Он приподнял край маски и поцеловал меня в губы с такой страстью, что я почувствовал, что слабею.
- Ты будешь принадлежать мне нынешней ночью, Андреа, а я - тебе.
- Джованни, но я думал... Уже поздно, и...
- Проклятье, я это знаю. Но послушай, если нам действительно удалось избежать опасности, о которой ты говорил, мы можем немного задержаться в городе, правда? Бенито подождет на площади Джудекки, а мы с тобой... Я знаю одно место, где нас не побеспокоят.
Я улыбнулся, отыскав пальцами его твердый член, упирающийся мне в спину.
- Вы хотите уподобиться бездомным бродягам?
- С тобой - да. Понимаю, что в постели нам было бы уютнее... но я не в силах терпеть, к тому же мне всегда хотелось заняться любовью в грязной подворотне.
Теперь уже я засмеялся в открытую, и он стал обнимать меня, прижимая к себе с силой разгорающегося желания. Когда мы выехали на площадь Джудекки, я уже завладел его членом и ласкал его, почти не стесняясь.
- Бенито, - стараясь сдерживаться, проговорил Джованни, - жди здесь, я вернусь через полчаса.
Слуга кивнул, и мы свернули в одну из боковых улочек. Я первым спрыгнул с лошади, Джованни последовал за мной. Прижав меня к грязной стене дома, он сорвал с меня маску и, задыхаясь, стал целовать меня взасос, несмело забираясь руками мне под рубашку. Я отвечал ему с неутолимой страстью, желая лишь одного - отдаться ему, принадлежать без остатка, шепча о своей любви к нему, о том, что эта ночь останется в моей памяти до самой смерти... Его губы были прохладными, но я чувствовал огонь, полыхавший в его теле. Опустившись на колени, он ослабил пояс моих штанов и начал осторожно, но требовательно ласкать мой мужской орган. Я застонал от невыносимого удовольствия, растворяясь в его удивлении, в его нежности, в его силе... и вдруг услышал приближающиеся шаги.
- Джованни... - умоляюще прошептал я. - Пожалуйста, подожди...
Он остановился и вопросительно посмотрел на меня снизу вверх.
- Здесь кто-то есть, - сказал я, оглядывая улицу.
Джованни поднялся, с тревогой обнял меня и положил ладонь на рукоять шпаги. Мы напряженно замерли, всматриваясь в ночную тьму, но все было тихо. Возможно, мне действительно просто померещилось.
- Успокойся, - прошептал он, покусывая мое ухо. - Это, наверное, собака, крысы или просто ветер...
Я приник губами к его губам, убеждая себя, что он прав. Он со стоном прижался ко мне бедрами, ища рукой мой член. У меня закружилась голова, колени готовы были подогнуться...
Внезапно Джованни замер, с его губ слетел хриплый мучительный крик. Его пальцы вцепились в меня, я тоже вскрикнул, от неожиданности, запоздалого осознания и потрясения - а затем отлетел в сторону, отброшенный сильным ударом в челюсть. Ослепнув от ужаса и боли, я лежал на земле, чувствуя холод зловонной лужи, в которую упала моя несчастная голова, и отчаянно пытался придти в себя.
- Быстрее, - услышал я. Раздались шум короткой борьбы, лязг стали и отвратительные звуки, от которых у меня внутри все сжалось. Мне показалось, что мое сердце вот-вот разорвется, - но я все еще был жив и даже не мог потерять сознание.
- Нет, - горько прошептал я одними губами, и слезы неудержимо хлынули из моих глаз. - Нет... Джованни...
- Берите его, - тихо скомандовал голос. - Следов остаться не должно.
Сквозь застилающий глаза туман я увидел перед собой чьи-то ноги, обутые в грубые сапоги.
- А что делать с этим?
Моей щеки коснулась жесткая рука, влажная и пахнущая кровью. Его кровью... Я уже не мог ничего сделать - ни для него, ни для самого себя, да теперь это было уже и не нужно.
- Увези его в бордель Стефанетти, что за церковью Тринити дей Монти. - Убийца говорил с легким акцентом. - Жаль, я, кажется, сломал ему челюсть.
- Ничего, заживет. Некоторым даже нравится... А может, его тоже прикончить?
- Хватит болтать. У меня есть приказ. Берите того, за кого вам заплатили, и положите его поперек седла. А ты останься, смой всю эту кровь и увези мальчишку к Стефанетти.
Я почти не сознавал боли, когда меня грубо схватили и вздернули на ноги. То, что я чувствовал, не имело ничего общего со страданием тела.
Джованни. Все произошло так быстро и так непоправимо... Твоя кровь на моем лице, на моей одежде, на руках того, кто толкает меня в спину. Кровь, за каждую драгоценную каплю которой я готов был отдать свою жизнь. Она уже высыхает... Могут ли вернуть тебя теперь молитвы и слезы? Почему я не подумал о том, что убийц может быть гораздо больше? Почему убедил себя, что Микелотто работает лишь с двумя наемниками в одежде слуг? Их было больше, о, конечно, гораздо больше, и они следили за тобой, куда бы я ни пытался увезти тебя. Твоя судьба была предрешена уже задолго до этого страшного часа...
Я безутешно рыдал, терзаемый невыносимой душевной мукой, и мой конвоир, скрутив мне запястья за спиной веревкой, подтолкнул меня сзади:
- Пошевеливайся. Черт, не питай мой господин непонятного уважения к приказам, уж я бы с тобой поразвлекся. У тебя крепкая попка, небось, в ней побывал не один гость...
Он еще что-то бормотал, и острие его кинжала упиралось мне между лопатками. Я подумал - как было бы просто сделать шаг назад, и лезвие погрузилось бы в мое тело... может быть, так же глубоко, как в тело Джованни.
- Убей меня, - прохрипел я, не глядя на головореза. - Дай мне умереть.
- Пошел! - крикнул он, снова толкнув меня, и я поплелся вперед.
Мы шли долго, казалось, целую вечность. Я видел лишь темноту и черные силуэты собственных ног, машинально передвигающихся по мостовой. Мир померк, утратив краски, звуки и запахи, над ним воцарились ночь - и смерть.
Улица пошла вверх, желтый свет качающегося фонаря обрисовал бледный круг возле порога какого-то дома. Несмотря на поздний час, в доме горел свет и раздавались голоса, пение и смех.
Мой провожатый открыл дверь и втолкнул меня внутрь, в пахнущее потом, вином и благовониями помещение. Я увидел мужчин и женщин, полуобнаженных, лежащих на кушетках, пьющих и совокупляющихся. К нам тут же подошел высокий седоватый человек с гладко выбритым лицом и спросил:
- В чем дело? Здесь не место для подобных развлечений...
- Посмотри на этого мальчишку, Стефанетти.
Мою голову вздернули кверху, грубо взяв за подбородок, и я невольно опустил глаза.
- Да, неплох... только избит сильно.
- Уверен, ты быстро его вылечишь, и он еще принесет тебе кучу денег.
Я упал на колени и закрыл руками лицо.
- Хорошо, я его возьму, - сказал Стефанетти. - А теперь убирайся отсюда.
За моей спиной хлопнула дверь.
- Встань, мальчик. Здесь ты будешь в безопасности. Идем, я покажу тебе твою комнату. Как твое имя?
Я не ответил. Теперь уже все равно, было ли у меня имя. Он постоял немного, затем помог мне подняться и осторожно дотронулся до моей пылающей щеки.
- Тебе здорово досталось. Умеешь ты говорить или нет, но я позабочусь о тебе, а потом ты будешь заботиться о себе сам.
Стефанетти сдержал слово. Он выхаживал меня, приглашая врача, которому платил серебром, и кормил с ложки супом, заставляя принимать пищу, потому что я решил уморить себя голодом. Мне незачем было больше жить. В заведении было еще шестеро юношей и три девушки, обученных пению, поэзии, искусству плотской любви и светским манерам. Бордель Стефанетти не принадлежал к разряду самых известных и дорогих в Риме, посетителями его были в основном зажиточные горожане и слуги знатных господ, а от Ватикана он находился довольно далеко, поэтому люди из папского окружения здесь практически не появлялись. Я жадно прислушивался к новостям, надеясь, что случилось чудо, и Джованни спасся, что он был лишь ранен, а теперь выздоравливает в папском дворце... Но я слышал только невероятные слухи, приукрашенные подробностями, от которых у меня кровь стыла в жилах. Говорили, что на улице, ведущей от площади Джудекки к мосту святого Ангела, какие-то бандиты едва не зарезали человека, но шум борьбы привлек внимание жителей ближайшего дома, и негодяям не удалось довести свое грязное дело до конца. Несчастного, истекающего кровью, подобрали и принесли в дом, но он бредил, говоря что-то о герцоге Джованни Гандийском, среднем сыне папы Александра, и просил сообщить обо всем его святейшеству, а через несколько часов умер на руках у прибывшего из апостольского дворца капеллана. Он ничего не знал о том, что случилось с герцогом, и все его слова походили на бред, особенно упоминание о человеке в маске, уехавшем с герцогом на одной лошади. Судьба самого герцога будоражила воображение горожан. Никто не знал, что с ним сталось; Джованни попросту исчез. Через четыре дня какой-то торговец сказал Стефанетти, что исколотое кинжалами тело папского сына выловили из Тибра, и тогда мое сердце обратилось в камень.
