— Долго она в Ненвернессе не протянет, — неожиданно сказала Молли, оглядываясь через плечо.
Кэтрин поняла, что она имеет в виду Агнес, и испуганно спросила:
— Неужели жизнь в Ненвернессе так сурова?
За время пути она ни разу не задала подобного вопроса, опасаясь показаться трусихой, но сейчас ей вдруг отчаянно захотелось узнать, что ждет ее и Уильяма.
— Да ни за какие блага в мире я не согласилась бы жить где-нибудь еще, — засмеялась Молли, явно сочтя вопрос неуместным. — Во всей Шотландии не найдется такого красивого поместья. К тому же это моя родина, а не просто место, где приходится жить. Хотя Ненвернесс и вправду изумителен, он мне дорог не из-за красоты. Дом есть дом, — закончила она. Кэтрин в очередной раз позавидовала новой подруге, ибо сама Кэтрин никогда не чувствовала себя дома в той маленькой деревушке, где выросла. Ей всегда казалось, что она чужая. В каком-то смысле так и было, внебрачная дочь графа резко отличалась от деревенских ребятишек и часто задавала себе вопрос: как сложилась бы у нее жизнь, если бы ее не воспитали как леди и она не знала бы, что наполовину Кэмпбелл?
Точно ответить на этот вопрос невозможно, однако Кэтрин почему-то не могла отделаться от мысли, что в любом случае была бы недовольна жизнью, даже по другим причинам.
Зачерпнув со дна горсть песка, она принялась оттирать жир и грязь, а затем ополоснула посуду в чистой воде и передала Молли, которая вытирала тарелки и кастрюли своим фартуком.
— Нет, вы только взгляните, просто диву даешься! — в сердцах воскликнула рыжеволосая шотландка.
От ее хорошего настроения не осталось и следа. Теперь недовольство вызвал помпезный шатер, поставленный на опушке леса. Полог был опущен, чтобы вечерняя прохлада не проникла внутрь. Оттуда выбивалась полоска света — посередине шатра горел костер, для которого специально вырыли огромную яму. Возведением грандиозного сооружения два часа занимались четверо мужчин. Еще два часа ушло на то, чтобы утихомирить Агнес, которая хлопотала вокруг госпожи: ведь надо растереть Саре ноги (она, бедняжка, замерзла!), помассировать плечи, напомадить волосы, переодеть и проверить, чтобы на ужин подали блюда, которые по вкусу ее любимице.
Преданность горничной Сара воспринимала как должное, мило благодарила ее, ни разу не выказала недовольства. Кроткая, любящая — идеал, а не женщина. О такой жене мечтает каждый мужчина.
За эти три недели путешествия Кэтрин еще не приступила к исполнению обязанностей компаньонки, поскольку ее услуги ни разу не потребовались, чему она была только рада. Даже находясь вдали от новобрачных, Кэтрин не могла забыть о том, что Сара вышла замуж. И тем более выбросить из головы ее мужа.
Вот и сегодня, разложив у костра теплую подстилку и чувствуя, как Уильям, свернувшись клубочком, посапывает у нее под боком, Кэтрин погрузилась в мечты. С каждым днем все труднее уговаривать себя, что Хью Макдональд предназначен не ей.
Она словно ждала невозможного…
Лагерь разбили на небольшом пятачке голой земли, окружавшие его гигантские сосны наполняли воздух ароматом. Шепот меняющихся стражников, крик одинокой ночной птицы в морозном воздухе, скрип кожи, журчание ручья в нескольких футах от костра, сонное дыхание спутников — все это напоминало Кэтрин о том, что она находится далеко от своего уютного коттеджа в Данмуте.
Неожиданно в этой привычной симфонии звуков прозвучала новая нота, словно кто-то осторожно шел по ковру опавших листьев.
Кэтрин мгновенно насторожилась. Приподнявшись, она подтянула колени к подбородку, обняла их одной рукой, а другую положила на спину Уильяма, согревая его и защищая. За время путешествия Макдональд не раз видел эту трогательную пару. Эта женщина была хорошей матерью, всегда готовой броситься на помощь своему ребенку.
Он обвел глазами ее фигуру, начиная с роскошных волос, струившихся по плечам, и кончая мысками запыленных ботинок. От холода щеки у нее раскраснелись, а спутанная масса завитков выглядела так, словно женщина только что поднялась с любовного ложа. Рыжеватая шевелюра и карие глаза выдавали истинную дочь Шотландии, каковой она и была, о чем свидетельствовали ее чувственный рот, грудной смех и огонь в глазах. Все это время Макдональд безуспешно пытался изгнать ее образ из памяти. Заинтересовавшись чем-нибудь, Кэтрин загоралась восторгом, словно ребенок, и казалась ровесницей сына, печаль в ее глазах сменялась радостью. Именно с таким выражением она подставляла лицо солнцу или, прищурившись, всматривалась в туманную даль. Хью не раз задавался вопросом: неужели она ко всему в жизни относится с таким пылом?
У Кэтрин была своеобразная, очень милая походка, будто она подстраивала шаг к ритму музыки, никому, кроме нее, неведомой. С развевающимися юбками, ботинками, заляпанными родной шотландской грязью, и победоносной улыбкой, которой она встречала каждое утро, вдова Сиддонс олицетворяла в глазах Макдональда беззаботную молодость, оставленную им далеко в прошлом. Ее заразительный смех, доносившийся до него, несмотря на разделявшее их расстояние, напоминал Макдональду журчание воды, падающей на отполированные камни.
— Почему не спите? Неужели не устали?
Услышав его голос, Кэтрин обернулась. Сердце у нее забилось от радостного предчувствия, все тело пронизало приятное тепло.
— Я любовалась звездами и мечтала, — призналась она шепотом, словно боялась спугнуть лесных обитателей.
Хью подошел к догоревшему костру. Лишь временами в нем пробегали искры, бросая красноватый отсвет на фигуру Макдональда, отчего тот казался нереальным — получеловек, полувидение.
— Когда я был маленьким, — сказал Хью, устремляя взор в небо, — звезды представлялись мне чьими-то глазами, наблюдавшими за мной с высоты. И когда одна из них мерцала, я думал, что она мне подмигивает, словно небеса заботятся о моем благополучии.
— А когда падала? — спросила Кэтрин, желая его поддразнить. — Что вы представляли себе тогда?
— Конечно, слезы. Девичьи слезы, пролитые из-за меня.
— Какое самомнение! — со смехом упрекнула его Кэтрин. — У меня в этом случае возникал совсем другой образ. Увидев падающую звезду, я загадывала желание и почему-то была уверена, что оно сбудется.
Наступило молчание. Чувствовалось, что собеседники понимают друг друга без слов.
— Вы не похожи на других женщин, — заметил Макдональд, опускаясь на колени рядом с ней.
В его словах не было ни похвалы, ни осуждения, только констатация факта. Кэтрин действительно отличалась от знакомых ему женщин, большинство которых не интересовалось ничем, кроме своей внешности и нарядов.
Сломав веточку, Хью поворошил тлеющие угли, взметнулся сноп искр и, превратившись в пепел, растаял в воздухе. Он вытер ладонь о штаны. Кэтрин не сводила глаз с его сильной загорелой руки. Каждое из этих немудреных движений врезалось ей в память, особенно запомнились длинные, гибкие пальцы.
Интересно, каково ощущать их на своем теле?
Странная мысль, не соответствующая ни ее прошлому, ни воспитанию, ни опыту замужней жизни, ни скудным знаниям о мужчинах. Кэтрин стыдливо отвела взгляд, словно Хью мог догадаться, о чем она думает.
— Меня всю жизнь называли чудной, — сказала она как бы нехотя и тут же пожалела о своих словах.
Минуту назад она не собиралась раскрывать душу этому в общем-то чужому человеку, окутанному ночной тьмой. Но Кэтрин инстинктивно чувствовала, что Макдональд не станет над ней смеяться, не употребит ее откровенность во зло, как поступил бы граф или Генри.
Разве можно сравнивать его с такими недостойными людьми?
Макдональду вдруг захотелось спросить, почему ее так называли, но он знал, что подобный интерес таит в себе опасность.
— Будь все люди одинаковыми, это вызывало бы скуку, — улыбнулся он и встал.
Что скрывала его улыбка — доброту или насмешку? Кэтрин не могла угадать, поскольку не видела глаз Мак-дональда. Их необычный цвет однажды уже поразил ее. Казалось, они вобрали в себя всю синеву океана и бездонного неба.
