Мэт заставил себя пропустить мимо ушей обращение «приятель» — ведь он был в крестьянской одежде.
— От тех, кто это видел своими глазами, само собой.
— Да ну? — В разговор вступил третий крестьянин, еще не успевший откинуть капюшон куртки. — И как они поняли, что это колдун был?
— Кое-кто видел, как он колдовал, — уклончиво ответил Мэт. Он решил, что не обязан уточнять — кто именно. — Ну а что он — бретангличанин, так это по выговору ясно было.
— Тьфу! — презрительно сплюнул подключившийся к разговору крестьянин. — Подумаешь — выговор! Это кто угодно подделаться под бретангличанина может!
Мэт пожал плечами:
— Так ведь это все слухи, как верно сказал вот этот возница. Ну а вы какие вести слыхали? Наверняка ведь народ с севера приносит вести о той войне, что там идет.
— Не без того. — Возница кивнул, зыркнул вправо, влево, наклонился к столу еще сильнее и заговорщицки зашептал:
— А вести вот какие... Было дело — одолел лорд маршал принца Бриона и бросил его на дороге без коня и без оружия, а сам ускакал. А один из его воинов вроде бы обернулся и видит, что подскакал к принцу рыцарь в синих доспехах и заколол его.
Сэр Оризан и сержант Брок оторопели от этой новости, но Мэт сумел взять в узду охватившие его чувства и продолжил сбор информации.
— Принца Бриона убили? И есть свидетель?
— Ну да, и говорят, будто бы принц упросил своего убийцу открыть лицо и тот вроде бы забрало-то и поднял.
Мэт насторожился:
— И кого увидел принц?
— Никого, — дрожащим от страха голосом отвечал возница. — Пустой шлем был — и все. Пустота, тьма — и ничего больше. Так вот.
Остальные крестьяне зашептались и стали креститься. При этом тот, что не пожелал откинуть капюшон, вскочил, отпрыгнул от стола, как ужаленный, и отошел в сторону. Крестьяне проводили его опасливыми взглядами.
— Какая его муха укусила? — удивился один.
— Может, совесть нечиста? — предположил Мэт, который тоже следил за незнакомцем. — И руки у него какие-то... больно волосатые, верно?
Все переглянулись и кивнули.
— Жуть какие волосатые, — подтвердил возница. — Знаю я одного пахаря — у него почти такие же волосатые.
Мэт сделал для себя мысленную заметку насчет того, что бохан боится крестного знамения, но решил, что вряд ли будет толк, если он намеренно воспользуется знамением как оружием. Он вздохнул и приготовился к неожиданностям.
Но видимо, неожиданности не должны были последовать немедленно. По залу вдруг пронесся ропот. Все завертелись, принялись выспрашивать, в чем дело.
Возница вытянул шею и спросил у крестьянина, сидевшего за соседним столом:
— Что такое стряслось?
— Менестрель! — отозвался тот. — Он только что сказал, что принцесса Розамунда исчезла из поместья, где ее заточил король!
— Менестрель? А он споет про это?
— Надо же человеку перекусить с дороги! Ага! Кажись, он последний кусок проглотил.
Менестрель вышел на свободное пространство у очага и поднял к груди лютню. Когда он принялся ее настраивать, бохан, уже было направившийся к двери, развернулся и прислушался. Струны лютни звучали все громче, и публика мало-помалу затихала. Бохи уселся у стены.
Менестрель запел:
Королева Петронилла
Как-то раз занемогла.
За священником в Меровенс
Скорохода послала.
А король Драстэн, не медля,
Звать придворных приказал,
А когда они сбежались,
За лорд-маршалом послал.
Затем менестрель запел более высоким голосом, подражая голосу короля Драстэна:
Надевайте-ка сутану,
Я в другую облачусь
И под видом францисканца
К королеве я явлюсь.
После этого куплета женщины возмущенно вскричали, а мужчины неодобрительно забормотали. Похоже, все считали, что выслушивать исповедь, не будучи священником, — это очень дурно.
«Это грех, — сказал лорд маршал, —
На такое не решусь,
Я в обличий монаха
К королеве не явлюсь».
Этот куплет был исполнен баритоном — видимо, менестрель пробовал подражать голосу лорда маршала.
Публика встретила благородный отказ лорда-маршала одобрительным гулом. Истинный рыцарь и здесь остался истинным рыцарем. Менестрель снова запел более пискляво:
А король: «Клянусь державой
И короной золотой —
Что мне скажет Петронилла,
Все останется со мной!»
— Стало быть — никаких свидетельств, — шепнул Мэт сэру Оризану. Рыцарь сначала изумленно вздернул брови, но затем понимающе кивнул.
Менестрель продолжал распевать:
И, в сутаны обрядившись,
Чтоб сыграть монахов роль,
К королеве потащились
Наш лорд маршал и король.
Их встречают честь по чести —
Свечи, хор, колокола.
Слабо голову с подушки
Королева подняла.
«Отвечайте, вы явились
Из Меровенса ко мне?
Если ж нет — то вас повесят
Прямо в замке, на стене!»
— У вас действительно так любят всех подряд вешать? — спросил Мэт у сержанта Брока.
— Это менестрели только наговаривают, — буркнул в ответ сержант, но вид у него при всем том был какой-то не очень уверенный.
«Мы в Меровенсе служили,
Ваш услышали приказ,
И по морю к вам приплыли,
Дабы исповедать вас».
Менестрель запел совсем тоненьким голоском:
«Что ж, — сказала королева, —
Был со мной такой грешок...»
Каким бы возмутительным ни казалось завсегдатаям кабачка содержание баллады, все, как один, вытянули шеи в ожидании сплетни, которую готов был выложить менестрель Интуиция подсказала Мэту, что стоит взглянуть на бохана. Тот замысловато покрутил пальцами около губ и послал менестрелю воздушный поцелуй. Мэт с замиранием сердца приготовился слушать следующие строки:
«Королю я изменила
С лордом маршалом разок».
Зал загомонил. Большинство слушателей были возмущены столь нелепым обвинением по адресу королевы и маршала, и все же на некоторых физиономиях отразились сомнения. Менестрель и сам был явно обескуражен сорвавшимися с его губ словами, но губы его продолжали двигаться как бы сами по себе.
Мэт взглянул на бохана. Тот довольно ухмылялся. Трудно было понять, чем это все закончится, но на всякий случай приготовился к худшему.
Менестрель запел голосом короля Драстэна:
«Грех тяжел, — король промолвил, —
Пусть Господь тебя простит».
«Амен», — молвил тут лорд-маршал,
Побледнел, но все ж стоит.
«А еще я согрешила, —
Петронилла говорит, —
Розамунду отравила,
И она мертва лежит».
