Фабио усмехнулся и погладил ее грудь.

   - И часто тебе приходится это делать?

   - Ну, время от времени. Не больше трех раз на день.

   Он засмеялся уже громко и поцеловал ее в щеку.

   - Такая похоть не делает тебе чести. Я уже староват, чтобы заниматься этим по три раза в день, но ужасно ревнив, имей в виду.

   - Мне не приходило в голову охотиться на мужчин в твое отсутствие, - шутливо сказала Тереза. - Просто приезжай почаще, хорошо? Герцог Лодовико уехал в Урбино, я видела, как он проезжал через город вместе с сопровождающей его свитой. Ты мог бы отдохнуть. Скажем, начинать работу можно попозже, а заканчивать пораньше... Что ты об этом думаешь?

   - Думаю, что герцог, вернувшись, захочет проверить, способен ли я работать самостоятельно, или за мной нужно постоянно следить, чтобы я не бездельничал целыми днями. Работа художника видна сразу, моя дорогая.

   Она разочарованно вздохнула и потерлась грудью о его согнутую руку.

   - Прости меня, я немного устал, - сказал он, закрывая глаза. Он был счастлив, что Тереза не стала продолжать беседу, поддерживать которую ему было слишком непросто. Впервые между ними вырастала стена недомолвок, которая, как чувствовал Фабио, со временем неизбежно должна была стать стеной лжи. Но разве мог бы он рассказать ей всю правду?

   Лодовико вернулся на исходе седьмого дня. Фабио, рисовавший в своей комнате эскизы росписи для спальни герцога, услышал, как во дворе раздались стук подкованных копыт, многочисленные голоса и лязг оружия, и понял, что вскоре увидит своего юного хозяина. Его сердце заколотилось так, что готово было выскочить из груди. Выйдя из комнаты, он посмотрел вниз, где конюшие уже вели в стойла лошадей, а Лодовико в сопровождении Риньяно и еще четверых придворных направлялся к входу в донжон. За ними следовали слуги, тащившие личные вещи и оружие герцога. Фабио заметил выбежавшего им навстречу Стефано, который тут же стал расспрашивать Лодовико, но герцог отвечал односложно и с нетерпением оглядывался вокруг. Подняв глаза, он заметил Фабио в галерее третьего этажа, и с улыбкой помахал ему. Художник поклонился, тоже улыбаясь. С его души словно упал камень: Лодовико вернулся, живой и невредимый, и, по-видимому, не собирался больше уезжать. Фабио почти не удивился, когда вскоре пришедший слуга пригласил его в столовую ужинать вместе с герцогом и его семьей.

   Он тщательно вымылся, побрился, надел лучший из своих костюмов, который подарил ему Лодовико, потом расчесал непокорные седоватые волосы и отправился вниз, стараясь не выдать своего нетерпения перед свиданием со своим дорогим господином.

   Лодовико осматривал приемную залу. Неоконченная скульптура Дианы белела в углу, среди мраморного крошева, рабочие выкладывали ступени лестницы плитами из того же белого камня; убранные леса были сложены у дальней стены. Плафон потолка с завершенной росписью украшала свежая лепнина, которую двое товарищей молодого Джанфранко успели закончить только сегодня. Заслышав шаги Фабио, герцог быстро обернулся. Сопровождавшие его Риньяно и канцлер, до этого оживленно обсуждавшие работу мастеров, замолчали как по команде. В глазах Лодовико вспыхнула мгновенная радость, омывшая душу Фабио подобно теплому летнему дождю. Любовь, обещание, нетерпение, восторг - все было в этих прекрасных синих глазах, говоривших красноречивее любых слов. Фабио почтительно поклонился.

   - Синьор Сальвиати, я восхищен, - проговорил юноша, улыбаясь. - Росписи великолепны, куда лучше, чем я мог себе представить. Вы сотворили настоящее чудо. Доменико, выдайте синьору Сальвиати еще двести дукатов.

   - Не будет ли... - начал было Гвардиччани, но герцог повернулся к нему, и его взгляд стал тяжелым.

   - Может быть, вы сами могли бы нарисовать не хуже? В таком случае, я готов заплатить вам триста дукатов, если мне понравится ваша работа. Впрочем, все же не думаю, что мне стоит просить вас расписывать мой замок. Просто выполняйте то, что я прошу.

   Риньяно улыбнулся в усы и поприветствовал Фабио.

   - Я в вас не ошибся, синьор Сальвиати, - сказал он, пожимая художнику руку. - Готов поклясться, что замок его сиятельства Гвидобальдо де Монтефельтро расписан гораздо хуже, несмотря на то, что у него работают именитые живописцы.

   - Как прошла ваша поездка? - поинтересовался Фабио.

   - Скучно, - отозвался герцог, незаметно для Риньяно положив ладонь на запястье художника, отчего тот затрепетал. Тонкие сильные пальцы Лодовико ласково погладили его обнаженную кожу, чуть сдвинув вверх рукав камзола. - Я не мог дождаться, когда покину это общество напыщенных пустозвонов.

   Он немного рассказал о празднике в Урбино, о прибывших туда вельможах, об охоте, устроенной герцогом Гвидо для гостей, и о его замке. В его словах сквозила насмешка, порой язвительная, порой веселая. Риньяно слушал его ироничный рассказ с улыбкой, время от времени добавляя собственные подробности, и Фабио, подхватив игру, задавал вопросы, на которые Лодовико не мог отвечать без смеха.

   За ужином герцог был сдержан и казался уставшим; он повторил свой рассказ для матери и брата, но без сарказма, сохраняя убийственную серьезность. Вопросы Джованны в основном касались праздника и приглашенных на него девушек; она поинтересовалась, был ли Лодовико подобающе галантен и не присмотрел ли он себе невесту среди дочерей знатных вельмож.

   - Мама, ты же знаешь, моя мечта - блистательная Лукреция Борджиа, дочь святейшего отца нашего папы. К несчастью, ее не пригласили на праздник, она все еще скорбит по своему несчастному второму супругу... или третьему? Честное слово, она, вероятно, и сама уже сбилась со счета...

   Он закатил глаза к потолку, горестно воздев брови, и Фабио едва удержался от смеха.

   - Прекрати паясничать, Лодовико, - нахмурилась Джованна. - Ты должен уже думать о том, что оставишь после себя. Я хочу, чтобы ты поскорее женился и завел детей.

   - Мама, прости. - Лодовико посерьезнел. - Наверное, я слишком устал, чтобы продолжать этот разговор. Я обещаю подумать над продолжением рода после того, как наш замок обретет приличный вид.

   - Ты можешь тянуть сколько угодно, - холодно сказала Джованна. - Будь ты посообразительнее, то понял бы, что твои шансы на высокое положение могли бы значительно возрасти с женитьбой. После Гвидо Урбино унаследует Франческо делла Ровере, разве не так? А что останется тебе?

   - Мне не тягаться с делла Ровере, мама. Мне останется честь, доброе имя и спокойная жизнь. Если я не стану ссориться с Франческо, то сохраню и свои владения. А теперь прошу тебя сменить тему, иначе я буду вынужден уйти.

   Стефано фыркнул с набитым ртом, и Лодовико сердито посмотрел на него, но ничего не сказал. Герцогиня Джованна со вздохом попросила сына рассказать о новорожденной дочери Гвидо, и тот с явным облегчением выполнил ее просьбу. Его взгляд то и дело обращался на Фабио, и художник чувствовал переполняющее его возбуждение.

   После ужина Лодовико объявил, что хотел бы обсудить с Фабио детали росписей кабинета и спальни, и пригласил живописца к себе. Поднимаясь по лестнице, герцог говорил о ничего не значащих вещах, нервно перескакивая с одного предмета на другой, и едва за ними закрылась дверь кабинета, бросился на шею Фабио.

   - Ох, как же я скучал! - воскликнул он, горячо обнимая художника. - Раньше я и подумать не мог, что кто-нибудь будет столько для меня значить! Фабио...

   Его дыхание обожгло щеку Фабио, мягкие губы нетерпеливо прижались к губам. Скользнув ему в рот, художник стал ласкать его языком, упиваясь ответной лаской юноши. Они целовались страстно и глубоко, а руки герцога уже срывали с Фабио камзол. Упав на кушетку, Фабио потянул Лодовико за собой, продолжая гладить его лицо и плечи. Пальцы его скользнули ниже, как бы ненароком задев твердую выпуклость на штанах герцога, и тот застонал, опускаясь на художника сверху.