Ночь была теплой; холодного ветерка, который дул по вечерам несколько предыдущих дней, сегодня не было. Роберт стоял на крыльце, облокотившись на перила, и смотрел на звезды. Были видны Венера, и Большая Медведица, и пояс Ориона, но из-за яркого света многие маленькие звезды скрывались в сумраке. Роберт перевел взгляд с неба на землю. На севере виднелась целая армия многоруких кактусов-сагуаро, выделявшихся на фоне слабого свечения городских огней. Он переступил с ноги на ногу; доски крыльца скрипнули, и поющие цикады на время смолкли. Из пустыни, с того направления, где высился пик Апачей, донесся отзвук далекого воя койота – одиночный и зловещий звук, который, несмотря на то, что Роберт всю жизнь прожил в пустыне, все еще ассоциировался у него с фильмами ужасов.

Вампиры.

Он снова почувствовал озноб и, оглядевшись, понял, что из-за особенностей рельефа с крыльца ему не видны даже огни соседних домов. Снова раздался вой койота, далекий, но ясно различимый даже на фоне возобновившегося пения цикад.

Поежившись, Роберт вернулся в дом и запер за собой дверь.

Кори завезла Анну в детский сад, а потом зашла в видеосалон, чтобы вернуть кассеты, взятые напрокат на уикенд. Кассеты нужно было вернуть еще вчера, но ей почему-то не захотелось сделать это, и они сейчас лежали на заднем сиденье ее машины. Последние несколько дней у Кори было грустное и меланхолическое настроение, и, по правде говоря, ей вообще не хотелось ничего делать. Обычно, когда она впадала в депрессию, ей удавалось взбодриться, когда она читала Анне или играла с ней; но в последнее время, похоже, у нее постоянно было подавленное настроение, что бы она ни делала. И Кори не могла понять почему. Она было подумала, что это предменструальный синдром, но проверила свой календарь, и оказалось, что месячные у нее начнутся только дней через десять.

Это из-за Рича, решила Кори. Из-за их отношений. Они стали отдаляться друг от друга.

Или скорее она стала отдаляться от него.

Рич оставался там, где и всегда, будто его удерживала прочная якорная цепь.

Проблема была в том, что она и сама никуда не двигалась.

Какое-то время у нее была идея вернуться к учебе и получить магистерскую степень. Кори даже подумывала о том, не завести ли ей с кем-нибудь роман. Но ей все не нравилось, все казалось неверным. Рич, конечно, не догадывался ни о чем. Он был так же счастлив, как всегда, забавляясь со своей маленькой газетой, писал статьи о хозяевах ранчо, получавших метан из конского навоза, и о миниатюрных старушках, когда-то встречавшихся с актерами, игравшими в малобюджетных фильмах. Кори не была уверена в том, действительно ли он считает свою работу важной, но знала, что Рич доволен ею. У него не было желания затевать что-то более амбициозное и становиться кем-то иным, кроме как хроникером скучной жизни обитателей этого заштатного городка. И он не хотел жить нигде, кроме Рио-Верди.

Ей же хотелось большего. Она знала это с самого начала, как только он привез ее впервые в этот городок, чтобы познакомить с братом. Кори старалась привыкнуть к этой дыре ради Рича. Она понимала, как много городок для него значит, как он ненавидит Калифорнию, и хотела, чтобы он был счастлив. Но, черт побери, она тоже заслуживала быть счастливой, и, возможно, пришло время, чтобы он пошел ради нее на небольшую жертву.

И ради Анны.

Кори не была уверена в том, чего бы ей хотелось для их дочери.

Она не была уверена также, что и Рич это четко представляет. Она понимала его аргументы о преступности, наркотиках и бандах в больших городах, но знала, что он понимает и ее аргументы о недостатках интеллектуальной среды в маленьких городках.

Кори вздохнула. Да уж, вот какими замечательными родителями они оказались. Суть в том, что она несчастлива. Настало время что-то менять. Даже если Кори и не знает, какие нужны перемены. Что-то в ее жизни должно измениться. Она чувствовала, как что-то давит и душит ее, хотя и не знала, что это было. Однако Кори понимала, что, если что-то в ближайшее время не пойдет по-другому, она не выдержит и сломается.

В последнее время Кори не раз задумывалась о том, что ей следует попытаться найти другую работу, уйти из газеты Рича и заняться чем-то своим. Она не говорила об этом мужу, но чем больше она об этом думала, тем разумнее ей это казалось. Новая работа не разрешит всех ее проблем, но это может быть шагом в правильном направлении.

Кори затормозила у пешеходного перехода перед зданием почты, ожидая, когда старик-ковбой перейдет дорогу, и глянула на плоскую пустыню, начинавшуюся там, где заканчивалась улица. Справа ей были видны не огороженные заборами задние дворы домов, расположенных на соседней улице; цветные рубашки и поношенное белое нижнее белье сушились на обвисших веревках; виднелись ржавые машины и их части, полузанесенные песком; на газонах, заросших давно не стриженной травой, валялись велосипеды и колеса.

Боже, какой безобразный городок… Безобразный умирающий городок. Несмотря на туристов, приезжавших в летние уикенды из Финикса и туристский комплекс-ранчо «Рокинг Ди», Рио-Верди медленно, но верно превращался в город-призрак. Он никогда не был процветающим деловым или культурным центром, но после того, как в 80-х закрылась шахта и многие жители потеряли работу, и так-то не слишком устойчивая экономика городка была разрушена. Рио-Верди не мог выжить благодаря лишь туризму, особенно туризму выходного дня, который только и был возможен в этой части штата; бизнес постепенно вымирал, и люди отправлялись в другие места в поисках работы. Только за последний год закрылись три магазина, и теперь на двухмильном участке делового центра городка было шесть пустующих зданий.

Старик-ковбой доковылял до тротуара, и Кори, надавив на педаль газа, поехала дальше. На следующем перекрестке она повернула налево на Центральную улицу, притормозила у детского сада и поставила машину на парковку у офиса газеты.

Она знала еще об одном моменте, вызывавшем у нее смутную неудовлетворенность и разочарование. Это было неясное интуитивное предчувствие, что приближается беда. Молодая женщина старалась не думать об этом и прогнать его. Это было какое-то странное и чуждое темное чувство, не имевшее отношения ни к Ричу, ни к ней самой, ни к их взаимоотношениям. Нечто масштабное, как землетрясение или война. И хотя Кори боялась задумываться об источнике этих сильных, но непонятных опасений, она подсознательно догадывалась, что эта угроза была как-то связана с ее личной неудовлетворенностью.

Женщина выключила зажигание, взяла свою сумочку с соседнего сиденья, вышла из машины, заперла ее и обошла здание, подойдя к его центральному входу. Войдя в здание, кивнула администратору.

– Как вы себя сегодня чувствуете, Кэрол?

Пожилая женщина улыбнулась.

– Пока еще слишком рано, чтобы я могла ответить. Спросите меня после обеда.

– А один из этих дней…

Кори улыбнулась собеседнице и обошла офисную перегородку, отделявшую ее стол от отдела новостей. Рич, как всегда, говорил по телефону и что-то яростно строчил в блокноте, который каким-то образом сумел обнаружить в кипе бумаг, высившейся на его столе. Он махнул ей, пожелав доброго утра, пока она ставила сумочку на свой рабочий стол, стоявший у противоположной стены. Обычно Кори садилась и сортировала свою почту, чтобы выяснить, нет ли каких-то интересных местных новостей для одной из колонок, которые редактировала; но сегодня она просто сидела и ждала, пока Рич закончит говорить по телефону.

Разглядывая отдел новостей – столы для фотомонтажа в его дальнем конце, принтер, установку для нанесения воска и сушильный аппарат, – Кори поняла, что ей смертельно надоело это место. На стенах висели одна цветная гравюра мексиканского художника Амадо Пеньи, аэрофотоснимок городка, два номера газеты в рамках и под стеклом, получившие дипломы ежегодного газетного конкурса Ассоциации новостей штата Аризона. Кори задумалась о том, почему она никогда не пыталась оставить свой след в этой комнате – хотя бы декорировать самой тот уголок, в котором стоял ее стол.