– Не надо ничего упоминать! – прикрикнула на него Тина. – Ни названий городов, ни имен людей.
– Ты права, – согласился Карл и, повернувшись ко мне, заявил, что это было не в Стамбуле.
Я кивнул.
– Стамбул вычеркнут. Главное, вы переехали.
– Да. Потом, позднее, нас чуть было снова не поймали. Точнее, поймали, но…
– Нет! – повысила голос Тина.
– Хорошо Тина, ты абсолютно права. Мы сменили много мест, и наконец нам удалось пересечь океан. Мы делали все возможное, чтобы попасть в вашу страну совершенно официально, но ничего не получилось. В Нью-Йорке мы оказались вскоре в силу случайности. Нет, я этого не говорил. И не стану распространяться… Скажу только, что наконец мы попали в Нью-Йорк. Некоторое время нам было страшно трудно, но вот уже прошел целый год с тех пор, как мы получили работу в парикмахерской. Началась такая прекрасная жизнь, что мы почти полностью забыли пережитое. Как мы стали питаться! Нам даже удалось отложить немного денег. Знаете, целых…
– Пятьдесят долларов, – поспешно вставила Тина.
– Совершенно верно, – согласился Карл. – Пятьдесят американских долларов. Короче, я могу сказать, что три года назад мы и не мечтали о таком благополучии. Мы были совершенно счастливы, если бы не опасность… Опасность заключается в том, что мы не соблюдаем ваши правила. Я не отрицаю, что это разумные правила, но для нас они оказались невыполнимыми. Разве человек может быть спокоен, если он знает, что в любую минуту его могут спросить: «Каким образом вы здесь оказались?»
До сих пор беда обходила нас стороной, никто ни о чем нас не спрашивал. Но у нас нет никакой уверенности. Каждый наш день полон тревожных минут, и их бывает так много, что это не жизнь. Нам удалось выяснить, что с нами случится, и мы хорошо представляем, куда нас отошлют. Фашизм у нас на родине снова поднимает голову, и мы не сомневаемся в нашей дальнейшей судьбе. Возможно, вы испытываете ко мне презрение, видя, как я трясусь от страха, но для того, чтобы понять меня, надо самому побыть в нашей шкуре… пережить то, что испытали я и Тина. Я не говорю, что вы станете дрожать от страха, но я уверен: вы тоже по-своему проявили бы свои ощущения. Да, дрожать так, как я, вы, пожалуй, не станете… ведь Тина-то не дрожит… Но мы никогда не чувствуем себя полностью счастливыми.
– Понятно, – согласился я и посмотрел на Тину, но выражение ее лица лишь усилило во мне совершенно непонятное чувство вины перед этими людьми. Поэтому я вновь повернулся к Карлу, подумав про себя, что на их месте я не стал бы обращаться со своими трудностями к парню по имени Арчи Гудвин только потому, что тот ходит в их парикмахерскую. А вдруг этот Арчи окажется страшным приверженцем правил своей страны? Тогда и в Огайо придется испытывать такие же тревожные минуты, как и в Нью-Йорке.
– Вот эти пятьдесят долларов, – произнес Карл, протягивая мне деньги, но на этот раз его рука не дрожала.
Тина нетерпеливо передернула плечами.
– Для вас это пустяк, – сказала она с горечью, – мы понимаем. Но к нам пришла беда, и надо с кем-то посоветоваться, куда ехать. Сегодня в парикмахерскую явился человек, задал нам вопросы. Официальное лицо. Полицейский.
– Вот как? – Я перевел взгляд с нее на Карла. – Тогда совсем другое дело. Полицейский в форме?
– Нет, в обычной одежде, но он показал нам удостоверение: департамент полиции города Нью-Йорка. Там было написано его имя: Джек Воллен.
– В котором часу это произошло?
– В самом начале десятого, вскоре после открытия парикмахерской. Он поговорил сперва с мистером Фиклером, управляющим, а тот привел его за перегородку в мой отсек, где я делаю маникюр. Полицейский уселся, достал записную книжку и принялся задавать мне разные вопросы. Потом…
– Какие вопросы?
– Где я живу, откуда родом, сколько времени работаю в парикмахерской и все такое, а потом спросил про вчерашний вечер: где я была и чем занималась.
– Он объяснил, почему его интересует именно этот вечер?
– Нет, просто задавал вопросы.
– Что вы ему сказали о месте своего рождения?
– Я сказала, что мы с Карлом репатрианты из Италии. Мы так условились. Надо же что-то говорить, когда люди любопытствуют.
– По-видимому, да. Он просил вас показать документы?
– Нет. Но это наверняка впереди.
Она стиснула зубы.
– Мы не можем больше туда возвращаться. Мы должны сегодня же, немедленно уехать из Нью-Йорка.
– Что он еще спрашивал?
– Только это. Главным образом про вчерашний вечер.
– А потом? Карла он тоже спрашивал?
Да, но не сразу. Он отослал меня прочь и завел ко мне за перегородку Филиппа. Когда полицейский закончил, туда вызвали Карла, после Карла – Джимми. Тот все еще беседовал с ним, я уже поспешила к Карлу. Мы оба поняли, что нам пора уносить ноги.
Мы дождались, пока мистер Фиклер зачем-то ушел в подсобные помещения, и просто улизнули.
Поехали на Ист-Сайд в свою комнату, сложили вещи и отправились на вокзал, а потом сообразили, что не имеем понятия, куда ехать. Мы подумали, что раз уж полиция напала на наш след, то хуже не станет, если мы немного задержимся. Но поскольку у нас нет близких людей в Нью-Йорке, самым разумным было обратиться и заплатить за то, чтобы вы нам помогли.
Вы детектив-профессионал, да и потом Карл говорит, что вы ему нравитесь больше других посетителей. Чаевые вы даете умеренные, не подумайте, дело не в этом! Я и сама выделяла вас среди остальных, потому что у вас вид человека, который в случае нужды нарушит любой закон.
Я подозрительно посмотрел на нее, но если Тина и хотела меня умаслить, то делала она это совсем незаметно. В ее голубых глазах я не увидела ничего, кроме страха, который заставил их бежать, и надежды, что я смогу сохранить им жизнь.
Я посмотрел на Карла. У него на лице тоже был страх, а надежды не было. Однако он прямо сидел на стуле, больше не дрожал, и я вдруг подумал, что он ни капельки не удивится, если я подниму телефонную трубку и вызову полицию. Трудно было понять, сумел ли он взять себя в руки или же просто так «перегорел», что ему стало все безразлично.
Я возмутился.
– Черт побери! Вы явились сюда, уже этим все испортив. Чего ради вам понадобилось удирать из парикмахерской? Ведь ваше исчезновение сразу же приковывает к вам внимание и заставляет заподозрить вас во всех смертных грехах. Полицейский допрашивал и остальных, причем делал упор на последний вечер. Почему? Чем примечателен этот вечер? Что такого вы натворили? Какие еще нарушили правила?
Оба открыли рты, чтобы ответить, и Тина уступила Карлу. Он сказал, что они ничего больше не нарушали. С работы прямиком направились к себе в комнату, поели, как обычно. Тина немного постирала, а он читал книгу. К началу десятого или около десяти они вышли на прогулку, а уже в половине одиннадцатого вернулись и легли спать.
Я окончательно обозлился.
– Вы сами себя высекли, – заявил я безжалостно. – Если вы ничего плохого не натворили прошлым вечером, какого черта убежали? Нужно же хоть немного соображать, в противном случае вы пропадете ни за что, ни про что. Почему вы не обсудили все спокойно?
Карл улыбнулся. Честное слово, он улыбнулся, но у меня не появилось желания ответить ему.
– Полицейский, задающий вопросы, – сказал он все тем же ровным голосом, – производит разное впечатление на разных людей. Когда за вашей спиной стоит вся страна, и когда вы не совершили никакого преступления, вы чувствуете себя сильным и ничего не боитесь. Даже… если вы находитесь вдали от родины. Но у нас с Тиной нет родины, нет документов. Вернее, такая страна, которую мы когда-то считали своей родиной, ничего нам не сулит, кроме смерти. Если нас туда отправят, мы сразу же наложим на себя руки. Одинокие люди нигде в мире не могут ответить на вопросы полицейского и оказаться правыми. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Господи, какие идиотские рассуждения! – закричал я.
Тина поднялась с места и подошла ко мне, протянув на ладони смятые бумажки.
