– Я, шеф здесь, йя! – вопил Боб, брызгая слюной, через пару минут нашего разговора вблизи входа в ресторан. – Проблем хочишь? Будут проблем, салак, йя! Давай работать, йя!
К слову о шефах, у нас их стало двое, по решению совещательного комитета в составе Натали, Ура и обоих претендентов на почётное звание. Мистер Боб – дневной шеф и Джан – ночной. В чём именно различие я пока не осознал, так как Боб не снимал с себя полномочий власть имущего в течение всего рабочего времени, но количество наделённых полномочиями командующих, так или иначе, было вдвое больше положенного, учитывая наш и без того скромный гарнизон бойцов. На троих работников два шефа. Смешно, господа. А вот осознание, что я – мальчик-трудяга, плантационный негр, «natur»альная золушка, рабочий ослик-заложник и низшее звено на иерархической лестнице рабочих отношений, пришло незамедлительно. Егорка – сын работодателя. Мустафа – земляк и собрат по трудовым невзгодам, а следовательно – lupus non mordet lupum – волк волка не кусает. Поэтому мальчиком на побегушках, исполняющим роль бравого рядового Швейка и младшего бойскаута в лагере для трудных подростков, стал я. Как объяснила мне Натали, шефов надлежит неукоснительно слушаться и выполнять их требования. Чем карается неисполнительность, не нуждалось в разъяснении – самолёты летают в обе стороны.
«Но не все они согласны перевозить человека за 100 долларов, которые у него остались», – мысленно добавил я, но сей факт только вынуждал меня быть более собранным и стараться не вызывать нареканий.
Позже я открыл, что в «энтрансе» есть и свои позитивные стороны и эти полчаса можно с пользой для себя проводить, успевая выполнять посторонние боевые задачи. Например – приглядывать себе пассий для воздыхания, будто бы ненароком знакомится с ними и флиртовать с надеждой на более позднее приват-свидание. Впрочем, делать это надо было весьма осторожно, с ловкостью канатоходца, концентрацией сапёра и с хладнокровным бесстрашием тайского трюкача, кладущего голову в раскрытую крокодилью пасть.
Потому что, во-первых, есть писаное правило анимации – ко всем гостям относиться ровно, не выделяя кого-либо из общей массы и не посвящая больше определённого времени, равного примерно 10 минутам, одной персоне, дабы другие гости не сочли такой перевес внимания за обиду. А то ведь не ровен час, расстроятся и уедут из отеля, бедненькие, из-за того, что аниматор время им не уделяет, а ходит кругалями вокруг девиц.
Во-вторых, одним из главных правил, нарушение которого грозило немедленным увольнением, переводилось так – «любые отношения личного характера были запрещены по законам восточного гостеприимства. Никакого интима с гостями». Ибо мы числились как бы слугами хозяина отеля, туристы считались его почётными гостями, и сама возможность слуги вступить в интимную связь с гостем на востоке расценивается как нарушение чести хозяина.
Я в эту теорию, которую вывел мне Егорка, не очень-то поверил, тем более, как относиться к ситуации, когда сам гость проявляет желание сойтись со слугой поближе. Но впоследствии, ознакомившись ближе с темпераментом южных мужчин, осознал, что в целом это правило верное – дикарям сексуальную свободу и флаг в руки с символикой плейбоя опасно давать. Но это правило не мешало самому обслуживающему персоналу отеля, официантам, уборщикам, поварам, барменам и прочим разнорабочим, пытаться оказать нам посильную конкуренцию в плане завоевания женских сердец. Только пытаться, потому что, получалось это у них весьма посредственно, что их выводило из себя, и из этого следовало – в третьих – идя на межполовой контакт, надо было шифроваться подобно агенту с двумя нулями, имеющего сертификат ниндзи, так как каждая стена обладала парами глаз и ушей и была способна из зависти донести на тебя.
Другие развлечения энтранса придумывались на ходу. Например, пока один из нас занимал беседой гостя, продвигающегося с тарелками от гриль-жаровен к столику, второй частично опустошал содержимое его посуды, незаметно для отдыхающего поглощая то, что тот набрал обходя жаровни и столики закуси.. Особенно легко это проходило с картошкой фри в изобилии приготовляемой для всёвключённых прямо здесь на улице у входа в ресторан, наравне с мясом, рыбой, жаренными овощами и прочей пищей при готовке которой высвобождались клубы пара. «Заморить» – так кратко называл это Мусти. Ибо «червячка» он никак не мог достойно выговорить, не сломав при этом язык. Ну, действительно, червячок – для турков был сложным словом, требующим определённой языковой раскрутки.
Были и в турецком языке не сразу поддающиеся славянской ротоартикуляции словеса. К примеру, «йапыстырджи», обозначает «клей», но я его использовал чаще как отдушину для выражения негативных эмоций. Мне слышалось в нём нечто бранное – «йапыстырджи тебя растак». Или «йатак ёртюсю» – не сразу ведь и подумаешь, что это про «покрывало».
Ещё одно развлечение мне подкинул один из здешних поваров. Я как-то совершал обходной манёвр с функцией стерео-глашатая вдоль жаровен, оповещая программу вечерних мероприятий и заодно предварительно предварительно ознакомляя мой желудок с той пищей, которая скоро заглянет к нему в гости. Меня, помахивая разделочным ножом, подозвал к себе человек в белом поварском колпаке и халате того же цвета и на ломанном английском объяснил, что хочет узнать, как зовётся рыба по-русски, которая лежит перед ним, обваленная в муке. Наверное, чтобы потом блеснуть знанием языка перед нашими туристами.
Убедившись, что нож в его руке представляет угрозу только для целостности тушки рыбы, а не для знатока чешуйчатых водоплавающих, оценивающе посмотрел на дар моря. Рыба, может быть, тоже в ответ посмотрела бы на меня, если бы была жива, и у неё было бы, чем смотреть. По морской холоднокровной живности я не специалист. Заядлым рыбаком я бы себя назвал, если бы только за это выдавали килограмм шоколада, не изымая его обратно, если вдруг выяснится, что это не так. К тому же рыба, представшая передо мной, находилась на стадии внутриполостной резекции, готовая к обжарке. Тут и Иван Затевахин бы растерялся с её видовой принадлежностью.
– Фиг знает, – задумчиво протянул я.
Чуть позже, стоя неподалёку, я услышал как этот повар, важно указывая лопаткой на брызгающее тёплым жаром, ворочающееся на углях рыбье мясо, произносит авторитетным тоном парочке российских туристов – «эта есть фигзнаит».
– Фиг знает? – переспросил мужик, перед ужином, скорее всего заглянувший в бар.
– Да, фигзнаит, можна. Давай. Кусна, кусна, – в ответ он получил довольный смех.
С тех пор Этмир – тот околпаченный парень заправски орудующий ножом, да и другие повара стали часто обращаться к всемирному знатоку блюд и словесному дегустатору за названиями для их кулинарных изысков. Я им не отказывал.
Так появлялись новые сорта рыб, производя фурор в ихтиологии: рыба «нетреска», рыба «пучьживот», рыба «изморя», рыба «япоймал», рыба «афанасий», рыба «какводолаз», рыба «нарезная», «пивная» рыба, рыба «закусоныч» и рыба «полукит». К рыбным блюдам моими усилиями вскоре присоединилась и мясная продукция. Тут было раздолье для гурмана – настоящая кладезь блюдомана. Хочешь тут тебе ветчина «прошлогодняя», колбаса «сливочно-ванильная», «ещё живые» пельмешки, бифштекс «из-под катка», мясо «краденое», «длинный язык болтуна в собственной слюне», «пальцы повара в скляре» и мясо «нашёлнадороге».
А также: «клонированная» баранина, «как-бы» кура, «недосыр», сыр «сырой», «неплёванное» молоко. Не были забыты и гарниры: овощ-«овощ», «съешьузнаешь», «беринеспрашивай», «сеньорпомнидвор», овощ «молчажуй», капуста «марсианская», «что-то жёлтенькое», фасоль «ночнойдиалог», приправы «глазавкучу», «поваржжёт» и «дышунимагу». Отдельно готовили печень медузы и рёбрышки эхинококка.
Суп «из сапога», суп «из топора», бульон «из трёх пустых салофановых пакетов», «двойной ролтон с бурбоном», суп «боржоми» и «салями», щи «яначхал», борщ «по-турецки с облепиховым вареньем». Многосоставные салаты также получили свои определения: салат «утолипечальку», «трехкопеечный салат», салат «большенелезет», салат «яувольняюсьпоэтомувот вамвсем» салат «из гвоздей с ликёром», «мамаево побоище», салат «реальный», «таракашкина радость», «рискни переварить», салат «на выброс», салат «честный – с плевком». Встречались рагу «из какаду», «суперплов с мухоморами» и «марципаны в скляре».
