Фой взглянул на брата. Адриан был в мундире испанского офицера, в латах поверх стеганой куртки и в стальном шлеме, украшенном истрепанными перьями. Лицо его изменилось: в его красивых чертах не было и тени прежней надменности, он похудел и выглядел запуганным, как животное, дрессированное при помощью голода и хлыста. Фою показалось, что сквозь печать позора и падения на лице брата проскальзывает что-то хорошее, подобно солнечному лучу, пробивающемуся из-за черных туч. Может быть, Адриан, в конце концов, не так уж плох, может быть, он действительно такой, каким его всегда считал Фой — пустой, взбалмошный, бесхарактерный, рожденный, чтобы быть всегда игрушкой, а считающий себя главой, но ни в коем случае не злой. Кто знает?

Но и в худшем случае, не лучше ли Эльзе стать женой Адриана, чем погибнуть, и погибнуть от руки любящего ее человека?

Эта мысль мелькнула в уме Фоя, как молния, пронзившая тучи, и он бросил свой меч солдату, который подхватил его. В эту минуту его взгляд встретился со взглядом Адриана, и ему показалось, что он читает в этом взгляде благодарность и обещание.

Всех забрали. Расталкивая толпу пинками и ударами, солдаты повели их по улицам павшего города в здание, не совсем разрушенное ядрами, стоявшее на некотором отдалении и от стен, являющихся грудой развалин, и от городских ворот, где происходили такие ужасные сцены, в дом, принадлежавший прежде одному из зажиточных граждан Харлема. Здесь Фоя и Эльзу разлучили. Она уцепилась за него, но ее оторвали и потащили на верхний этаж, тогда как его, Мартина и Марту заперли в темном погребе.

Через некоторое время дверь погреба приоткрылась; чья-то рука просунула воду и пищу, хорошую пищу, какой они не ели уже много месяцев: мясо, хлеб, сухие селедки — еды было так много, что они не могли съесть всего за один раз.

— Может быть, еда отравлена? — спросил Фой, жадно нюхая принесенное.

— Кому выгодно травить нас? — возразил Мартин. — Поедим сегодня, а завтра можно умереть.

Как голодные животные, принялись они за еду, а затем, несмотря на все свои несчастья, уснули крепким сном.

Через десять часов, показавшихся им минутами, дверь снова отворилась, и вошел Адриан с фонарем в руке.

— Фой, Мартин, вставайте и пойдемте со мной, если хотите остаться в живых.

Они мгновенно проснулись.

— Идти за тобой, за тобой? — проговорил Фой, запинаясь.

— Да, — спокойно ответил Адриан. — Конечно, может случиться, что вам и не удастся убежать, но если вы останетесь здесь, что ожидает вас? Рамиро, мой отец, скоро вернется, и тогда…

— Надо сойти с ума, чтобы ввериться вам! — прервал его Мартин, и презрение, слышавшееся в его голосе, больно отозвалось в сердце Адриана.

— Я знал, что ты подумаешь так, — сказал он покорно, — но что же остается делать? Я могу вывести вас из города. У меня уже приготовлена лодка для вашего бегства. Я рискую собственной жизнью, что же я могу сделать еще? Почему вы колеблетесь?

— Потому что не доверяю тебе, — возразил Фой. — И кроме того, я не уйду без Эльзы.

— Я предвидел это, — отвечал Адриан. — Эльза здесь. Эльза, подойди сюда, покажись.

Эльза спустилась по лестнице в погреб. Выглядела она лучше, так как поела и отдохнула, и в ее глазах светилась надежда. Необыкновенная радость переполнила сердце Фоя. Почему она так смотрит? Она же подбежав к нему, обняла и поцеловала его, а Адриан только сдержанно отвернулся.

— Фой, — поспешно заговорила она, — он, в конце концов, честный человек, только очень несчастный. Надо скорее бежать, прежде чем вернется дьявол. Теперь он на совете офицеров, обсуждающих, кто должен быть казнен, но он скоро вернется, и тогда…

Оставив всякие колебания, заключенные двинулись в путь.

Они вышли из дома, и никто не остановил их. Сторож ушел, чтобы принять участие в грабеже, у ворот разрушенной стены стоял часовой, но он или не обратил внимание на проходящих, или был пьян, или подкуплен. Адриан назвал пароль, и солдат, кивнув головой, пропустил его со спутниками.

Через несколько минут они дошли до берега Харлемского озера, где в камышах стояла лодка.

— Садитесь и уезжайте, — сказал Адриан.

Они вошли в лодку и взялись за весла, тогда как Марта начала отталкивать ее от берега.

— Адриан, что будет с вами? — спросила Эльза.

— Зачем вам беспокоиться об этом? — спросил он с горькой усмешкой. — Я иду на смерть, и моя кровь будет платой за вашу свободу. Я ваш должник.

— Нет! — воскликнула она. — Поедемте с нами.

— Да, — поддержал ее Фой, хотя снова почувствовал приступ ревности, — поедем с нами, брат.

— Ты от души приглашаешь меня? — спросил Адриан нерешительно. — Подумайте, я могу выдать вас.

— Если так, то почему вы не сделали этого теперь? — спросил Мартин. И, вытянув свою огромную костлявую руку, схватил Адриана за ворот и перетащил его в лодку.

Лодка отчалила.

— Куда мы едем? — спросил Мартин.

— Предполагаю, что в Лейден, — сказал Фой, — если только можно будет добраться без паруса и оружия, что кажется весьма маловероятным…

— Кое-какое оружие я положил в лодку, — прервал его Адриан, вынимая из трюма тяжелую секиру, пару испанских мечей, нож, небольшой топор, арбалет и несколько железных полос.

— Недурно, — сказал Мартин, гребя левой рукой, а правой размахивая большой секирой. — А все же жаль моего «Молчания», который проклятый Рамиро отнял у меня и повесил себе на шею. И что он нашел в нем? Он слишком велик для такого карлика.

— Не знаю, — сказал Адриан, — но в последний раз, когда я видел его, он возился с отверткой над рукояткой. Он давно говорил об этом мече. Во время осады он предлагал большую награду тому, кто убьет тебя и принесет ему меч.

— Возился над рукояткой с отверткой? — переспросил Мартин. — Ах, Бог мой, я и забыл… Карта-то, карта! Какой-нибудь негодяй сказал ему, что карта того места, где скрыто сокровище, спрятана в рукоятке. Вот почему ему понадобился мой меч.

— Кто же мог сказать ему это? — спросил Фой. — Тайна была известна только мне да Марте, а мы не такие люди, чтобы проговориться. Как?… Выдать тайну сокровища Хендрика Бранта, из-за которого он умер и хранить которую мы поклялись?… Да этого и подумать никто не смеет!

Марта слышала и взглянула на Эльзу, и под ее вопросительным взглядом бедная девушка вся вспыхнула, хотя, к счастью, никто при плохом освещении не мог заметить ее румянца. Она чувствовала, что должна говорить, чтобы снять подозрение с других.

— Мне следовало сказать это раньше, — тихо прибавила она, — но я забыла, то есть я хочу сказать, что мне было ужасно стыдно… Я выдала тайну меча «Молчание».

— Ты? Откуда ты узнала ее? — спросил Фой.

— Тетушка Марта сказала мне в тот вечер, когда был сожжен собор в Лейдене, а вы бежали.

Мартин проворчал:

— Женщина доверилась женщине, да еще в такие годы… Какое сумасшествие!…

— Сам ты сумасшедший, тупоголовый фриз, — сердито перебила его Марта, — где тебе учить тех, кто умнее тебя! Я сказала ювфроу, думая, что всех нас может не стать, и будет лучше, если она будет знать, где найти ключ к тайне.

— Женское рассуждение, — невозмутимо отозвался Мартин, — и оказалось оно никуда не годным, потому что, если бы нас не стало, ювфроу вряд ли бы пришлось добыть мой меч. А каким образом ювфроу сказала это Рамиро?

— Я сказала потому, что струсила, — рыдая отвечала Эльза. — Ты знаешь, Фой, я всегда была трусихой и всегда ею останусь. Я выдала тайну, чтобы спасти себя.

— От чего? — нерешительно спросил Фой.

— От замужества.

Адриан, видимо, страдал, и Фой, видя это, не мог устоять против искушения задеть его острее.

— От замужества? Насколько я понял, может быть, Адриан разъяснит мое недоумение, церемония была все-таки совершена.

— Да, — слабым голосом ответила Эльза, — была. Я пыталась откупиться от Рамиро, рассказав ему тайну, что служит вам доказательством моего ужаса при одной мысли о подобном замужестве. — Адриан глубоко вздохнул, а Мартин как будто поперхнулся. — Мне так досадно, — смущенно продолжала Эльза. — Я не хочу обижать Адриана, особенно после того как он был так добр к нам.