– Да, наверное, все так и есть, – ответил за всех Август, – я вот тоже  долго мыслил по этому поводу и все же решил: дело одного – дело  всех. Такой закон больше всего подходит к нашему смыслу существования будь где. Как-то на досуге, просматривал информацию о нашем  прошлом. Просто кошмар, я вам скажу. Неужели, так можно было жить? Если сейчас у нас нет подобного, то  только благодаря тому, что не  отделились друг от друга, а наоборот, потянулись и обрели совместно  все, что хотели. Я думаю, это наши корни так говорят.

– Что ж, согласен, – ответил Э-Клерк, доставая из коробки своеобразную конфету, – ну, а кто ответит мне на такой вопрос, – командир на  минуту задумался, сосредоточив свое лицо, – почему мы, такие умные, каковыми всегда себя считаем, не можем урезонить свое собственное  видопроисхождение  и поравняться с другой частью весьма подобного по своему существу? Природа ведь не выбирает сама своего избранника. Он сам выделяется среди всех остальных.

Наступило непродолжительное молчание, а затем Эйкувер произнес:

– Я  думаю, командир, что основа этого вопроса лежит как раз в геологическом  слое самой структуры любой  из животворящих планет. Я уже  давно обратил внимание на это. Возьмите даже нашу позавчерашнюю работу, когда мы обнаружили моллюск. Конечно, это еще ничего не доказывает, но все же я  склонен думать по-своему. Природа, действительно, не выбирает, но она регулирует эту подачу. И то, что из чего происходит по своему составу или, если хотите, по качественному обогащению, и определяет верховность над остальными. Но, опять же, повторю, это только мое суждение.

– Что ж, возможно, и так, – согласился  Основной, – а, что думают остальные?

На этот раз отозвался редко вступающий в беседы химик Виктор.

– Думаю, что суть вопроса располагается в следующем, – начал он как-то сразу по-деловому, – рождаясь, любые представители внешне схожих концессий пытаются как-то противостоять друг другу в борьбе за свое  индивидуальное выживание. Я сколько раз наблюдал за различного типа  видобактероидными  носителями, и все время убеждался в этом. Сильное побеждает  слабое. Но, к сожалению, мы не имеем научно-обоснованных доказательств такому процессу в самопроизводящей на свет материи. Это трудно пока понять. Все ж я склоняюсь в сторону доктора, – заключил он свое повествование.

– А вот я думаю, – отозвался весело Август, – что надо продолжить наш праздник и еще раз поздравить нашего командира,  и он потянулся   к бутылке, наливая в бокалы понемногу вина.

– Да, уж, – согласился и сам виновник торжества, – надо бы, а то не выходной, а  целая научная конференция.

И все сразу же засмеялись. Напряжение немного спало, и умы поутихли. Что ж, им тоже надо отдыхать или просто ни о чем не думать.

После очередных высказываний с поздравлениями в адрес именинника, все разошлись  по своим углам и окунулись в свои мысли

Кто слушал свое любимое произведение, написанное кем-то, бог знает когда. Кто читал книгу, которых, кстати, здесь было предостаточно, а кто, молча, созерцал потолок и вдыхал мягкий аромат живоцветущих растений, находившихся в этой комнате.

Наступила тишина. Та тишина, которая дает возможность отдохнуть, разгрузить свою эмоциональную стоимость, убрать старое и заложить новое.

Это также та тишина, что способна отгородить каждого в своем небольшом воображении и способна создать внутри настоящее поле виртуальной реальности.

Экипаж отдыхал от своих будней, и это нравилось командиру.

За многие годы его плодотворного труда родилась какая-то таинственная благодать  внутри от того, что кто-то рядом идущий и неотъемлемый в этих условиях, способен вот так, просто, взять и отдохнуть.

Это было, скорее всего, какой-то благодарностью за его обеспечение этого процесса со стороны самих участников, и  она выражалась непосредственно умиротворением Основного.

Команда была подобрана по его усмотрению, ибо ему, как командиру, это разрешалось. Но это усмотрение не было насквозь проглядным  до такой степени, чтобы определить всю наготу животворящего существа или суметь распознать в нем самые далекие уголки души.

Нет, целью этого не ставилось. Главное в выборе существовало одно –  специфичность склада  ума и деловые качества. Эмоции не определялись. Они, конечно, играли роль в каком-то общепринятом субординативном  правовом настрое всех окружающих, но все же не определяли суть и целевое назначение избранного.

Общество давно ликвидировало, так называемые, последствия правовых  исступлений, и сейчас среди тех, кто пока еще составлял живое население, этот фактор не был пропорционален силе здравого смысла.

Нет существенного различия: быстр ты или хладнокровно спокоен, улыбчив или характерно сомнителен в своем режиме исполнения, восклицательно  восприимчив или же, наоборот, отрицательно подвержен глухому давлению.

Ценились качества:  работоспособность, уверенность в себе, предназначаемость  и своеобразность, или инфозантивность умственного речеизложения.

Но так жили те, кто остался пока  жить, в том числе и сам экипаж. Остальные же, то есть те, кто уже пребывал там, как говорят, под небесами, этого не ощущали. Им было  уже все равно. И не потому, что чисто физиологически они были мертвы, а просто из-за  того, что здравое  рассуждение   обретало совершенно иную проблематику   эмоциональностей. Ибо то, что они представляли в мертвом защищенном виде, и  являлось своеобразной цепочкой развития такового в условиях не живого существования.

Мелкопробная  дисперсионная группа – так именовалось все то, что находилось за пределами досягаемости основных целевых экономических ресурсов в живом спотенциированном виде. Регрессия невинности по своему составу и складу явилась губительной  для большинства ранее празднующего населения.

Успокоение ядра, механизма обеспечения основного прожиточного минимума, явилось тем концевым результатом для свободы перемещений  в закрытых  космических  единицах.

Один квадратный километр единого  космически-экономического пространства именовался одной экваторной сублематической единицей, которая включала в себя до 150 000 таких вот жизней, расположенных в порядке возрастания по периодической системе биологически чистых озонированых единиц.

Система наружного пылескопления  позволяла создать единую, практически, законсервированную зону общего сосредоточения в занимаемом жизненно важном стратосферном пространстве. Таким образом, вся оставшаяся часть населения представляла собой  обычную экологическую субстанцию временного распада.

Живая ткань – так называли ее  ученые, изредка проверяя ее техническое  состояние  и измеряя параболическое водонасыщение.

Кристаллизация явилась настоящим прорывом в создании подобного, но одновременно наложила свой жизненно-важный отпечаток. Она дала рост, вес и несоизмеримую, все время растущую силу диоптрий величины тепла.

Информация, сложенная в веках, давала понять, что несоизмеримо богатое пространство на всякую элементарно-биологическую суть всегда способно восстановить прежнюю субстанцию коры головного мозга. А значит, всякое переселение возможно на уровне ископаемого прошлого.

Это делалось не за просто так, а строго, с точки зрения научно-регламентирующего подхода к возрождению  будь-чьей жизни на любой  из  провансированных  новых  планет.

Готовящееся переселение должно было испытать всю тяжесть подобного и не завязнуть в своих собственных исследованиях. Как и всякая научная зыбь, она не требовала достаточно твердых убеждений во взглядах. Это было принято и, причем ото всех желающих участвовать  именно в этом эксперименте.

Так было разрешено первое мертво-живое

переселение. И на одной из дикорастущих планет возбуяла чисто геометрическая,  сугубо пропорциональная жизнь. Но она продлевалась  недолго. Имеющиеся клетки снова изымались, доукомплектовывались и вводились в общую массу диллегирующих в иное пространство.