Гафур понимал, что униженному человеку в десятки раз приятнее приближение до власть имущих, чем дорогие подарки. Так он хоть на минуту сбрасывает постоянный изнуряющий страх. Подачка ласкает стяжателя и злит гордого. Бывает так, что раб, подкупленный простой лаской, готов жизнь отдать за миг без страха и видит в собственном тиране источник счастья.

Он хлопнул в ладоши. На пороге появился Шариф.

– Ступай за ним, – сказал Гафур Ефрему, – тебе все покажут и всему научат. Но помни мои и свои слова!

Ефрем поднялся с колен. Пятясь в низком поклоне, он и Шариф вышли из покоев хозяина.

Шариф привел его в небольшую светлую и уютную комнату. Стены расписаны орнаментом, на полу большой ковер. В углу – диван с валиками подушек, на полу низкий столик и рядом подставка для чтения книг. В другом углу несколько сундуков разной величины.

– Здесь будешь жить, – ровным бесстрастным тоном заговорил Шариф. Показал на сундуки:

– Здесь книги и свитки, там же чистая бумага и чернила. В том маленьком – одежда и все, что тебе надо будет для себя. – Заметив иронический прищур Ефрема, сам улыбнулся, – захочешь, чтобы сундук с добром стал больше, хорошо послужишь хозяину… На мужской половине дома можешь передвигаться свободно. На улицу – только с господином или со мной. Все понял?

– Понял, достойный Шариф, – низко кланяясь, ответил откровенно обескураженный Ефрем.

Шариф, не скрываясь, пристально, долго смотрел на Ефрема. Тот ждал, не разгибаясь. Шариф усмехнулся, показывая свое превосходство, и пошел прочь. «Слуги везде одинаковы, – подумал Ефрем. – Чем выше – тем опаснее».

Несколько месяцев Ефрем правил переводы русских бумаг. Касались они только торговли, других ему не давали. Но и этого было довольно, чтобы разобраться, как и чем ведется здесь торг, и не только с Россией. Стал Ефрем понемногу понимать, как живут между собой здешние княжества и ханства. Его стала мучить мысль, что труд его может пропасть втуне. Как доставлять домой все, что узнал, как все это хранить?..

Однажды весной хаджа Гафур призвал своего нового раба. Войдя, Ефрем бухнулся на колени, согнулся в поклоне.

– Встань, – приказал Гафур.

Он сидел у низкого столика, заваленного свитками бумаг. Рядом стоял Шариф. Строгим тоном Гафур сказал:

– Завтра пойдешь с Шарифом в моем караване на Мангышлак, к морю. Делай все, что прикажут. Будешь переводить купцам из Астрахани при торгах… Тебе случай идет в руки. Покажешь себя – награжу. Иди.

– Дозволь слово сказать, хозяин, – подал голос Ефрем.

Гафур оживился.

– Говори, – позволил он.

– Я видел, как готовят этот караван.

– И что же?

– Охрана у каравана слабая.

– Вот как? Так ты, значит, воинскую силу примечаешь? – хитро прищурился Гафур.

– Я воинский человек. Мне это быстрее всего в глаза бросается.

– Вот и сбежишь, коль мы слабы! – усмехнулся Гафур. – Ну, хорошо. В чем слабость охраны?..

– Я однажды говорил, что мне в петлю от плетки лучше не бежать. А ты только что сулил награду за службу, – потупясь, сказал Ефрем.

– Продолжай, – велел Гафур, довольно улыбаясь.

– Не дай бог, кочевники нападут!.. Туркмены или киргизы. Как известно, они нападут конными, с ходу будут стрелами забрасывать. Кони их к ружейному грому непривычные. Ежели дать громкий залп из ружей, да не один – их кони перепугаются и сами разбегутся. Значит, наскок у них не получится. И урон от пуль они понесут больший, чем от стрел.

Гафур подумал и сказал:

– Ружья для нас не диковина, да привычки у наших воинов к ним нет.

– Ежели дозволишь, я их быстро научу, хозяин, – предложил Ефрем.

– Утром уже выступать, когда учить-то! – воскликнул Шариф.

– Наука нехитрая. В пути на привалах и научу. Пока к опасным местам подойдем, все воины будут готовы стрелять, – ответил Ефрем.

Гафур молчал. Шариф и Ефрем ждали. Хозяин прошелся по ковру, сложив руки за спину. Остановился, посмотрел на Шарифа, потом на Ефрема.

– Хорошо… я подумаю, – помедлив сказал Гафур. – А пока… иди.

Ефрем, пятясь, вышел. Гафур присел за столик, раздумчиво посмотрел на дверь, куда удалился раб, и сказал вслед:

– Если подумать, то урус верно говорит, – обернулся к Шарифу. – Возьмешь ружья, по два на человека, порох, пули каменные… словом, все, что нужно. На первом же привале пусть Ефрем учит воинов охраны стрелять… Ты же следи за ним в оба глаза. Подсунь ему снова Романа… Да и того раба, которого Роман избил. Он наверняка будет соблазнен возможностью бежать от нас. За собой потянет Ефрема…

Утром, чуть занялся рассвет, из ворот Бухары на север вышел большой караван тяжело груженных верблюдов. Везли шелк, пряности, дорогие каменья. Сотня джигитов охраняла караван. В середине его шагала прислуга из невольников. За ними приглядывал Роман, сидя верхом на лошади.

К полудню успели пройти верст семь. Устроили привал. До вечера, когда спадет жара. Шариф выставил охрану, собрал воинов, усадил их в тени пологов и велел Ефрему:

– Вот тебе ружье, вот порох, вот пули. Учи джигитов стрелять.

Ефрем оглядел припасы и покачал головой.

– Что, что не так? – спросил Шариф.

– Каменные пули при выстреле сильно дуло царапают. Летят неточно. Потому что разные все, не круглые…

– Других нет. Показывай с этими, – велел Шариф.

Наука не ахти какая мудреная. Бухарцы довольно скоро приноровились заряжать и стрелять. Поначалу только закрывали глаза, пугаясь вспышки от ружейного замка да нетвердо прижимали приклад. Отдачей при выстреле некоторых валило на землю. Тогда все дружно хохотали. Воинам понравился радушный раб. Ефрема зауважали.

Так день за днем между переходами воины научились делать по команде ружейные залпы, занимать позицию, делать маневры.

До моря дошли спокойно. На берегу уже шумел большой лагерь. Здесь стояли шатры бухарцев, хивинцев, киргизов, туркмен. Под навесами шел торг. Астраханцы – это русские, татарские, армянские купцы – с больших стругов подвозили лодками-плоскодонками образцы товаров. Приказчики шумно и нещадно торговались. Договорившись, били по рукам и начинали возить на берег и с берега тюки.

К Гафурову каравану сразу потянулись посыльные от всех купцов. Шариф почти с ходу включился в торги. Время не терял. Благо прибыли на заре.

Ефрем переводил без передыха уже почти полдня. Немного охрип. Хотелось пить. Наконец устал и Шариф. Солнце было уже в зените: самое время пить чай да пережидать жару. Торг сам собою завял и сонно притих.

– Молодец, – похвалил Ефрема Шариф, – доложу хозяину. Он, может, и наградит тебя. Теперь иди к Роману. Жди до вечера.

Ефрем устало добрел до рабов. Там тоже натянули навес из попон. Невольникам выдали по лепешке, по горсти сушеного кислого молока и по плошке пресной воды. Роман ел неподалеку от всех. У него было мясо, рис, сушеные фрукты. Воды ему дали целый бурдюк. Голодные рабы с завистью поглядывали на счастливчика.

Ефрем ел молча. Рядом, отпивая маленькими глотками воду из своей плошки, сидел Семен и тоскливо смотрел на астраханские струги.

Привлеченные обилием отбросов у берега, над морем сновали чайки. Небо было безоблачным, синее в жарком мареве.

– Эх! – вздохнул Семен и кивнул на русские суда. – Они скоро домой уплывут…

Ефрем не ответил ему.

– Что, ежели попросить своих-то? Может, спрячут…

– И не думай! – сказал Ефрем вполголоса. – Здесь обычай такой, что свой ты или чужой, а без согласия твоего хозяина – это воровство. Вора, сам знаешь, не помилуют… Ежели живыми оставят, то путь сюда закажут. А тут, видно, барыши немалые крутятся.

– Ну, християне они али нет?! – шептал, чуть не плача, Семен. – Им – барыш, а мы тут – погибай!

– Ты остерегись, брат. Охрана больно зоркая, – Ефрем легонько кивнул в сторону.

Семен обернулся. На него пристально, забыв жевать, смотрел Роман. Невольник потупился.

– Терпи, брат, терпи! Бог терпеливым и сильным помогает, – сказал Ефрем.