О древнейших жителях Гераклеи таврах сегодня известно ничтожно мало. Историки лишь констатируют, что это один из самых старых народов, существовавший уже с середины 1-го тысячелетия до н. э. История тавров началась и закончилась в Крыму, за пределы которого они, по-видимому, в массовом движении никогда не выходили.
Впервые о таврах упомянул Геродот в своей «Истории». Позднее знаменитый историк древности расскажет нам о страшных нравах горного народа, вначале же он просто констатировал само существование тавров. В середине V века до н. э. шла скифо-персидская война, и скифы обратились к таврам за помощью, но последние по какой-то причине им отказали. Геродот упомянул и некого «царя тавров».
После Геродота о таврах писали Еврипид и Овидий, но они большей частью лишь передавали геродотовские псевдотаврские сюжеты-страшилки о дикости и злобе жителей Юго-Западной Тавриды. Историк Диодор Сицилийский вскользь сообщает нам о событиях гораздо более поздних, о происшедшей в III веке до н. э. войне боспорского царя Евмела с таврами, где последние отстояли свою независимость. Известно, что в конце II века н. э. тавры помогли Херсонесу в отражении нападения скифов. А в IV веке н. э. римлянин Аммиан Марцелин впервые назвал даже три существовавших тогда таврских рода: арихов, синхов и напеев. Затем упоминания о таврах становятся все реже, причем в V веке н. э. их именуют то тавроскифами, то скифотаврами… Еще несколько столетий, и летописи уже дружно молчат о маленьком и храбром народе, а затем их называют не иначе как «скифское племя».
Так кто же они были, древнейшие жители Гераклеи? Что означает само слово «тавры»? На последний счет существует сразу несколько версий. Согласно первой из них, тавры – это лишь грецизированная форма какого-то местного и близкого по значению слова. Услышав его, греки нашли его похожим на свое «таурос» (бык) и именно так назвали горное крымское племя. Возможно, как мы уже говорили выше, бык (тавр) являлся тотемом этого народа. Согласно еще одной, Тавром издревле звались Крымские горы, затем так же назвали и их жителей. Нам и сегодня совершенно ничего не известно о языке тавров. Не сохранилось ни одного таврского слова, кроме слова «Ардабна», что означает семибашенная. Именно так в одном из анонимных древних периплов (то есть словестных описаний) Понта Эвксинского названа Феодосия, причем там же сказано, что это название аланов и тавров. Ряд ученых считает, что «Ардабна» имеет иранские корни.
Что касается вопроса, кем были сами тавры, то версий здесь немыслимое число.
1. Тавры – прямые потомки индоариев, осевших с незапамятных времен в Крыму. Эта версия наиболее близка как автору, так и сути всей его книги.
2. Тавры – потомки племен срубной культуры, занимавшей промежуточное место между киммерийцами и скифами.
3. Тавры – часть скифского племени, осевшая в горах.
4. Тавры – племя, пришедшее с Северного Кавказа.
5. Тавры – это вообще собирательное название целого ряда различных племен, населявших Крымские горы.
6. Тавры и киммерийцы некогда составляли единый народ, но затем одни ушли в степи, а вторые – в горы, а потому впоследствии образовались два различных этноса.
7. Тавры являют собой представителей древнейшей кзыл-кобинской культуры.
8. Тавры, наконец, являются перешедшими в Крым фракийцами.
Поди разберись!
Ну а что материального оставили после себя загадочные тавры? Увы, тоже немного. Археологам хорошо известны так называемые каменные ящики в горном Крыму. Это четыре стоящие вертикально каменные плиты, перекрытые сверху пятой. В таких «ящиках» тавры погребали умерших, причем не по одному, а во множестве. Когда же костей становилось слишком много, они их попросту выбрасывали, оставляя лишь черепа. В одном из таких «ящиков» было найдено почти семь десятков черепов. Примечательно, что в этих таврских могильниках никогда никто не находил никаких привезенных изделий, кроме разве что женских бус! Этот факт столь примечателен, что мы к нему скоро еще вернемся.
Из собственных изделий чаще других встречаются женские фигурки из обожженной глины – фигурки богини Девы! И этот факт мы тоже постараемся запомнить, ибо разговор о Деве – разговор особый.
Возможно, что таврам принадлежала и найденная под Бахчисараем полутораметровая диоритовая стела, которая по праву считается настоящим шедевром. Вот, пожалуй, и все изделия, что оставили нам после себя тавры. Но помимо этого, древнегреческий эпос донес до нас образ тавров как мудрецов, воителей и наездников…
Но я вновь хочу вернуться к вопросу о происхождении тавров. Из всех версий сегодня в моде последняя – о кзыл-кобинской культуре, хотя она весьма и весьма не бесспорна.
Вспомним снова легендарный Орс-Корсунь. Как знать, может, все знания, которыми владели древние тавры и которые они столь долго и ревностно хранили, берут свое начало именно от стен Священного города Солнца? Ведь где, как не в столь значительном экономическом, торговом и культурном центре древнего времени, могла развиваться медицина и музыка, гимнастика и риторика, прорицание и искусство стрельбы из лука? И может, именно поэтому тавры, сами ставшие постепенно «реликтовым» племенем-хранителем, столь ревностно оберегали все, что было завещано им предками от назойливых взглядов чужеземцев.
Наверное, ни об одном из древних народов не было сложено столько зловещих легенд, как о таврах. В чем только их не обвиняли: в коварстве и злобе, жестокости и алчности. Все историки от Геродота до Страбона и Тацита только и пишут, что о кровавых расправах тавров над попавшими к ним в руки мореплавателями. Древних авторов трудно упрекнуть во лжи, ведь они писали о том, что им удавалось узнать, опрашивая тех же мореходов. Вот что пишет о таврах Геродот (484–425 гг. до н. э.): «…Исконная Скифия… начинается от устья Истра, обращена к югу и простирается до города, называемого Каркинитидой. Отсюда идет гористая страна, лежащая вдоль до так называемого Херсонеса Скалистого. Херсонес этот на востоке выступает в море. Подобно Аттике две четверти границ скифской земли (на юге и на востоке) окружены морем. Тавры живут в части Скифии, соответствующей Аттической земле…» Далее Геродот повествует о «дикости» тавров: «У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море, следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы, по словам одних, сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу. Другие, соглашаясь, впрочем, относительно головы, утверждают, что тело тавры не сбрасывают со скалы, а предают земле. Богиня, которой они приносят жертвы, по их собственным словам, это дочь Агамемнона Ифигения. С захваченными в плен тавры поступают так: отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на длинный шест, выставляют высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над домом головы являются, по их словам, стражами всего дома. Живут тавры разбоем и войной».
Из текста Геродота можно сделать ряд интересных выводов. Во-первых, вполне возможно предположить, что в те времена между таврами и греками шла самая настоящая морская война. На чем основывается это предположение? Прежде всего, на том, что, как видно из текста, между двумя сторонами существовал какой-то весьма серьезный конфликт из-за так называемой Девы, которой поклонялись тавры, а греки также хотели ею владеть. Кроме этого, не может не настораживать и фраза о неизбежном уничтожении именно всех эллинов. Отчего, спрашивается, такая ярко выраженная нелюбовь тавров именно к грекам? Ну а если вспомнить, что именно в Геродотовы времена началась интенсивная колонизация греками Крыма и создание на землях тавров Херсонеса, то вполне понятно, что причин для любви к эллинам у тавров, мягко скажем, быть не могло. Во-вторых, приведенные Геродотом «жестокости» тавров особо не впечатляют.
Прежде всего, потому, что захваченных в плен умерщвляют достаточно гуманным для тех суровых времен способом. Их не только не подвергают каким-нибудь особо изощренным пыткам, а, наоборот, перед смертью оглушают, чтобы обреченные не чувствовали боли. Кстати, Геродот сам не может точно сказать, как же расправляются тавры со своими жертвами. Именно поэтому он приводит в тексте два варианта казни, да еще делает весьма многозначительную оговорку, что в этой части текста он говорит не от себя, а ссылается на чьи-то рассказы. Что же касается «дикого» обычая человеческих жертвоприношений тавров, то здесь также трудно усмотреть что-либо необычное для тех времен. Ведь тот же Гомер вполне спокойно описывает жертвоприношение уже знакомой нам Ифигении, совершенное ее отцом, царем Агамемноном. Но ведь его совершали не «дикие тавры», а вполне «цивилизованные» греки. Вспомним и то, что обряды человеческих жертвоприношений существовали у древних славян и германцев, викингов, инков и многих других народов. Причем, в отличие от вышеперечисленных, тавры своих юношей и девушек по крайней мере не убивали, ограничиваясь только казнью пленных греков, т. е. самых больших своих врагов. В-третьих, что касается уничтожения таврами мореплавателей, вполне разумно предположить, что так называемые мореходы появлялись у крымских берегов далеко не всегда с мирными целями. Даже самый непредвзятый анализ древнегреческих мифов наглядно показывает, что в большинстве случаев целью таких плаваний было отнюдь не желание географических открытий и безобидного обмена товарами, а самый обыкновенный грабеж селений и пиратство на море. Стоит ли тогда удивляться, что тавры столь свирепо и неистово бились с подобными «мореплавателями», а головы убитых пиратов выставляли на шестах как предупреждение тем, кто еще рискнет попытать разбойничьего счастья на их земле? Ну а то, что тавры не всегда ограничивались глухой обороной, а периодически предпринимали и достаточно активные действия, делает им только честь как воинам. Естественно, что исконные жители Гераклеи не упускали случая поживиться за счет побежденных. Но и в этом для того времени тоже нет ничего предосудительного! Ведь трофеи были, есть и будут во всякой войне. Вспомним, как, убив в поединке Гектора, Ахилл без всякого зазрения совести догола раздел павшего соперника, присвоив себе все его доспехи, а затем еще прилюдно издевался над ним, волоча привязанным к своей колеснице.
