– Роза? Постойте! – раздалось мне вслед.

Я замерла на месте. Передо мной в мгновение ока пронеслись все возможные реальности и вероятности. Выбор имени не оставил и шанса, взволновал и раздосадовал. Роза, псевдоним и запутанная история. Должно быть, поклонник случайно узнал на улице.

Улыбка далась с трудом, но я все же обернулась и даже подняла руку в приветственном жесте. Мужчина лет тридцати, кашемировое пальто, дорогие часы; симпатичный и чем-то знакомый. Такие не читают мою книгу.

– Вы на такси?

Я неопределенно кивнула, и понимание накатило волной, пригвождая к земле: Макс Гамов, автор фантастических романов, единственный писатель на свете, которого я по-настоящему уважаю.

– Давайте я вас подброшу, а водителю заплачу неустойку? Что скажете?

Он сделал пару шагов навстречу, и я наконец-то привычно подняла брови. Когда не испытываешь эмоций, подобным мелочам учишься очень быстро. Голова работала четко и ясно, несмотря на усталость. Скорее всего, увидел меня в ресторане, где я давала интервью очередному интернет-порталу, и решил приклеиться. А что такого? Я фантаст – и он фантаст. Я красивая, и он ничего. Особенно для своих тридцати с чем-то. Как сразу-то не узнала.

– Давайте нет? – почти утвердительно бросила я и все-таки направилась к машине.

– Роза, да я же не в плохом смысле! Меня зовут Макс, Макс Гамов, может, слышали?

Он в два счета оказался рядом со мной, жутко высокий, жутко веселый, жутко выбивающийся из контекста. И, к тому же, по уши женатый. Заглянул в глаза, будто ждал чего-то.

– Объяснитесь, – бросила я и закашлялась. На улице стоял поздний октябрь и было прохладно, хотя жилетка-пуховик, купленная в Мадриде, отлично грела кости.

– Не хотел здесь. – Он развел руками. – Если вкратце, то, смотрите, меня к вам направила организация…

В этот момент его сотовый разразился чем-то из классики. Я вздрогнула и, на всякий случай, сделала шаг в сторону.

Гамов нахмурился и беззвучно выругался. Потом, видимо, оценил ситуацию, подошел к «Мерседесу», нервно мигавшему аварийкой на проезжей части, договорился с водителем.

У меня оставалась только одна забота: не дать ему произвести слишком большое впечатление. Хватит и того, что, учась на третьем курсе истфака, я прочитала в каком-то неясном сборнике его рассказ и с полгода ходила влюбленная в текст.

– Пойдемте, Роза. – Как быстро обернулся.

Мы двинулись сквозь ряды машин – к очень заурядному и дорогому внедорожнику. Чего не отнимешь, просторен до крайности.

Я бросила взгляд на Гамова и почувствовала, как внутри что-то щелкает, ломается; вздохнула с облегчением. Наконец-то. Хорош Макс, побил все рекорды, минут пять меня интересовал. А теперь раскусила, нарисовала портрет. Добрый, симпатичный, вечный баловень всего и вся; женился рано, но брак крепкий, потому что по любви, да и подошли друг другу; дом – полная чаша, квартира даже своя, приличная трешка в неплохом районе, не центр, конечно. Тиражи – до небес. Даже сейчас. Несколько раз в год по заграницам, не публичен, вот, собственно, и все. Хороша Маша, да не наша. И не нужно.

Гамов включил зажигание, подул на окоченевшие ладони. Это что же, он меня на улице ждал? Я сдвинула брови, отмечая факт у себя в голове.

– Роза? Действительно – Роза?

– Макс? Действительно – Макс?

– Туше. – Он улыбнулся. – Как-то с трудом верится, что Роза Оливинская – настоящие имя и фамилия. Давайте так. – Он на мгновение задумался. – Знакомство оставим на потом, дело в том, что у нас прорыв, так что… Вот скажите, Роза, вы знакомы со всякими сайтами типа «Самиздата»?

Я кивнула.

– И знаете, наверное, что их много?

– Макс, – я впервые назвала его по имени и слегка удивилась мягко-резкому звучанию. – Давайте без экивоков, обиняков и прочих сложных слов.

Гамов посмотрел на меня слегка озадаченно.

– Понимаете, – проговорил он. – Тут без сложных слов не получится. Но я попробую.

Следующие пару минут я слушала рассказ о том, как все изменилось с появлением Интернета, что теперь рукописи всяких графоманов не пылятся в ящиках, запертые на бумаге (так и сказал), а висят либо на одном сайте, либо на другом, на крайний случай – в личном дневнике, и каждый может их прочитать.

Как будто я из каменного века и ничего не знаю.

– Максим, – вкрадчиво отозвалась я. – Если бы имела привычку удивляться, то сделала бы это незамедлительно. Представьте: иду с нудного интервью, в конце которого пришлось ждать, пока журналист соизволит расплатиться за свой – свой! – чай. Он делал мне такие глаза, видно, хотел навечно остаться моим жиголо. Один есть, хватит. Но суть не в этом! Иду, значит, и тут вдруг, откуда ни возьмись, Гамов. Собственной персоной. Человек, пишущий бестселлеры, становящиеся лонгселлерами, которые, в свою очередь, станут классикой. Гамов. Отменяет мое такси. Усаживает в свой джип. И рассказывает мне про «Самиздат». Это сюрреализм.

Я даже развела руками – и запоздало поняла, что наговорила лишнего. Но деваться было некуда.

Гамов улыбнулся:

– А я все гадал, куда запропастились ваши эмоциональность и яркость, которые так видны в тексте, Роза. И потом, вам двадцать два года, а вы про неумение удивляться. – Получается, он читал мою книгу? Сердце сорвалось с цепи. – Но вы правы, похоже на сюрреализм. Правда, дальше только хуже. С понятием «ноосфера» вы знакомы. Вдаваться не буду. Она действительно существует. Коллективное бессознательное – тоже. Разум меняет реальность, кто бы что ни говорил. И от количества людей… Как бы это сказать, – Гамов посмотрел мне прямо в глаза, – реальность передергивает и зашкаливает. Мысли, понимаете. Я собралась что-нибудь возразить, но он и не думал замолкать: – Вы пишете и создаете свою реальность, свою Вселенную. И до некоторых пор с этим не было никаких проблем. Началось – в две тысячи десятом. Знаете, мы не уверены до сих пор, как оно действует. Видимо, количество реальностей, ничем не удерживаемых, свободно болтающихся в воздухе, просто достигло предела. Раньше дешевенький ужастик могли прочитать только друзья и родственники нашего воображаемого графомана. Потом появилась печатная машинка. Круг расширился. Компьютер, электронная почта, чуете, да? И, наконец, специализированные сайты. В результате, вчера это бумага и от силы пять-десять человек. Сегодня это «Самиздат» и сто тысяч таких же графоманов, которым ужастик понравился. Сто тысяч людей, а? И висит он в Сети, нематериальный такой, бесплотный. В общем, закругляюсь. Каждая реальность, не закрепленная на бумаге, но воспринимаемая большим количеством умов, резонирует с нашей. Она рвется к нам. Со своими единорогами, бластерами и прочей ужасающей чушью.

– То есть, как? – Я только сейчас поняла, что сижу с открытым ртом. – Уж единорога с бластером я бы заметила, не прошла мимо.