«Мы все здесь чувствуем себя не в своей тарелке, – подумалось Анне. – Слишком жарко. Без холода и немеющих на морозе пальцев все иначе».

Она обернулась к сестре.

– Счастливого Рождества, Ленхен!

Через несколько дней начнется новый год. Анна вдруг содрогнулась. Мысль о том, что новый год не принесет им ничего хорошего, засела у нее в голове.

– Мой муж вернется в ближайшее время и ненадолго здесь останется, – сказала Герти Вильмерс сгорбившейся над клумбой Анне.

Девушка продолжала выдергивать сорняки, выросшие среди маргариток госпожи Вильмерс. Краем глаза она видела Адель, которая сидела на веранде в кресле-качалке под еще не слишком жаркими лучами утреннего солнца. В январе, полтора месяца назад, та разрешилась от бремени. Она требовала к себе много внимания во время беременности и оказалась такой же привередливой роженицей. Адель прижимала к себе и целовала маленького мальчика, потом передавала его Ленхен, которая после родов не отходила от нее ни на шаг и даже иногда проводила ночи в хозяйском доме Вильмерсов.

– Вот!

Герти ткнула пальцем, указав на травинку, которую Анна пропустила. В последние дни она особенно придиралась к огрехам.

«Словно хочет показать, что я плохо работаю, – подумала Анна. – А теперь еще и намекает на то, что скоро возвращается господин Вильмерс». Анна поджала губы. Но ей нужна работа, потому что ее отец все пропил, а Калебу все чаще приходится оставаться в постели. Ей никак нельзя потерять это место!

Герти указала на еще один сорняк.

– Куда ты только смотришь, девочка? Очевидно, прошли те времена, когда всем немцам была свойственна добросовестность. Мои родители тоже были бедными людьми, но всегда держали дом в чистоте, а в огороде, разумеется, не было ни одного сорняка. И я знать не хочу, как обстоят дела у вас дома, Вайнбреннеры. – На какой-то момент Анне показалось, что Герти погрузилась в воспоминания. – Перед нашим домом была клумба, на которой мать высаживала цветы. Она любила цветы. Она любила их, как, собственно, и порядок в доме. Сегодня утром… – Герти погрозила пальцем перед носом Анны. – Сегодня утром мне пришлось вытереть стол еще раз. Вы стали небрежными, и ты, и твоя сестра.

Анна молчала в надежде, что госпожа Вильмерс успокоится, но оказалось, что пожилая дама вошла в раж.

– Мы – немцы, понимаешь ты это? Мы не такие, как другие люди. Другие живут в беспорядке, в окружении грязных детей и вонючих собак. А мы нет!

Герти поморщилась от отвращения. Анна по-прежнему молчала.

– Только не мы! Наши дома всегда в чистоте! Мы работаем! Мы первыми высадили на этой земле фруктовые деревья. Да, именно мы, немцы, сделали это – засадили пустынные земли садами. Мы первыми стали разводить молочный скот. Ни один коренной аргентинец не станет этим заниматься, и в этом наше счастье. Любой хочет купить у нас молоко, любой!

Она хрипло рассмеялась.

– Да, госпожа Вильмерс, – ответила Анна, все еще стоя на коленях.

С веранды доносился голос Адели и тихие ответы Ленхен. Герти Вильмерс на секунду нахмурилась.

– Итак, как я уже сказала, – продолжила она, – мой муж скоро вернется домой. И мне больше не нужна будет ваша помощь.

Вот она и произнесла самые страшные слова! Анна взглянула на испачканные землей руки.

– Ты меня поняла? – переспросила Герти. – Вы обе мне больше не нужны! Возвращается мой муж, а через пару недель из Гамбурга наконец приедет моя сестра. Как бы мне ни нравилась стряпня Ленхен, но я не намерена больше выбрасывать деньги на ветер.

Анна наконец кивнула.

– Конечно, госпожа Вильмерс.

Больше ей ничего не пришло в голову. Там беспрерывно вертелась одна и та же мысль: «Я потеряла работу».

Когда Калеб в тот день вернулся домой, Анна сидела в комнате, погруженная в мысли, смотрела в маленькое окно на двор. Она заметила, что муж устал, но в тот момент у нее не было сил поддержать его.

– Что случилось? – осторожно спросил Калеб, поглаживая грубыми ладонями ее спину.

Анна тихо всхлипнула.

– Это я у тебя должна была спросить, – сказала она несколько секунд спустя, – это ведь ты пришел с работы домой.

Анна разглядывала гардину, которую повесила в начале года, чтобы хоть как-то украсить комнату. Отец стал ворчать, когда она решила жить в ней вместе с Калебом, но ведь они были супружеской парой. Анна считала, что у них есть право на свой угол. К тому же вместе с Калебом они зарабатывали львиную долю средств для семьи.

Девушка решительно вытерла глаза рукой и взглянула на мужа. Ей пришлось приложить усилия, чтобы не расплакаться. По раскрасневшимся щекам Калеба можно было предположить, что он пышет здоровьем. Но его тело с каждым днем усыхало, он все чаще страдал от сильных приступов кашля.

Калеб протянул руки, и Анна бросилась в его объятия.

– Анна, – наконец хрипло прошептал он, – ты хоть иногда вспоминаешь наш сарай у реки?

Девушка кивнула, потому что уже не могла произнести ни слова, лишь ближе прильнула к нему в крепких объятиях. Как она могла забыть те вечера, сарай, журчание реки, ветви деревьев, колышущиеся в солнечном свете и отбрасывающие размытые тени?

– Да, – ответила она и еще раз кивнула. Анна почувствовала руку Калеба на затылке. Его пальцы перебирали пушок у нее на шее.

– Люби меня, – неожиданно попросил он, – люби меня так же, как тогда.

– Но…

– Не говори ничего, Анна. Позволь мне поверить, будто все так же, как раньше, и вся жизнь у нас впереди.

«Но она и так вся впереди», – хотела сказать Анна, но промолчала. Она больше ничего не говорила, просто начала расстегивать его рубашку, стараясь не обращать внимания на выпирающие сквозь прозрачную кожу ребра. Не устанет ли он? Сможет ли она это сделать? Неуверенность заставила ее заколебаться.

– Пожалуйста, Анна…

Она глубоко вздохнула и стащила рубашку с его костлявых плеч. Потом Калеб принялся развязывать шнурки на ее блузе. В следующий миг они опустились на кровать. Тут Анна почувствовала кожей грубое покрывало. Калеб склонился над ней и нежно убрал пряди со лба.

– Ты всегда будешь самой красивой девушкой для меня, Анна. Никогда не встречал подобной.

– Почему ты это говоришь? – вырвалось у нее.

Калеб удивленно взглянул на нее.

– Потому что это правда.

В его взгляде было столько любви! Анна вздрогнула: в ее памяти вдруг всплыло лицо, которое полюбилось ей за долгие недели путешествия. Она старалась прогнать это воспоминание.

– Я тоже тебя люблю, – быстро прошептала она.

Калеб рассмеялся.

– Да я же это знаю!

Анна прикусила губу и на секунду крепко прижалась к его теплому телу.

Все было неловко, как в первый раз, но они хорошо знали друг друга. Вскоре Анна услышала, как Калеб закашлялся от наслаждения и напряжения. Она не могла не обратить на это внимание, но старалась не подавать вида. И только когда он поднялся, застонав, а потом с радостным вздохом опустился на нее, Анне пришлось закусить губу, чтобы снова не расплакаться. Калеб хрипло дышал.

– Ты сделала меня таким счастливым! – наконец произнес он, а потом закрыл глаза.

После того как Анна потеряла работу, она совершенно не могла спать по ночам. Одна мысль сменялась другой. Девушка не могла найти покоя. Снова ничего не помогало, даже злость на то, что все потеряно. Она должна найти выход – выжить в этом мире. Она должна больше зарабатывать для семьи, для Калеба, чтобы поберечь его.

Однажды утром Анна приняла решение: попросить Штефана Брейфогеля, бывшего работодателя мужа, принять ее вместо Калеба. Она могла бы убедить его в том, что сумеет выполнять такую же работу, пусть она и женщина. Ведь Анна хорошо управлялась с лошадьми. Кроме того, она умела писать без ошибок и быстро считать. Это могло стать плюсом.

Девушка вычистила платье и попыталась вывести самые заметные пятна. Она вынуждена была использовать для мытья запасное ведро воды. Анна причесала волосы, заплела их в тугую косу и критически взглянула на свое отражение в сильно потускневшем зеркале, которое протянула ей Ленхен.