– Думаю, пора мне пойти перекусить. Кто–нибудь из вас чего–нибудь хочет?

Возмущенный Хейс замотал было головой, уверенный в том, что ему кусок в горло не полезет, но тут же осознал, что в животе уже урчит от голода, и попросил принести сандвич – пастрами^[7] с помидорами. Саманта – хотя в столь тяжелой ситуации кому–то это и могло бы показаться неприличным – тоже призналась, что умирает с голоду, и, как и Бойлз, попросила сандвич с ветчиной и цыпленком. По крайней мере, пока речь шла о сандвичах, можно было не говорить о Льюисе. И обо всем остальном.

— Я зайду домой, мне там нужно взять кое–что, – заявил Биг Т. и тоже вышел.

Бойлз, сославшись на необходимость подышать свежим воздухом, последовал за ним.

По поводу рассказанного Марвином никто не сказал ни слова.

Саманта посмотрела Хейсу прямо в глаза:

– Твое мнение?

– Мы имеем дело с чем–то, что выше нашего разумения, Сэм. Ты прекрасно знаешь, что я отнюдь не помешан на потустороннем мире, но…

– Марвин! Только не говори мне о том, будто ты веришь, что тут во всех Дьявол вселился, или что–нибудь вроде того! Должно же быть какое–то РАЗУМНОЕ объяснение.

– Сэм, то, что случилось с Льюисом, я видел собственными глазами, и…

Зазвонил телефон.

– Агент Вестертон, кодовый номер 2. 1. 3/25. Да, спасибо. Давай, записываю. Ты смог переговорить с Болдуином? Хорошо, спасибо.

Она долго что–то записывала, потом повесила трубку.

– Ну вот: Льюис Майкл Теодор, родился тринадцатого марта тысяча девятьсот сорок девятого года в Бостоне, умер четвертого апреля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года вместе с женой Сандрой. Автокатастрофа. Потеряли управление и рухнули с отвесной скалы в море. Возвращались с вечеринки, где порядком подвыпили. Обгоревшее тело жены обнаружено в машине. Его тела так и не нашли. Решили, что унесло в океан. Стало быть, никаких материальных доказательств его гибели нет. Нужно перезвонить этому Вонгу.

– Сэм, я видел, как этого типа дерьмом рвало, а он смеялся. Видел, как из него вся кровь вытекла. А ты видела, как Мидли отвинтил себе голову. И как старина Уэйтс летал по небу. Не надо мне говорить, что тут мы имеем дело с каким–то наркотическим газом или радиоактивными осадками!

– Но это единственное приемлемое объяснение.

– Черт возьми, да до каких же пор ты будешь закрывать глаза на правду!

Резким движением он снял телефонную трубку; послышался голос телефонистки.

– Алло… Да, пожалуйста, соедините меня с доктором Вонгом в Альбукерке. Нет, я подожду… Спасибо.

Секретарша мгновенно соединила его с Вонгом.

– Ах, инспектор, я тщетно пытаюсь дозвониться до вас, что случилось?

Хейс молча протянул трубку Сэм.

Рут Миралес распахнула окна. Какой прекрасный день! Напевая, она вытерла пыль с коллекции тихоокеанских кораллов, потом решила вымыть окна в гостиной. Летом на них так быстро скапливается пыль! Она расставила стремянку и уже начала распылять специальную жидкость для мытья окон, как вдруг увидела женщину с мальчиком. Они стояли возле калитки в лучах утреннего солнца. Лицо женщины наполовину было скрыто длинными черными волосами, мальчик был одет в черный костюм.

Рут покачала головой: ну зачем так тепло одевать ребенка в разгаре лета! Разве что в церковь собрались? На свадьбу или крестины… Она вновь увидела себя невестой на пороге церкви и улыбнулась своим воспоминаниям. Странным, бесцветным голосом женщина сказала:

– Здравствуйте, миссис Миралес.

Ни дать ни взять – школьница на уроке.

– Простите, солнце бьет мне прямо в глаза, что–то я вас никак не припомню, – любезно отозвалась Рут.

– Мы с вами соседи, – сказала женщина, а мальчик как–то противно хихикнул.

Рут замерла в недоумении. Соседи? Ее единственными соседями были Фишеры, а они уехали куда–то на Север ловить рыбу – они каждый год туда ездят. Опасаясь, что имеет дело с жуликами, она спустилась со стремянки и закрыла окно. Мальчик распахнул белую калитку и по хорошо подстриженной лужайке подошел ближе. Рут направилась к телефону. Определенно – мальчик расстегнул ширинку и занялся онанизмом. Открыв рот от изумления, Рут в шоке уставилась на него. Мальчик яростно работал рукой, глаза у него горели как головешки.

– Господи помилуй, – прошептала Рут, – в такой хороший летний день…

Женщина запустила руку в волосы и, похоже, принялась скрести голову. Извлекла оттуда что–то, с интересом рассмотрела, потом положила в рот.

Мальчик выдавил сперму на лужайку и исчез, крикнув ей:

– Привет тебе от Герберта, шлюха старая!

Голос его она слышала так четко, словно он стоял совсем рядом, а ведь она закрыла окна. Женщина взяла мальчика за руку, и они спокойно удалились. Рут осознала, что стоит разинув рот, и закрыла его. Да, мир, мягко выражаясь, лучше не становится! Мальчишке и двенадцати еще нет! А мать – женщина настолько лишенная достоинства, что… Нет, вот только этого мне и не хватало! Скрипя, как несмазанная телега, по окну полз жирный черный таракан. Сквозь стекло видно было его мерзкое полосатое брюхо. Хотя Рут всю жизнь прожила в деревне, к насекомым она питала непреодолимое отвращение. Готовясь нанести контрудар, она отложила тряпку в сторону. Таракан поскользнулся на гладкой поверхности и свалился вниз. Уфф. Ладно, самое время сейчас приготовить хорошего холодного чая с мятой. Да, именно это нужно сделать, чтобы успокоить свое старое больное сердце. Хороший охлажденный мятный чай – и все опять будет в порядке.

Она повернулась, открывая дверь в кухню, и почувствовала, как ее старое сердце просто оборвалось.

Они ползали там тысячами. По стенам, по полу, по дверям. Миллиардами. Да так плотно, что не видно было ни стен, ни черно–белого кафеля. Невероятно. Волнистая подрагивающая черная масса. Сотни тысяч лапок, челюстей, блестящих панцирей, торчащих усиков. Рут отшатнулась. Их не может быть так много. Они покрывали собой все, вплоть до входной двери, причем не переваливая через край.

Рут отступила вглубь комнаты. Они копошились все там же. Они ждали ее. Да – поджидали, когда она войдет в кухню, чтобы наброситься, покрыть ее своими отвратительными поцелуями, забегать по коже, по шее, забраться в рот… Если бы Герберт был рядом! Он бы… а и правду: что бы он сделал? Она представила себе Герберта: он бы велел ей попросту выскочить через застекленную дверь и позвать кого–нибудь на помощь. Почему в комнате так темно? Она медленно попятилась, рукой нащупала за спиной дверь. Потом обернулась, намереваясь распахнуть ее. Стекол на двери больше не было видно. Тысячи черных глазок–бусинок жадно смотрели на нее, мерзкие брюшка подрагивали. Так вот почему. Они закрыли собой солнце. Путь к отступлению был отрезан. И разумеется, через пару минут они рванутся вперед, захватят гостиную, начнут ползать по обитому бежевой кожей чиппендейлу, влезут в телевизор, покроют собой весь ковер, и их поток волной обрушится на саму Рут! Она невольно поднесла руки к горлу, как бы защищаясь. Это конец. Старое сердце билось неровно, по старой коже побежали мурашки.

– Не хочу я так умереть, Боже Милосердный, ну пожалуйста, не хочу я умереть, задавленная тоннами тараканов!

Швабра. Герберт взял бы швабру и потихонечку, осторожненько открыл бы ею дверь. Нет, это слишком рискованно. Если они бросятся вперед всей толпой… Она почувствовала, что щеки стали мокрыми, и поняла, что плачет. Черт возьми, Рут, стоит ли плакать из–за каких–то мерзких тварей! Выбегай отсюда скорее – чего ты их боишься? Это всего лишь насекомые, и они совершенно неопасны. Не съедят же они тебя!

— Но их тут миллионы! – к собственному изумлению, во весь голос закричала она.

Стены прихожей дрогнули – их словно толкнуло вперед, к гостиной. Рут поспешно прикрыла себе рот рукой, чтобы больше не кричать. Они замерли. Черные лапки уже нервно теребили дверной косяк. В нетерпении. Рут вновь увидела Герберта. Герберт со шваброй – он изо всех сил ударяет по застекленной двери, створки распахиваются, и он выпрыгивает в сад. Да, но Герберту при этом сорок, ну пусть пятьдесят, пусть даже шестьдесят лет. Но не семьдесят восемь. И он не страдает артрозом бедра. Но в конце–то концов, старушка, чем же ты рискуешь? Сломать себе что–нибудь? Так тебя в два счета починят, в наше время все что угодно починить могут, даже такую старую развалину. Боишься, что не успеешь выпрыгнуть достаточно быстро? Но послушай: прыгать даже вовсе не обязательно, достаточно просто выбежать. Бегать–то ты еще можешь или нет? Нет. Ну попытайся. Нет. Но не будут же они вечно так и сидеть на стене. Им нужна ты. Нет. Да. И молчок!