Как только он так сделал, Юранд вновь двинулся с места, также выруливая на обочину. И притормозил, практически не парализовав движения. Если кто-то из водителей машин, идущих следом за маршруткой, что-то и почувствовал, то быстро успокоился, когда критичная ситуация не получила неприятного развития.

Теперь расстояние между ними составляло не более ста метров. Мужчина, сидевший за рулем маршрутки, выскочил первым и даже прихватил монтировку, наверняка собираясь устроить хулиганам серьезную разборку. Юранд тоже вышел из машины, но идти навстречу не спешил. Не потому, что испугался разъяренного водителя, – просто объясниться с ним поляк мог либо на родном языке, либо по-английски, либо языком жестов. Ни один вариант бы не сработал против разводного ключа. Вместо Юранда к остановленной маршрутке направились Ольга с Агнешкой, причем Жуковская поймала себя на мысли: совершенно не чувствует страха, хотя в подобных ситуациях испуг – абсолютно нормальное чувство. Агнешка также умело скрывала свои эмоции. Оле пришла в голову неожиданная мысль: польская коллега сейчас целиком и полностью надеется на украинскую, ее знание психологии местных людей и, как следствие, умение вести с ними переговоры.

– Я поубиваю вас тут сейчас! – заорал водитель на ходу, потрясая импровизированным оружием.

– Нам поговорить надо! – выкрикнула в ответ Оля, выставив при этом руку перед собой, словно защищаясь. Однако в голову сразу пришла другая мысль, и она подняла обе руки на уровень плеч, демонстрируя тем самым, что сдается, сопротивляться не собирается, готова отдаться на милость победителя.

То ли этот жест покорности и одновременно доброй воли возымел действие, то ли мужчина из маршрутки понял наконец, что лупить женщин монтировкой не стоит, – так или иначе, но он опустил руку. Хотя продолжал пылать гневом.

– Слышь, девки, что тут за игрушки у вас?

– Извините! – быстро проговорила Оля. – Простите нас, но такие обстоятельства… Так получилось… – Что у вас там получилось? Дуры вы, я так себе вижу!

– Нам срочно нужно поговорить с двумя вашими пассажирками.

– Я здесь каким боком?

– Никаким, – признала Ольга и дальше ляпнула совершенно, как ей показалось, глупую в своей простоте фразу: – Вы их просто везете.

– Везу, – согласился водитель. – А вы мне мешаете работать! – И лишь после паузы, прокрутив что-то в голове, спросил наконец с долей подозрительности: – Кого это я везу такого важного, интересно?

– Можно, мы сами с ними поговорим? – вступила Агнешка.

Услышав иностранный акцент, водитель чуть снизил градус собственной агрессии. Даже зачем-то спрятал руку с монтировкой за спину.

– У меня график вообще-то. Начальство штрафует…

Агнешка сунула руку в задний карман джинсов, вытащила несколько сложенных розовых купюр («По двести гривен», – машинально отметила Оля) и протянула водителю.

– Компенсация.

Тот, не мешкая ни секунды, даже не дав себе времени обдумать ситуацию, просто взял деньги. Сунул в боковой карман своей потертой джинсовой куртки, зачем-то оглянулся по сторонам, словно подозревая за собой слежку, причем, похоже, с воздуха. И только потом пожал плечами, сделав шаг в сторону:

– Ладно. Если сильно надо. Только это… времени все равно мало… Как-то там шустрее разбирайтесь…

Войдя в салон, Оля сразу же увидела обеих Онищук: мать и дочь сидели в третьем ряду, плечом к плечу, разве что Люда чуть опустилась вниз, будто стараясь спрятаться от посторонних глаз. Татьяна же встретила взгляд Ольги прямо, смотрела на нее вызывающе, даже выдержала ее взгляд, но, как и дочь, промолчала.

– Чего случилось? – поинтересовался кто-то, перекрикивая голоса одесситки тети Песи и ее великовозрастного сына-толстяка Эмика – пассажирам в качестве лекарства от дорожной скуки включили известный сериал «Ликвидация».

– Сейчас поедете дальше, – успокоила их Жуковская, сделала несколько шагов по узкому проходу, приблизившись к матери и дочери, и укоризненно произнесла:

– Зачем же так, Татьяна? Мы договаривались…

– Ни о чем мы не договаривались! – огрызнулась та в ответ. – Оставьте нас в покое, я еще вчера просила.

– Люда… – обратилась Оля к притихшей девушке, но мать, словно хищная птица, защищающая гнездо, подалась влево, закрывая дочь своим телом и отгораживая ее от посторонних.

– Не надо девочку трогать! Со мной говорите!

– Люди смотрят, – как можно спокойнее сказала Жуковская. – И слушают.

– Пускай все слышат, как вы мне надоели! Как достали нас и нашу семью своими…

– Хватит! – теперь Оля чуть повысила голос. – Мы в самом деле задерживаем людей, других пассажиров. И наши дела никому не интересны. Давайте выйдем, поговорим… Ровно пять минут, обещаю.

– Никуда я с вами не пойду! – отрезала Татьяна.

– Напомнить, почему мы здесь?

Вздохнув, Татьяна обреченно выбралась в проход, двинулась к выходу. Агнешка вышла первой, пропуская ее. Ольга, еще раз бросив полный жалости взгляд на Люду Онищук, проговорила, обращаясь к остальным пассажирам:

– Извините нас, – и добавила, сама не зная зачем: – Такие дела… Личные…

– Так решайте! – послышался с заднего сиденья мужской голос. – У меня поезд вообще-то!

Когда все трое вышли из маршрутки, Агнешка легонько взяла Татьяну за локоть, отводя к обочине. Та агрессивно вырвала руку. На своих собеседниц смотрела с неприкрытой враждебностью.

– Мы не будем сейчас выяснять отношения, – начала Жуковская. – У нас нет отношений. Не хотите общаться – дело ваше. И мы с Агнешкой вас прекрасно понимаем. Вы отказались, как и остальные. Сперва согласились, потом – передумали. Бывает.

– Бывает, – охотно кивнула Татьяна, почувствовав, что ее готовы понять и даже простить. – Для чего гонки устраивать?

– Вы деньги взяли, – отчеканила полячка. – Вам заплатили, сколько вы захотели.

– Мало! – не сдержалась Татьяна.

– Может быть, – легко согласилась Агнешка. – Только вы, пани, назвали именно такую сумму. И получили ее. Кто может гарантировать, что, если бы вам дали больше денег, вы так же не сбежали бы с ними? Это – нечестная игра, пани Онищук.

Помолчав, Татьяна ухмыльнулась.

– Слушайте, тетки, а кто видел, что я у вас деньги брала? Может, я расписку вам дала? Или вы с собой юристов приводили? Не докажете! Понятно? Не дока-же-те!

– Никто не собирается доказывать. Передумали говорить – просто верните деньги.

– Какие деньги? – Татьяна сделала круглые глаза. – Какие деньги? Откуда они у меня? Мы все потратили, за участие в конкурсе красоты нас чуть ли не догола раздели! Вы были у нас дома, видели, как мы живем! Муж безработный…

– Стоп! – Оля жестом прервала ее словесный поток. – Хватит. Агнешка, мы станем требовать с нее деньги?

– Не вижу теперь смысла, – покачала полячка головой.

– Вот, правильно! – Татьяна радостно потерла руки. – Теперь оставите нас в покое?

– Да, – кивнула Агнешка. – Претензий никаких. Скажите только, зачем вы взяли деньги и решили сбежать.

– Какие…

– Вы взяли деньги, пани, – жестко повторила Агнешка, перебив ее. – Мы не собираемся у вас их отнимать. Почему вы сбежали с деньгами?

– Давно хотели, – сдалась Татьяна, с лица которой сползла улыбка, – давно думали выехать из Луцка хоть на время. У нас родня под Черниговом. Часть денег мужу оставила, часть с собой беру. Пускай Люда посидит там хотя бы месяц, пока все забудется.

– Думаете, забудется?

– Очень на это надеюсь.

– И что, тысячи долларов хватит на все про все?

– Других денег все равно нет, – женщина развела руками. – Только предупреждаю сразу, в следующий раз я этого нигде уже и никому не скажу. Вы не обеднеете, а у нас другого шанса не будет.

Агнешка вздохнула.

– Я не вижу смысла продолжать разговор, Оля.

– Я тоже, – согласилась Жуковская. – Езжайте дальше, езжайте, куда хотите. Только вам придется вернуться обратно, рано или поздно. Или вы совсем собрались бежать из Луцка?

– То уже не ваше дело! – вызывающе сказала Татьяна Онищук.