— Садитесь, кузен, — сказала Лизбета таким странным и натянутым тоном, что Дирк невольно взглянул на нее.
Но он ничего не увидел, так как она сидела, отвернувшись в сторону, да и сам он был слишком занят своими мыслями, чтобы быть зорким наблюдателем. Очень много потребовалось бы, чтобы пробудить в простодушном и открытом по своему характеру Дирке подозрения в этом доме и в присутствии любимой им девушки.
— Здравствуйте, Лизбета, — проговорил он застенчиво. — Отчего ваша рука так холодна?… Я уже несколько раз заходил к вам, но вы уехали, не оставив адреса.
— Мы с тетушкой Кларой ездили к морю, — прозвучало в ответ.
На некоторое время, минут на пять или даже больше, завязался натянутый, отрывистый разговор.
«Неужели этот хомяк никогда не доберется до главного? — рассуждал Монтальво, наблюдая через щель. — Боже мой, какой у него глупый вид!»
— Лизбета, — сказал наконец Дирк, — мне надо переговорить с вами.
— Говорите, кузен, — отвечала Лизбета.
— Лизбета!… Я… я люблю вас давно и пришел теперь просить вас выйти за меня. Я откладывал это предложение в продолжение года или больше по причинам, которые вы узнаете впоследствии, но я не могу молчать дольше, особенно теперь, когда я вижу, что вашу благосклонность старается приобрести гораздо более изящный господин, чем я. Я говорю об испанском графе Монтальво, — добавил он с ударением.
Лизбета ничего не отвечала, и Дирк продолжал изливать свою страсть в словах, становившихся все убедительнее и сильнее и, наконец, дошедших до настоящего красноречия. Он говорил, как с самой первой встречи полюбил ее, и теперь имеет одно желание в жизни: сделать ее счастливой и быть самому счастливым с ней. Далее он начал было развивать свои планы на будущее, но Лизбета остановила его.
— Простите, Дирк, но я должна задать вам один вопрос, — начала она.
Голос ее прерывался от сдерживаемых рыданий, однако, сделав усилие, она продолжала:
— До меня дошли слухи, которые нуждаются в разъяснении. Я слышала, Дирк, что вы по своей вере принадлежите к так называемым еретикам. Правда это?
Он колебался, прежде чем ответить, сознавая, как много зависит от этого его ответа. Но колебание продолжалось всего минуту, так как Дирк был слишком честен, чтобы солгать.
— Лизбета, — сказал он, — я скажу вам то, чего не сказал бы ни одному живому существу на свете, даже брату. Примете ли вы мое предложение или отвергнете его, говоря с вами, я уверен, что нахожусь в такой же безопасности, как тогда, когда преклонив колени, беседую с Господом, которому служу. Да, я действительно, как вы называете, еретик. Я приверженец этой истинной веры, в которую надеюсь обратить вас, но которую насильно никогда не стану навязывать вам. Именно это обстоятельство так долго удерживало меня от объяснения с вами: я не знал, имею ли я право просить вас связать вашу судьбу с моей и могу ли я жениться на вас, если вы будете согласны, сохранив свою тайну в себе. Только вчера вечером мне дал совет… — кто, это все равно, -… и мы, помолившись вместе, вместе стали искать ответа на мой вопрос в слове Божьем. По неисповедимому милосердию Господа я нашел этот ответ и разрешение всех моих сомнений: великий святой Павел предвидел подобный случай, — в его писаниях все случаи предвидены, — и я прочел, как неверующая жена освящается мужем, а неверующий муж — женою. После того все стало для меня ясно, и я решился говорить с вами. Теперь, дорогая, я высказался, и ваша очередь ответить мне.
— Дирк, дорогой Дирк! — вырвалось у Лизбеты почти с криком. — Ужасен ответ, который я должна дать вам. Откажитесь от своего заблуждения, покайтесь, примиритесь с Церковью, и я выйду за вас. Иначе это невозможно, хотя я люблю вас, и никого другого, всем своим сердцем…
Тут в ее голосе зазвучала страстная энергия.
— Но иначе я не могу, не могу быть вашей.
Дирк слушал и побледнел как полотно.
— Вы требуете от меня единственного, чего я не могу дать, — сказал он. — Даже ради вас я не могу отречься от своего обета и поклонения Богу по моему разумению. Хотя прощание с вами убивает меня, но я отвечаю вам вашими же словами: «Не могу, не могу!»
Лизбета взглянула на него и была поражена: до чего преобразились, приобретя почти сверхчеловеческое просветление, его честные грубые черты и коренастая массивная фигура при этом страстном отречении. В эту минуту некрасивый голландец походил на ангела, по крайней мере на ее взгляд. Она стиснула зубы и прижала руки к сердцу. «Ради него, ради его спасения», — прошептала она и потом сказала вслух:
— Я вас уважаю и люблю за это признание еще больше, но, Дирк, между нами все кончено. Когда-нибудь здесь, на земле или в другой жизни вы поймете все и простите.
— Пусть будет так, — глухо проговорил Дирк, отыскивая рукой шляпу, так как не видел ничего. — Странный ответ на мою просьбу, очень странный, но, конечно, вы имеете полное право следовать своим убеждениям так же, как я имею право следовать моим. Мы должны нести свой крест, дорогая Лизбета, вы сами видите, что должны. Об одном прошу вас, я говорю не как человек, ревнующий вас, потому что во мне затронуто нечто высшее, чем ревность, но как друг, каким, что бы ни случилось в жизни, я всегда останусь для вас: остерегайтесь этого испанца, Монтальво. Я знаю, он хочет жениться на вас. Он человек злой, хотя вначале и очаровал меня. Я чувствую это: его присутствие как бы отравляет воздух, которым я дышу. И я был бы рад, если б он услыхал это, так как убежден, что все это дело его рук. Но и его час настанет: за все ему придется отплатить в здешней жизни или в будущей. А теперь прощайте, да благословит и защитит вас Бог, дорогая Лизбета. Если вы считаете замужество со мной грехом, то вы правы, отказывая мне, и я убежден, что вы никому не выдадите мою тайну. Еще раз прощайте!
Взяв руку Лизбеты, Дирк поцеловал ее и шатаясь вышел из комнаты.
Лизбета же бросилась ниц и в отчаянии билась головой о пол.
Когда дверь затворилась за Дирком, но не раньше этого, Монтальво вышел из-за занавеси и остановился над лежащей на полу Лизбетой. Он пытался принять свой прежний легкий, саркастический тон, но подслушанная им сцена потрясла его и даже несколько испугала, так как он чувствовал, что вызвал к жизни страсти, силу и последствия которых нельзя было заранее предвидеть.
— Браво, моя актрисочка, — начал было он, но тотчас же перешел на другой тон и заговорил естественным голосом. — Теперь лучше встаньте и посмотрите, как я сожгу эту бумагу.
Лизбета с трудом приподнялась на колени и видела, как он бросил документы в пылающий камин.
— Я исполнил свое обещание, — сказал Монтальво, — это показание уничтожено, но на тот случай, если б вы вздумали провести меня и не сдержать своего слова, помните, что у меня есть новые и более веские доказательства, ради получения которых мне, правда, пришлось прибегнуть к способу, не вполне согласному с моим обыкновенным поведением. Я собственными ушами слышал, как этот господин, имеющий такое дурное мнение обо мне, признался, что он еретик. Этого достаточно, чтобы сжечь его когда угодно, и я клянусь если через три недели вы не будете моей женой, он умрет на костре. В то время как он говорил, Лизбета медленно поднялась на ноги. Теперь она смотрела на Монтальво, но это была уже не прежняя Лизбета, а совершенно новое существо, как чаша, до краев переполненная злобой, тем более ужасной, что она была совершенно покойна.
— Хуан де Монтальво, — заговорила Лизбета тихим голосом, — ваша злость победила, и ради Дирка я должна пожертвовать собой и своим состоянием. Пусть будет так, если суждено. Но слушайте, я не предсказываю вам, не говорю, что с вами случится то-то или то-то, но я призываю на вас проклятие Божье и презрение людское.
Подняв руки, она начала молиться.
— Господи, Тебе угодно было наложить на меня судьбу худшую, чем смерть, но помрачи душу и разум этого чудовища. Пусть он живет в тяжелой работе и умрет в нищете кровавой смертью также через меня. А если я рожу ему детей, пусть и они будут прокляты!
