Два сезона советский футбол осваивал новую тактическую схему, в которой радикально менялись функции игроков. Связи между линиями складывались на совершенно иной основе. Теперь крайних нападающих должны были держать защитники. Хавбеки состязались в противоборстве с инсайдами. Главной силой оборонительного рубежа стал «третий защитник». Тактическое перевооружение шло во всех клубах высшей лиги. Московский «Спартак» в моем лице первым обзавелся центральным защитником, чем не в последнюю очередь объясняется рождение непобитого до сегодняшнего дня футбольного рекорда: дубль два года кряду! Говорю об этом без тени смущения, поскольку понимаю, что был лишь первоначальным импульсом. А новые тактические стены возводил упоминавшийся ранее старший тренер «Спартака» Константин Павлович Квашнин.
В 1938 году первенство страны разыгрывалось по необычной формуле – 26 команд в один круг: каждая с каждой. Большое количество периферийных команд, участвовавших в розыгрыше страны, с новой тактикой еще не было знакомо. Квашнин же с благословения тренерского совета «Спартака» (председатель Старостин Н. П.) смело перешел на «дубль-ве» и эту тактическую надстройку создавал на прочном фундаменте мощной общей физической подготовки команды. Он был сторонником больших нагрузок, включая в тренировочные занятия темповый кроссовый бег.
Я проходил кроссовое испытание на весенних предсезонных сборах, где вырабатывалась скоростная выносливость, главный козырь тактического вооружения советской школы футбола. Тренеры ведущих клубов планировали в подготовительном периоде бег по пересеченной местности до 200 километров за месяц. Именно здесь приобреталась общая физическая подготовка, обеспечивающая сумму скоростей, темповый накал, ритм игры, который был не по плечу нашим противникам и позволял нам успешно завершать матчи с командами Турции, Чехословакии, Испании, Болгарии.
Центр внимания общественности был вновь обращен к клубным интересам: первенству страны и Кубку СССР. В то время (конец тридцатых годов) в среде специалистов футбола почиталось за непреложное правило, что лучшая подготовка игроков сборной команды осуществляется через воспитание их в клубных соревнованиях. Подтверждали это правило игроки «Динамо» и «Спартака» столицы. Неслучайно именно эти клубы были взяты за основу при комплектовании команд для встреч со сборной басков.
Сборной команды СССР как постоянно действующего института с 1935 года не было. Лучшие игроки выходили на матчи с зарубежными спортсменами в составе сборных команд городов и республик, но все знали – встань вопрос о сборной страны, она может быть сформирована быстро. Ее не существовало официально, но мы числили себя членами этой команды. Как в известной в то время песне, мы считали, что «наш бронепоезд стоит на запасном пути…».
Футболисты искали общения друг с другом. Встречаясь в матчах клубного чемпионата с братьями Фомиными, с Ильиным, Якушиным, Пайчадзе, Трусевичем, Лифшицем, Бутусовыми, Штраубом, мы обменивались воспоминаниями и о турках, и о французах – «Рэсинг», «Редстар».
Мы составляли футбольное братство, объединенное совместно пережитым на отечественных и зарубежных полях, где были и радости и беды. Если я встречал на Невском Петра Григорьева, то «Капуль» кидался мне в объятия: мы вместе «рубились» на шведских полях. С Костей Фоминым – на турецких. С ребятами из московского «Динамо» – где только не играли. Кстати, вопреки сложившемуся в широких кругах мнению о несовместимости спортивных симпатий между спартаковцами и динамовцами, скажу, что у самих спортсменов такого антагонизма и в помине нет. У футболистов, во всяком случае, сложились самые дружественные отношения, и эта традиция сохраняется из поколения в поколение.
Здесь я просто обязан, по долгу сердца и чувства справедливости, назвать имена игроков, воспитанников клубов Москвы, Ленинграда, Украины, Грузии, по уровню мастерства достойных быть членами сборной команды страны, но волею обстоятельств так и не сыгравших за нее, – Григория Федотова, Константина Малинина, Петра Дементьева, Константина Щегодского, Виктора Шиловского, Бориса Пайчадзе, Шоту Шавгулидзе.
Сначала о тех, с кем я успел сыграть в одной команде, и в первую очередь о Григории Федотове. Я услышал это имя от Константина Георгиевича Блинкова, который был моим предшественником в роли центрального полузащитника и у которого я учился технике игры. Константин был виртуоз, он легко и непринужденно работал с мячом, позволяя себе в труднейшей ситуации обыграть противника за счет какого-нибудь трудноисполняемого приема. Он советовал мне пойти посмотреть шестнадцатилетнего подростка, выступающего за команду завода «Серп и молот» на первенстве Москвы.
– Нет, ты обязательно пойди посмотри, – настаивал Костя.
Я пошел на стадион «Сахарник», когда играл «Металлург». Увиденное поразило меня. Дважды повторенное чудом не назовешь. Тогда как же назвать то, что выделывал на левом фланге светловолосый, с льняным хохолком на затылке худенький паренек, которого дружелюбно все зрители называли Гриша? Футбольное озарение, творческий экстаз, высшее артистическое постижение? Именно такие определения приходят мне в голову, когда я пытаюсь передать свои впечатления от игры Григория Федотова. И все равно передать трудно: нужно видеть!
Вот он движется по левому краю от центра к стойке ворот в своем федотовском наклоне корпуса, несколько втянув шею, волчьей рысью, точно соотнося свой бег со скоростью продвижения правофлангового Вадима Потапова. Он охотится за голом, ему важно поспеть вовремя к месту развязки. Когда партнер с мячом с правого края сильно прострелил вдоль лицевой линии, в это же мгновение Григорий взлетел в низком полете – десять сантиметров – над газоном и неотразимым ударом головой забил неберущийся гол!
– Замкнет, – как любят говорить тренеры-профессионалы. В тот день на «Сахарнике» паренек из Ногинска «замкнул» два раза!
На рабочей Олимпиаде в Антверпене, куда под флагом «Спартака» отправилась та же команда, что играла против басков в Москве, Федотов так же внес неоценимый вклад в успех своим участием. Об этом я пишу более подробно в своей книге «Большой футбол»…
Константин Малинин был разносторонним игроком, но что его выделяло из всех – это умение играть головой. Отлично координируя свои движения в воздухе, он высоко выпрыгивал и наносил удар головой, редкий по эффективности и мощности. Часто в его адрес с трибун раздавались аплодисменты за великолепно исполненный плассированный дальний пас или пушечный штрафной удар с далекой дистанции по воротам. Манера игры Малинина очень импонировала зрителям.
Муж заслуженной артистки РСФСР из театра «Ромэн» Марии Васильевны Скворцовой инженер Николай Андрианович, горячий поклонник эстетического футбола, как-то сказал мне: «Я хожу на Малинина. Когда он бьет штрафной, сердце замирает от восторга. И не у меня одного. Надо, чтобы штрафные в «Спартаке» всегда бил он…» Меня царапнула обида: я тоже обладал незаурядным ударом. Но признаюсь, что, когда Костя был на поле, право удара всегда оставлял за ним…
Пожалуй, никто не вызывал на трибунах такого оживления своей жизнерадостной игрой, как это удавалось небольшого росточка пареньку, которого болельщики ласково называли «Пека». Он впервые появился на широкой публике в начале тридцатых годов в составе сборной Ленинграда. Я говорю о Петре Дементьеве, литературном прототипе рассказа Льва Абрамовича Кассиля «Пекины бутсы». Пека был грозой великанов. Он славился изощренностью своих экспромтов: то походя «слизнет» мяч с головы самого «короля воздуха» Федора Селина, то заложит виртуозный финт-слалом, стремительно минуя одного-другого-третьего длинноногого верзилу-защитника. Быстрота и отточенная техника позволяли Пеке тешить зрителя эффектными приемами. Трудно было удержаться от дружелюбной улыбки, когда маленький – примерно полтора метра – Пека вспорхнет, как воробышек, и выиграет мяч на втором этаже у неторопливого и опешившего от неожиданности великана, или на потеху зрителям в третий повтор на тот же финт поймает раздраженного противника.
