– Вы сказали, что не работаете на меня, – заявила она. – Теперь это уже не так. Вот вам двадцать тысяч долларов в качестве аванса. Я хочу вам кое-что сказать, а также посоветоваться с вами, при условии, что все сказанное останется между нами и вы никогда, ни при каких обстоятельствах, не расскажете об этом кому-либо еще.

Вулф покачал головой.

– Я не могу согласиться на такие условия.

– Господи, почему? Любой адвокат согласился бы.

– Я не член коллегии адвокатов. Сказанное мне клиентом не считается конфиденциальными сведениями… Арчи, твой блокнот.

Я вытащил из ящика блокнот и приготовил ручку.

– В двух экземплярах, – сказал Вулф. – «Удостоверяю, запятая, что получил от миссис Питер Д. Оделл чек на двадцать тысяч долларов в качестве аванса за свои услуги. Точка. Гарантирую, запятая, что любые сведения, запятая, полученные от нее, запятая, не будут раскрыты без ее согласия ни мной, запятая, ни Арчи Гудвином, запятая, если возникшие обстоятельства не обяжут его или меня раскрыть их в законном порядке». – Он обратился к ней: – Уверяю вас, что мы никоим образом не заинтересованы в возникновении подобных обстоятельств. Это вас устроит?

– Я не… Я должна посмотреть на расписку.

Я вложил в каретку бумагу и забарабанил по клавишам. На стене за моим письменным столом висит зеркало высотой в четыре, а шириной в шесть футов, и мне было видно, с каким изумлением следит за мной мисс Хабер. Ни одна секретарша не верит, что какой-либо мужчина способен печатать на машинке десятью пальцами. Управившись с привычным делом, я вынул бумагу, оставил себе копию, а первый экземпляр передал Вулфу. Он подписал бумагу, вернул мне, а я уже отдал ее миссис Оделл. Та прочитала расписку, пожевала губами, перечитала ее и наконец вручила мне чек. Я пробежал чек глазами и отдал его Вулфу, который, даже не удостоив бумажку взглядом, небрежно бросил ее на стол.

Вулф посмотрел на свою клиентку:

– Я подписал эту расписку, мадам, но не буду считать себя чем-либо вам обязанным, пока не узнаю, чего именно вы от меня хотите. Надеюсь, мне не придется возвращать вам заверенный вами чек, но, если возникнет необходимость, я это сделаю. В любом случае я обязуюсь не разглашать полученные от вас сведения, оставаясь в рамках законности. Итак, что вам нужно?

– Мне нужен ваш совет. Я хочу знать, что я могу делать. Мне точно известно, почему именно мой муж пошел в комнату Эймори Браунинга и полез в тот ящик. Знает это и мисс Хабер. Вот почему она здесь. Я знаю, что бомба предназначалась именно ему, и знаю, кто ее подложил.

Думаю, что Вулфу в своей жизни доводилось удивляться не реже, чем нам с вами, но гонор не позволял ему признавать это. Однако эта дамочка его прошибла. Его глаза широко раскрылись, потом прищурились, и Вулф прочистил горло.

– Вот как? – произнес он. – Вы рассказали это полиции?

– Нет. Я не сказала ни одной живой душе. Никто не знает об этом, кроме мисс Хабер и меня. Я надеялась, что полиция его схватит. И почему они не докопались, где и как он раздобыл эту бомбу? Господи, и почему они такие бестолковые? Ведь уже больше двух недель прошло. Теперь, после того, что вы мне сказали, я должна что-то предпринять, и я хочу, чтобы вы мне сказали – что именно. Сколько вам известно? Вы знаете, что в тот самый день на пять часов был назначен совет директоров, на котором должно было решиться, кому быть следующим президентом КВС?

– Да. Им должен был стать либо ваш муж, либо мистер Браунинг.

Она кивнула.

– Они должны были оба присутствовать на совете, предложить свою программу дальнейшей политики фирмы и первоочередных изменений, ответить на вопросы, а потом выйти. А мы должны были обсудить обе кандидатуры и затем проголосовать. Это вы тоже знали?

– Нет.

– Что ж, теперь знаете. Если вы читали газеты, то вам известно, что Эймори Браунинг хранил в том ящике стола виски особого сорта.

– Да.

– И что каждый день, часа в четыре, он прикладывался к бутылке.

– Да, это тоже упоминалось.

– Так оно и было. Каждый день между четырьмя и пятью. Все об этом знали. Хорошо, теперь я перехожу к тому самому, что вы обязались никому не раскрывать. Мой муж отправился в ту комнату и выдвинул тот самый ящик, чтобы подложить кое-что в виски. Это была моя задумка. Вам известно, что такое ЛСД?

– Да. Сильнодействующий наркотик. Диэтиламид лизергиновой кислоты.

– Господи, как вы можете это выговорить! Так вот, я сумела раздобыть его. Не спрашивайте у меня, каким образом. Мисс Хабер в курсе. Он был в виде порошка, который я ссыпала в маленькую пластмассовую ампулу и уговорила мужа воспользоваться им. Полиции об этом известно. Ампулу нашли в кармане его пиджака. Об этом вы не знали?

– Нет.

– Да, это держится в тайне. Думаю, что, кроме меня, они никому об этом не сказали, а я заявила, что мне ничего не известно. Питер собирался подсыпать порошок в виски. Ведь Браунинг наверняка приложился бы к бутылке, прежде чем идти на пятичасовое собрание. Мы понятия не имели, какое влияние окажет на него такое количество ЛСД – мы ведь даже не знали, сколько виски осталось в бутылке. Тем не менее мы были вправе рассчитывать, что наркотик подействует на Браунинга, и он произведет плохое впечатление на директоров, а ведь именно в тот день мы и должны были вынести решение о том, кто займет место президента. Ну вот, теперь вы знаете, почему мой муж полез в этот ящик.

Вулф кивнул.

– Да, наверное. Маловероятно, что вы могли бы выдумать подобную историю… к тому же ЛСД находится в руках полиции. Вы сказали, что мисс Хабер знает, как вы раздобыли наркотик. А знает ли она, какое применение вы ему уготовили?

– Да.

– А кто-нибудь еще об этом знает?

– Да. Эймори Браунинг.

Вулф покачал головой.

– Не злоупотребляйте моим доверием, мадам. Не собираетесь же вы сказать мне, что вашего мужа убил мистер Браунинг?

– Собираюсь. Убийца – он. – Она повернула голову: – Шарлотта?

Мисс Хабер раскрыла было рот, но тут же сомкнула губы. Потом подняла и уронила руку.

– Пожалуйста, миссис Оделл! – взмолилась она. – Я не думаю… скажите ему. Прошу вас.

– Что ж, ваше право. – Миссис Оделл обратилась к Вулфу: – Люди делятся на сильных и слабых, – сказала она. – Мисс Хабер как раз из породы слабых. Она – прекрасный работник, но ей не хватает смелости. Она узнала по моей просьбе, где достать ЛСД; более того, именно она и приобрела наркотик примерно месяц назад. Потом, подслушав мой разговор с мужем, проведала о нашем замысле. После этого она позвонила Эймори Браунингу и сообщила ему о наших планах. Я обо всем этом узнала лишь через три дня после смерти моего мужа. Так что слабость она проявила трижды: достав для меня ЛСД, хотя не знала, что я собираюсь с ним делать; позвонив Браунингу; и, наконец, признавшись мне в содеянном. По вашим словам, самый важный вопрос заключается в том, кто знал о том, что мой муж собирается пойти в эту комнату и полезть в тот самый ящик. Так вот, знали об этом трое: мисс Хабер, я и Эймори Браунинг. Браунинга она предупредила за четыре дня до случившегося, так что времени подложить бомбу у него было предостаточно.

Вулф, набычившись, хмуро таращился на нее.

– Замечательное представление, – заявил он. – Необыкновенное. Вы, похоже, не замечаете…

– Я еще не закончила, – оборвала его миссис Оделл. – Насчет того, как Браунинг заполучил бомбу. Вы смотрите телевизор?

– Редко.

– Примерно три месяца назад КВС организовала часовую программу под названием «Откуда берутся бомбочки». Вы ее видели?

– Нет.

– Многим людям показалось, что организаторы явно переусердствовали, объясняя, из чего сделаны бомбы и откуда они берутся, но я так не считаю – ведь ни адресов, ни подлинных имен изготовителей никто не называл. Задумал эту программу сам Браунинг, а всю подготовительную работу проделали его сотрудники, так что собрать нужные сведения труда ему не составило. Если вы считаете, что ему было сложно раздобыть бомбу и научиться пользоваться ею всего за четыре дня, то на самом деле это вовсе не так.