!!Вспышка!!
…Столб огненного света, от которого нельзя оторвать взгляда… Восторг и ужас… Клубящиеся разливы астрального сияния… Гнетущее осознание неисправимости содеянного… Образы, рождающие сами себя… удивительные, пугающие, нереальные… и… ТРЕЩИНА!.. которая заживет теперь собственной жизнью… которая не имела права быть рожденной человеческою рукой… и которую отныне не залатать!..
Необычно и в высшей степени неловко было отождествлять собственную личность с мятежным ученым, революционером от науки, чью судьбу, величие и крах никто и никогда повторить не сподобится. Но самое обидное — если Занудин и был этим ученым в прошлой жизни, то все равно он никак не мог взять в толк, что же за открытие ему удалось сделать и какое отношение ко всему этому имеет таинственная «ТРЕЩИНА»…
Такие видения Занудин окрестил астральными откровениями. Они не могли обманывать! Но наравне с ними — подобно тому, как к потоку чистой раскаленной лавы примешивается закипающая грязь, — Занудин сталкивался с чем-то, что в противоположность астрооткровениям можно было бы назвать мусором подсознания.
…Боже мой… неужели это правда… разве это может быть правдой… не тронулся ли я умом… что за… не нахожусь ли я давным-давно в учреждении для душевнобольных… год от года меня навещали хмурые родственники… а потом перестали… им это осточертело… конечно… я живу в своем придуманном мире… да… придуманном… он не может быть реальным… это абсурдно… ха-ха… абсурдно… умалишенный рассуждает о том, что абсурдно, а что нет… ха-ха… еще раз ха-ха… да… я никого не воспринимаю… мне никто не нужен… со стороны я выгляжу растением… как это, наверное, омерзительно… я один… с пустым взглядом… смотрю в одну и ту же дурацкую точку… рот, наверное, открыт… язык свисает плетью… слюна тянется до пола… клейкая такая… противная… бр-р… мозг вырабатывает бесполезную хаотичную информацию… которая сходит с ума от себя самой… от своего абсурда… ха-ха… опять абсурд… опять это смешное слово… абсурд… гениально… может быть, мое имя ― Абсурд… может быть, я живу в городе абсурда… стране абсурда… может быть, «абсурд» это шифр от какого-то тайника… в котором лежит… в котором лежит абсурд… ха-ха… удивительно забавно… сестра… можно укольчик… я вас не вижу и ничего про вас не знаю… но вы, конечно, рядом… конечно, поблизости… смотрите сейчас на меня, и вас выворачивает наизнанку от моего видочка… вы бы послали к дьяволу эту работенку… но тут прилично платят… на жизнь хватает… на нормальную жизнь… не такую, как у меня… это точно… как вы меня называете с доктором… в шутку… кактусом… истуканом… или шимпанзе… не знаю… как смешнее… как вам больше нравится… зовите как хотите… я не слышу ничего… и не вижу… я вообще ничего про вас не знаю… и про себя не знаю… представляете… да наплевать мне на вас… и на всех остальных… и вы в меня плюньте… если вас это позабавит… пожалуйста… плюйте… не стесняйтесь… мне все равно… меня от этого не убудет… у меня ведь свой мир… и я живу только в нем… да… ну и хорошо… какой есть… другого не надо… ха-ха… постой… ха-ха… постой-постой… и делать я могу в нем, что захочу… вот так… захочу, и нету вас… вообще… как и не было… а я никакой не сумасшедший… дурачусь я… понятно… болею… да… представьте… приболел… а вы, можно подумать, никогда не болели… ой-ой… ну все… нету вас… хватит… я не сумасшедший… я… быть может… знаю теперь больше, чем знают остальные… да… именно… в этом дело… вот и хандрю… слишком особенное знание… нечеловеческое… слаб я… как слабы люди… а груз велик… и несчастен потому… по вине своей исключительности… невыносимо… знали бы вы… как это… не… вы… но… си… мо… ах, о чем это я… конечно… вас нет, никогда не было и быть не может… а я существую… я живой… и в здравом уме… и судьба мира решается на моих глазах… На-Мо-Их!..
Балансируя на грани безумия, Занудин вдруг возвращался к ясности мысли настолько непререкаемой, что сам же этому поражался. Путешествие по Анфиладе ни с какими натяжками нельзя было назвать веселым приключением. Опасностей для уязвимого человеческого сознания на таких «астральных променадах» — пруд пруди! Но вопреки всему багаж свеженакопленных впечатлений будто помог вновь обрести утраченную волю к жизни. Болезнь Занудина неуклонно отступала. Кошмары и приступы помешательства порой все так же тревожили ночами, но теперь Занудин не испытывал прежнего страха. Он был холоден и спокоен. Он знал, что непременно поднимется на ноги и последнее слово останется за ним.
Теперь уже нельзя было не признать ― в «Ковчеге» он никакой не гость, а самый настоящий пленник. «Ковчеговские» обитатели со знанием дела манипулировали податливым Занудиным, втирали очки и гнусно потешались. Каждый раз, когда Занудин пребывал в полушаге от принятия того или иного ответственного решения, обязательно что-то происходило. Занудин получал травму, заболевал, увлекался разгадкой нелепых происшествий, пускался в тривиальный разгул, и прочее и прочее… Случайности облекались в оболочку закономерности. Важное ускользало под прикрытием нескончаемой череды отвлекающих фальсификаций.
К гадалке не ходи — нынешняя хворь навалилась тоже неспроста. Слишком сильно высунулся! Продемонстрировал угрозу планам компиляторов и личное к ним презрение! Занудину незамедлительно показали его место… Он нужен «Ковчегу». Без сомнения. Но нужен не как вольнодумец, а как единомышленник и покорный служитель. А если «Ковчегу» что-то нужно — вероятно, «Ковчег» привык это получать.
Занудина лихорадило при мысли о том, в какую ловушку он умудрился угодить. Оплакивая безвременно ушедшего ангела-хранителя, Занудин клеймил на чем свет стоит всех и вся и в первую очередь проклинал себя за свою неисправимую глупость. Отчего не прислушался вовремя к тем советам, которые еще могли повернуть цепь событий вспять?! Когда-то Занудин был чудаковатым простаком, мечтательным, самоедливым, нелепо обиженным на жизнь олухом — и все-таки, как ни крути, он был свободным. Теперь вот, поди ж ты, набрался ума и даже научился любить мир таким, какой он есть. Да только мир-то теперь в далеком далеке! А сам Занудин — в бесовской западне… в трясине…
Но сдаваться нельзя! Он должен использовать шанс — возможно, последний — и порвать наконец с «Ковчегом»! Намерение Занудина поскорее поправиться и распорядиться своей жизнью по-своему, не позволить облапошить себя и не поддаваться впредь ни на какие колдовские уловки, угрозы и увещевания, крепло с каждой минутой.
— 2 —
В это непогожее и не сулящее сюрпризов утро Занудин тем не менее проснулся полным сил и в предчувствии долгожданных перемен.
Теперь он был доволен тем обстоятельством, что его никто не беспокоил. В течение дня Занудин не торопясь собрал свои вещи. А когда не был занят сборами, то подолгу простаивал у окна, вглядываясь в застывшую и до мелочей знакомую панораму за стеклом. Как приятно осознавать, что это в последний раз, что через считанные часы он и сам окажется по ту сторону и перевернет новую страницу своей личной истории! В шкафу было припасено немного коньяка, и Занудин размеренно и с удовольствием выпил его, придаваясь воспоминаниям «до-ковчеговской» жизни. Обо всей той чертовщине, что творилась с ним здесь, в придорожном заведении, думать не хотелось. Занудин попытался сосредоточить свои мысли на предстоящем возвращении домой — и в каких только красках оно ему не рисовалось! Чаще прочего возникали образы грустного и милого романного средневековья… Запыленные латы блестят на солнце… из уголка глаза просачивается скупая рыцарская слеза… Примет ли родная вотчина блудного сына?.. Простит ли?.. Подарит ли вожделенное душевное спокойствие хотя бы теперь, после всего пережитого…
Ближе к вечеру Занудин обратил внимание на довольно подозрительное оживление в безмолвствовавшем столько дней подряд «Ковчеге». Топот ног, окрики, стук падающих предметов — все это делало придорожное заведение похожим на муравейник, растравленный рогатиной мальчишки. Хотя Занудин и не считал правильным продолжать проявлять былой интерес к событиями здешней жизни, но все же на одну-единственную минуту любопытство взяло верх. Да и чем черт не шутит ― вдруг это имеет какое-то отношение к нему?
