Фабио нервно переплел испачканные в красках пальцы.
- Я должен посоветоваться с женой, и...
- Пусть вас не беспокоят вопросы оплаты и содержания. Герцог Лодовико располагает средствами, чтобы платить достойно работающим у него людям. У вас будет собственный дом неподалеку от замка и все необходимое для работы. Если у вас есть ученики, можете взять их с собой, если нет - найдете помощников на месте. Я понимаю, что сразу решиться на такой шаг сложно, поэтому готов ждать вашего решения до завтрашнего вечера. Вы можете найти меня в гостинице "Дуб и корона" на улице Розы.
Он простился с хозяевами и Фабио и вышел, сопровождаемый камердинером.
- Для вас это неплохое предложение, судя по всему, - сказал граф Орети, обращаясь к художнику. - Я всегда считал, что настоящий талант пробьет себе дорогу.
Фабио тепло поблагодарил графа и его супругу и, обещав известить их о своем решении, направился домой. В городе уже зажгли факелы; художник торопливо шагал, прижимая к груди под рубашкой кошель с деньгами, полученными за портрет, и стараясь держаться освещенных мест. Несмотря на свою физическую крепость, он боялся грабителей: едва ли не каждые три дня из реки вылавливали раздетые трупы, и мирные горожане после наступления темноты спешили домой, даже не имея за душой ни гроша.
Войдя в дом и заперев за собой дверь, Фабио облегченно рассмеялся. Из спальни послышался встревоженный голос Терезы:
- Фабио, это ты? Что случилось, что ты смеешься? Уж не сошел ли ты, часом, с ума?
- Все просто отлично, малышка. - Он вбежал в спальню, бросил на колени сидящей в кресле жены увесистый мешок с дукатами и горячо сжал ее в объятиях. - Тереза, дорогая, мы богаты!
- Да, этого нам хватит на несколько месяцев. - Она недоверчиво посмотрела на него снизу вверх. - А если ты найдешь еще заказы...
- Я уже нашел их! У меня будет много работы, я...
- Фабио, прекрати. Вот уж не думала, что какие-то пятьдесят дукатов могут так погубить твой рассудок.
Он засмеялся.
- Знаешь, налей-ка мне воды, чтобы я мог умыться и оттереть краску, а потом мы пойдем в постель и я все тебе расскажу.
Уже позже, погасив свечу у изголовья, Фабио положил ладонь на упругую грудь Терезы и стал рассказывать, медленно поглаживая ее и чувствуя, как под его пальцами твердеет ее сосок. Время от времени он прерывал свое повествование, чтобы поцеловать жену, но она была слишком захвачена новостями, чтобы думать о любовной игре.
- Ну, вот, собственно, и все, - заключил Фабио. - Что ты об этом думаешь, милая?
- Даже не знаю, - задумчиво проговорила она, проводя пальцами по его груди. - Конечно, звучит заманчиво, но не окажется ли этот герцог Лодовико тираном вроде Сфорца? Говорят, что Сфорца развлекается тем, что лично рубит головы своим пленникам. Все знатные вельможи сейчас пытаются перещеголять друг друга в разврате и жестокости, уподобляясь папским сыновьям, которых на людях принято называть племянниками!
- Тереза, дорогая, у меня в любом случае нет и не будет никакой серьезной работы в Сиене.
- Что ж. Возможно, тебе следует попытаться.
- Завтра я скажу герцогскому посланнику, что готов ехать. За нашим домом может пока присмотреть твой брат, а если все сложится хорошо, мы совсем продадим этот дом и останемся в Урбино. Что скажешь?
Она вздохнула и медленно улыбнулась. Наступило молчание. Фабио склонился и стал осторожно целовать ее лицо, шею, плечи. Его пальцы уже гладили ее живот, спускаясь все ниже.
- Люби меня, - прошептала она, раскрывая бедра навстречу его руке. - Люби меня, Фабио.
Он бережно опустился на нее, лаская ее грудь, и ощутил своей твердой плотью ее влажный нетерпеливый жар. Она сама направила его и оплела ногами его поясницу, заставляя проникнуть глубже. Он застонал, и ее ответный стон был полон боли и наслаждения. Поддерживая себя руками, Фабио задвигался, стараясь попасть в ритм движений бедер Терезы, ее запах и вкус ее нежной кожи сводили его с ума. Его губы и язык играли с ее сосками, и она вскрикивала и стонала все громче и чаще. Огонь ее гибкого тела заставлял Фабио терять над собой контроль. Еще немного - и она замерла в его руках, напряженно выгибаясь всем телом, и забилась в сладостной судороге, непроизвольно насаживаясь на его пульсирующий член. Наконец, он коротко вскрикнул, не в силах больше сдерживать приближение конца, и излился, заполняя ее горячее лоно живительной влагой.
Потом они долго лежали, обнявшись, сохраняя уютное тепло друг друга, пока Фабио незаметно для самого себя не провалился в сон.
Наутро он первым делом отправился в лавку банкира Спаноччи и уплатил просроченный долг, а сверх того - еще десять дукатов, подлежащие уплате в следующем месяце. Поверенный Барбаццо был, похоже, не слишком удивлен, получив деньги, и пожелал мастеру хороших заказов в будущем.
После этого Фабио пошел в гостиницу "Дуб и корона" и спросил, у себя ли синьор Пьетро Риньяно. Получив утвердительный ответ, он поднялся в комнату герцогского секретаря. Известие о решении Фабио ехать в Урбино обрадовало Риньяно, он велел мэтру Сальвиати забрать с собой все его картины, поинтересовался, не нужно ли ему помочь с отправкой багажа, и сказал, что немедленно распорядится насчет подводы.
Уже после полудня весь немудрящий скарб семейства Сальвиати и десяток нераспроданных картин Фабио были уложены на подводу, и художник с женой, попрощавшись с соседями, тронулись в путь, провожаемые братом Терезы, верхом сопровождавшим их до городских ворот. Там же, у ворот, к ним присоединился Пьетро Риньяно, и путешествие началось.
Дороги между Сиеной и Римом не слишком изобиловали разбойниками, однако путники обычно старались следовать за купеческими караванами или группами паломников, чтобы в случае нападения иметь шансы для защиты. Фабио имел при себе короткий клинок, но управлялся с ним значительно хуже, чем с кистью. Риньяно тоже не был похож на силача, так что рассчитывать можно было скорее на удачу и на помощь других путешественников. Несмотря на опасения Терезы, разбойников они не повстречали, и через три дня добрались до Виа Фламиния, тракта, ведущего из Венеции в Вечный город. Их путь, впрочем, лежал чуть дальше на восток, в лесистые предгорья, где находились владения герцога Монтефельтро.
В дороге Риньяно много рассказывал о герцоге Джироламо, которого любил и почитал как справедливого и щедрого хозяина, о его жене Джованне и сыновьях - Лодовико, Стефано и маленьком Паоло. Он все еще не мог прийти в себя после нападения на замок людей герцога Чезаре Борджиа. Все произошедшее казалось ему чудовищным кошмаром; прежде он много слышал о великодушии герцога Чезаре, который помиловал сдавшееся ему население Романьи и запретил солдатам мародерствовать в покоренных им городах, и никак не мог поверить, что милосердие папского сына было лишь политической игрой, рассчитанной на получение поддержки простого народа. Герцог Монтефельтро, владелец небольшого замка, был фигурой иного масштаба. Он просто был богат и неугоден властителям Рима, что же касается стоящих за ним сил - в сравнении с армией герцога Валенсийского они были смехотворно малы. Чезаре мог не обуздывать свои звериные наклонности, захватив его замок, и закрепившаяся за ним слава убийцы подтвердилась в полной мере. Фабио, уже слышавший немного о нападении на замок герцога Монтефельтро, был подавлен новыми подробностями, а Тереза попросту была в ужасе. По словам Риньяно, двор замка представлял собой кровавое озеро, на лестницах и в коридорах лежали трупы, женщин насиловали и тут же закалывали, как свиней. Камердинер, посланный с известием в Нери, явился к герцогине Джованне, чтобы сообщить печальные новости, и Лодовико, услышав о смерти отца и брата, упал в обморок к ногам матери. Вернувшись домой, Джованна и старшие сыновья герцога уже не застали ужасающих картин насилия и смерти, но последствия нападения говорили сами за себя. Лодовико принял на себя заботы о похоронах погибших. Риньяно сказал, что юный наследник Урбино пользуется любовью простых людей, однако придворные и родственники отзываются о нем довольно сдержанно. Фабио поинтересовался причиной, но Риньяно лишь неопределенно пожал плечами.
