-Да я уж поняла, - шепнула я. – Он такой… с иголочки.

А Александр тем временем начал говорить:

-Спасибо вам, дамы и господа, за то, что в этот праздничный день решили посетить мою выставку, - у него был звучный голос, раскатами грома перекатывавшимися по залу. – Я благодарю каждого, кто сейчас стоит здесь и может лицезреть мой труд. Все картины, что представлены – результат моих бессонных ночей, но самое главное мое детище – «Пятница в три».

Раздались аплодисменты еще громче прежних. Я тоже похлопала и опустила руки на юбку платья.

-Эта картина очень многое значит для меня. Когда-то, словно в другой жизни, я видел этого мальчонку, смеялся вместе с ним и проводил столько времени, сколько мог. Но самое наше любимое занятие происходило в пятницу, в три часа. Мы ехали с ним на озерцо и рыбачили, рыбачили до последнего алого всполоха заката.

Во мне что-то екнуло. Я уже слышала это.

-Сейчас мальчонка вырос. Но пятницу в три я не забуду. Встречайте, улыбчивый паренек, голубоглазое чудо, так сильно возмужавшее и похорошевшее – мой племянник, Адам Домбровскис!

Я видела, как хлопают люди. Я видела их наклеенные улыбки, сверкающие взгляды. Но я не слышала ничего.

Тошнота мгновенно подкатила к горлу, встала противным комком, когда на сцену поднялся молодой человек в темно-синем, идеально сидевшем и облегающим во всех местах костюме. Его темные волосы, всегда бывшие в культурном беспорядке, были умело причесаны и уложены. На руке сверкали дорогущие часы.

Он обвел надменным и самоуверенным взглядом народ, послал широкую улыбку, которая не затронула его ледяных глаз.

Я думала, это шутка. Злая шутка судьбы.

Я молча смотрю вперед, не осознавая, что сжимаю юбку. Я вижу шевеление губ Адама – он что-то говорит – но я не слышу, что именно.

Мой мир медленно, но верно останавливается. Я все так же смотрю перед собой и не понимаю, что происходит.

Все рушится. Ноги будто бы вмерзли в пол, разум затопили волны ужаса и неуверенности. Но сердце колотилось, как бешенное. Тело сжимается в тиски, мои кости, кровь, разум – все застыло. Я тяжело вздыхаю, пытаясь подавить начинающуюся истерику.

И тут мои мысли взрываются. Адам – племянник Александра. Он богач, а его маменька – сестрица художника. Он врал, когда говорил, что его семья не представляет ничего особенного. Да уж, совсем ничего!

И тут его очертания начинают расплываться. Глаза наполнились слезами, и я моргаю, моргаю – но все вокруг до сих пор мутное, совершенно размытое.

Я по-прежнему ничего не слышу и не вижу. Только чувствую касание холодных пальцев к моей ладони – прикосновение знакомое и твердое – Лера. Я снова моргаю и, наконец, зрение немного проясняется – я вижу прямо перед собой лицо подруги – она обеспокоенно глядит на меня, и я вижу то, чего больше никогда не хотела видеть в ее глазах – сочувствие.

Жалость. Ко мне.

Она протягивает мне руку, но я отмахиваюсь от нее, словно от назойливой мухи. Ее губы шевелятся – она что-то говорит. Успокаивает и пытается обнять.

Я ничего не чувствую.

Я хочу что-то сказать, но мои губы словно не мои – они не разжимаются и не подчиняются моим приказам.

Я против своей воли снова поднимаю глаза на сцену и застываю. Потому что Адам смотрит прямо на меня.

На долю секунды я вдруг возвращаюсь к прошлым дням, когда он лежал со мной рядом и обнимал, смотря своими нежными глазами мне в душу. Разрывая ее на части.

Я ощущаю пустоту, смотря сейчас на него. Это бредово. Мне хочется закричать, разорвать платье и бежать, бежать, пока мои ноги не растекутся лужей слез, непролитых глазами.

И тут мои глаза снова застлали они. Непрошенные гости.

Реки слез бесшумно покатились по лицу, прокладывая себе путь по щекам, скатываясь на подбородок и теряясь в изумруде платья. Мои плечи затряслись, руки сжали платье сильнее, и все мое тело забила мелкая, неприятная дрожь.

Я закрываю глаза так сильно, что чувствую, как они начинают болеть. Я дышу, делая резкие вздохи и чувствую, что куда-то иду.

Открыла глаза. Лера выволокла меня из зала в холл, где не было никого, кто смог бы меня увидеть.

Я подняла на нее глаза и молча уставилась, не в силах говорить.

-Боже, это дурдом какой-то, - шепотом сказала Лера, даже не смотря на меня. Ее руки тряслись, и она нервничала не хуже меня. – Пойдем, Редж. Я возьму нашу одежду.

Она испарилась за секунду.

Голова кружится, мысли налетают одна на другую, но я прогоняю их, упорно стараясь не упасть на пол и не разреветься. Я повторяю, как мантру:

Держись.

Выше голову.

Оставайся сильной.

-Боже, дай мне все объяснить!.. – слышу я сквозь туман и медленно поворачиваю голову. Предатель стоит в дверях – его глаза полны раскаяния и боли, волосы растрепались, словно от бега, а кулаки сжаты. – Регина, милая моя…

Он закрыл дверь и шагнул ближе ко мне. Я даже не могла пошевелиться. Я снова закрыла глаза и начала дышать.

Вдох. Выдох.

-Я должен был сказать тебе… Должен был объяснить, что это все – фарс. Я не хотел быть здесь…

-Но ты не объяснил, - слышу я скрипучий голос и с запозданием понимаю, что он принадлежит мне. Он был удивлен не меньше меня – странно, я думала, что разучилась говорить.

-Боже, Регина… Я не думал, что это так важно для тебя… Милая моя, родная, - он снова шагнул ближе и почти уперся в меня. – Я не могу потерять тебя – только не так.

Я взглянула на него и увидела искренность. И вот она – эта гребаная искренность – меня добила.

Я расплакалась, прижимаясь к нему всем телом. Руки Адама заскользили по моей спине, гладя и лаская, успокаивая. Он что-то шептал мне, но я не слышала, что именно.

Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Я знаю.

-Адам!?.. – услышала я высокий пронзительный голос и отстранилась от него. Послышалась легкая поступь шагов. Выглянув из-за плеча Адама, я увидела высокую и фигуристую девушку в синем платье старше меня. Она надменно шла, а ее бриллиантовые серьги размером с грушу покачивались при каждом шаге.

Все тело Адама напряглось. Он взял меня за руку и попробовал спрятать за себя, но я все же увидела ее собственническое выражение глаз – холодное и расчетливое.

-Почему ты сбежал? Ирина послала меня за тобой… что ты делаешь? Кто это?!

-А ты кто? – услышала я за своей спиной ледяной голос Леры и обернулась. Она стояла позади меня, сощурив карие глаза. От нее волнами исходила неприязнь.

-Я – невеста Адама. Что вообще здесь происходит?! – девушка нахмурила черные брови, осматривая нас троих по очереди.

Я поднимаю взгляд на Адама и вижу, что она не лжет.

-Нет… нет-нет-нет! – начал было он, но я снова отключаюсь от реальности.

В горле все пересохло, а в глазах помутнело. В голове застучали тяжелые молотки, а внутри черепа мой мозг был готов взорваться.

Правда настолько невыносима, что я мечтаю, чтобы Адам пощадил меня, солгав.

Я крепко обнимаю себя за плечи, мечтая, чтобы боль прошла.

Не проходит.

Я чувствую так, словно меня ограбили – украли нечто ценное и очень, очень важное для меня.

Голова начала кружиться, а мысли – путаться. Я сглотнула слезы и резко втянула носом воздух.

Вдох. Выдох. Вдох…

Я заставляю себя встретиться взглядом с ним – и вижу ужас, отчаяние. Он мотает головой, говорит, говорит, говорит – но я не понимаю. Я не смотрю на его губы – я не могу отвести взгляд от его глаз – прекрасных лживых глаз.

И тут он касается меня. Шок, который я испытала при этом, не передать.

Я отшатнулась назад в ужасе. Мои суставы стали хрупкими, а ноги лишились костей. Мне необходим кислород, мозг, мне необходимо найти свои легкие.

Я закрываю глаза и повторяю:

Держись.

Выше голову.

Оставайся сильной

Что-то теплое падает на мои плечи. Тут же ледяной порыв ветра жалит меня, прокрадывается во все уголки тела. Кровь застывает в жилах, я открываю глаза и вижу белые сугробы. Тяжелые ледяные хлопья падают на мощенное булыжником крыльцо, на меня, на Леру, сжимавшую мою руку.