В лучах восходящего солнца над горами мусора распложенной близ Юльста[1] свалки с криками носились чайки. В дальнем конце территории работал старый бульдозер, выплевывая в морозный воздух клубы густого вонючего дыма. В кабине водителя сидел Антон, одетый в толстый пуховик с зеленым логотипом предприятия на груди; на голове у него была теплая кожаная кепка с опущенными ушами. В руке он держал кружку-термос и попивал из носика кофе. Слушая поп-музыку, которая лилась из транзистора, он сонно смотрел в лобовое стекло. Вдруг возле высившейся впереди кучи автомобильных моторов и отслуживших деталей что-то привлекло его внимание. Он выключил двигатель и поставил кружку на выступ приборной доски. Бульдозер остановился, Антон вылез из кабины и подошел к горе металлолома. Подняв взгляд, он увидел на вершине худую обнаженную женщину; она стояла спиной к нему, обратив лицо к простиравшейся перед ней площадке. Сняв рукавицу, Антон достал из нагрудного кармана мобильный телефон и торопливо набрал номер.

Женщину воткнули в гору металлолома по самые колени, словно для того, чтобы ее не повалил ветер. Кожа туго обтягивала кости, все тело было выкрашено известкой, так что издали производило впечатление мраморного изваяния. Даже глазные яблоки были покрыты краской, и мертвый, словно у римской статуи, взгляд женщины был неподвижно устремлен на высившиеся впереди кучи железного хлама.

– Это Антон, – сказал водитель в трубку. – Я тут нашел еще одну…

– Ну, что ты там нашел? – ответил на другом конце его шеф.

– Еще одного белого ангела.

– Ты уверен?

– Да вот она тут прямо передо мной. Такая же, как те четыре… Что мне делать?

На другом конце послышался тяжелый вздох:

– А что тут поделаешь? Придется снова вызывать полицию.

Пустынный ангар авторемонтной мастерской тонул во мраке. Только гудение работающего в углу генератора нарушало тишину. Из узкой смотровой канавы, протянувшейся посередине помещения, пробивался тусклый голубоватый свет. Там внизу валялся карманный фонарик с еле теплящейся лампочкой. Рядом с фонариком на грязном цементном полу скорчившись лежала голая женщина. Все тело ее было в ссадинах, руки и ноги покрыты кровоподтеками, длинные белокурые волосы слиплись от сгустков свернувшейся крови, вытекшей из раны на виске, спина была исполосована рубцами, как будто ее хлестали плетью.

Открыв глаза, Маша увидела на полу перед собой горящий фонарик. Она с трудом перевела дух и сразу почувствовала, как в ожившее тело вместе с адреналином хлынул страх. Все мускулы у нее свело от напряжения, в горле пересохло. Едва она начала приподниматься, как тут же замерла, ощутив резкую боль внизу живота. Она совершенно не помнила, как оказалась в этой вонючей канаве. Болела каждая клеточка тела, а мысли путались. Она снова попыталась встать и кое-как поднялась, хватаясь за сырую холодную цементную стенку. Температура в ангаре была близкой к нулю, и девушку пробирала дрожь. Неподалеку от нее валялся комок тряпок. Красное шелковое платье, стринги и пара темно-коричневых замшевых сапожек. Она узнала свою одежду. Кто-то сорвал все это с нее. Но даже при виде вещей она не вспомнила, что случилось. Вдруг где-то громко щелкнул замок, и в дальнем конце ангара со скрипом открылась дверь. Маша медленно выпрямилась. Пахнуло холодным воздухом, который на миг развеял застоялую вонь смазочного масла. Привстав на цыпочки, Маша выглянула за край канавы. Вошедших было несколько, они шли, толкаясь, тесной гурьбой, направляясь от двери в ее сторону. Три маленькие фигурки и две плечистые. Маленьких заставили слезть по железной лесенке в канаву. Маша нагнулась, чтобы подобрать свои вещи, и прикрылась платьем. Она смотрела на трех спускавшихся к ней девушек. Им было лет восемнадцать-двадцать, не больше, все три – Машины ровесницы. Худенькие девчонки из славянских стран. Та, что спустилась последней, пошатывалась, она была либо пьяна, либо напичкана наркотиками. Две другие жались друг к дружке, плакали и молились. Молитва была знакомая, православная, Маша с детства знала ее наизусть. Девушки разговаривали по-русски, и до Маши долетели отдельные слова. «Нам никогда не уйти от них, никогда не уйти», – сквозь слезы повторяла младшая.

Маша хотела с ними заговорить, но голос пропал, при новой попытке горло обожгло болью.

– Кто… вы… такие? – еле выговорила она. – Где мы… находимся?

Девушки продолжали причитать и молиться, точно не слышали вопроса. Маша повернулась в другую сторону и посмотрела наверх, но мужчин, которые привели девушек, уже не было видно. Она торопливо надела платье, измазанное машинным маслом и кровью. Затем протиснулась мимо девушек к лестнице, чтобы подняться из канавы. Только бы уйти отсюда! Как можно скорей!

Но тут дверь снова открылась, и в ангар вошли пятеро мужчин. По краю смотровой канавы зажглись люминесцентные лампы. Маша замерла, как зверек, пойманный на дороге лучом автомобильных фар. Она попыталась заслониться от света ладонью, но свет лился со всех сторон, и она инстинктивно сползла на дно канавы к трем другим девушкам. Над ними властно высились пятеро пришедших мужчин. В стылом помещении изо рта у них вырывались клубы пара, окружая их густым облаком и делая похожими на огнедышащих драконов. Маша услышала, что один из них говорит по-русски. На каком языке говорят остальные, она разобрать не смогла. Ей показалось, что это не то сербский, не то албанский – словом, что-то в этом роде.

– Вон ту, – загремел из темноты один голос. – Вон ту мы уже как следует отделали!

Маша узнала этот голос по сиплому призвуку, похожему на стон. Это был предводитель, который всеми командовал во время изнасилования. Он орудовал ремнем. У нее затряслись коленки и перехватило дыхание.

– Помоги мне! Помоги, Игорь! – прошептала она…

Затем упала на цементный пол и словно провалилась в могильную тьму.

Рагнар Бертельсен, сидя на гостиничной кровати, смотрел телевизор. Аппарат с маленьким экранчиком висел перед ним на стене. Рагнару было уже за шестьдесят, волосы на его голове поредели, зато на груди и на спине красовалась пышная растительность. На бедрах у него было махровое полотенце с логотипом «Рэдиссона», повязка была туго затянута, чтобы скрыть растолстевший живот. Пригубив из бокала просекко, он, не отрываясь от экрана, где шли новости, громко изрек по-норвежски:

– Вот это да!

Затем восхищенно добавил:

– Просто невероятно!

Дверь туалета открылась и в комнату вошла искупавшаяся Маша, ее обнаженное тело с узкими бедрами блестело, маленькие крепкие груди были намазаны увлажняющим кремом. Рагнар на секунду оторвался от телевизора, чтобы взглянуть на ее попку, которую она выпятила, нагнувшись за оставшимися на полу черными стрингами.

– Просто что-то невероятное!

– Ты о чем? – спросила она, надевая трусики.