня уронит, Мадонна из НЛО. Я могу разбиться!
— Хватит крутить, — прервал верзила. — Бери их, ребята! Пригодятся… Наше дело правое! Себе берем…
Мне ничего другого не оставалось делать. Я мог заставить пару молодцев корчиться в судорогах, но остальные расправились бы со мной, а Оля…
— Оля, прошу вас, прижмитесь ко мне плотнее, — попросил я.
— Ишь чего он хочет! — заорал верзила. — А мы?… Не будь ты по-нашему Волосатый, мы бы…
Я видел, как побледнела и зажмурила глаза Оля, и ощутил ее колотящееся у моей груди сердце.
Охотно представляю себе ошеломление хулиганов при виде того, как нас с Олей окружила вызванная моим напряжением многоцветная аура, вместе с которой пришло «обнуление масс». Мы потеряли вес и на глазах у перепуганных молодчиков поднялись в воздух.
Нам не стоило показываться в таком виде над шумными улицами, и я предпочел перелететь реку, укрыться в лесу.
Почувствовав себя в полете, Оля раскрыла глаза и прошептала мне на ухо:
— Какой восторг! А они, помните, только на миг застывали в воздухе. — Она имела в виду танцовщиков, которыми мы недавно восхищались.
Теперь мы летели над рекой. Она казалась темной и густой, и в ней поблескивали отражения огней набережной. Лесистый склон другого берега приближался к нам. Я разглядел там какое-то сооружение. Оля поняла меня без слов.
— Это лыжный трамплин. Сейчас пустует, — прошептала она.
Избегая появления среди людей, как бы спустившись с неба, я решил не пугать их и добраться до этого сооружения. Пришлось подняться выше крон деревьев и поравняться с верхней площадкой, откуда лыжники бросались вниз, разгоняясь для прыжка.
Там, высоко, мы и опустились, почувствовав опору под ногами.
Аура вместе с обнулением масс исчезла, но Оля еще продолжала прижиматься ко мне, хотя надобность в совместной микровибрации клеток наших организмов уже отпала.
— Как это было замечательно! Ах, Альсино! Я готова еще раз пережить весь этот позорный ужас, лишь бы снова стать такой счастливой! Правда-правда!
— Здесь должна быть лестница, по которой лыжники поднимаются сюда. Мы могли бы по ней спуститься.
— Спускаться? Сразу? Давайте побудем еще здесь. Отсюда такой чудесный вид на город. Посмотрите! Волшебно!
Перед нами была излучина реки, окаймленная, как драгоценными камнями в ожерелье, цепочкой горящих фонарей. А за ними опрокинутым звездным небом рассыпалось море огней.
Но я подумал не о красоте зрелища, а о сомнительной целесообразности такого скученного поселения людей. Так жили немыслимо далекие наши предки. Ныне у нас не осталось былых городов. Люди расселились по маленьким домикам в живописных уголках природы. Они или возделывали землю, или трудились в приближенных к ним цехах рассредоточенных заводов. Цеха связывались воедино подземными электромагнитными трубопроводами.
Я ни на минуту не забывал, зачем я в этом иномире, где люди так неразумно живут и уродуют его.
Но Оля с восторгом смотрела на это скопище жилищ, огни которых так нравились ей, а я… любовался ею.
— Альсино, — обратилась она ко мне, закинув руки за голову и смотря уже не на город, а в небо. — Хотите, я спою вам сонет, который я пела у нас на веранде на рассвете, перед тем, как встретиться с вами?
Не меняя мечтательной позы, Оля пропела запомнившиеся мне строчки:
Я жду тебя, небесный гость!
Ты пролетишь над звездной бездной,
Чтоб все, что снилось мне, сбылось,
И встретишься с девчонкой бледной…
Сойди ко мне, звезда небес,
Спустись на землю где-то близко,
Сияньем сказочным окутан весь
Отважный, светлый «рыцарь риска»!
Тебе я, может, не нужна,
Но ты мне бесконечно нужен.
С тобой была б я так дружна!
Все вынесу: жару и стужу!
Мой звездный гость!
Я жду тебя,
Хоть и не зная, но любя!
Надо ли говорить, какое волнение вызвал у меня этот сонет и нежная, открывающаяся мне девушка! Это была, пожалуй, минута истинного счастья! Я уже не мог думать о сопоставлении миров…
С неохотой отыскал я лестницу для спуска. Не хотелось снова оказаться на земле, над которой мы как бы продолжали парить…
Внизу, у последней ступеньки нас поджидал разъяренный бородатый и седой сторож.
— Как это вас угораздило туда прошмыгнуть мимо моего носа? Бесстыдники! — накинулся он на нас. — Кустов вам мало, что ли?
— Дяденька, вы нас простите, — стала умолять его Оля.
— В милиции прощать будут. Там добреньких поищите, — с непреклонной суровостью ответил бородач. И добавил возмущенно: — Безобразники! Хулиганье последнее!
— Так мы от хулиганов и спасались, — уверяла Оля.
— И для вранья надо меру знать! Здесь на полкило метра вокруг человека не видать, а она от хулиганов спасалась, бедняжка! Знаем, зачем на вышку лазили, уюта искали. Тоже мне, Ромео с Джульеттой, — щегольнул он в конце своей эрудицией.
Тут Оля неожиданно бросилась к бородачу, обняла его и расцеловала в обе щеки.
— Это вам за Ромео и Джульетту! — объявила она оторопевшему стражу порядка.
Растерявшись, он что-то бурчал себе под нос и заключил:
— Ладно уж, коли так! Отпущу вас, ежели впрямь по любви. Только в другой раз гнездышко себе пониже выбирайте, не на такой высоте, откуда слететь-то не сможете. А сейчас проваливайте, пока не передумал!
Оля потащила меня за руку:
— Как он здорово сказал про нас! Все верно, не знал только, что мы и слететь могли бы. Правда-правда? Вот такие у нас люди разные на противоположных берегах одной реки. Пойдемте. Здесь недалеко метро «Университет». На электричку успеем.
Так закончилось мое знакомство с театром и с теми, кто наслаждался искусством и кто был и вне искусства, и вне культуры вообще.
Какой странный, неодинаковый мир! Когда, наконец, я смогу полностью понять его?
— А вы знаете, Альсино, — смеялась Оля, — я сверху видела как хулиганье попадало со страху, а некоторые пустились наутек. Смешно. Правда-правда!
Мне не было смешно. Скорее, тревожно. Я понял неизбежность участия Оли в полете в наш мир. Его традиции были для меня законом.