— Не бейте меня.
Питер Мир, слегка ослабив хватку, продолжал прижимать его к стене. Шершавые камни холодили затылок Клемента. Он слабо попытался разжать сильные пальцы и убрать руку, сжимавшую его горло. У него уже начало перехватывать дыхание.
— Почему вы солгали? Почему не рассказали правду? Почему вы солгали им?
Питер Мир отпустил руку, и Клемент, заскользив вниз по стене, едва не упал на землю. Мир вновь грубо схватил его за плечо, встряхнул и пристально посмотрел в глаза. Клемент попытался отвернуться, но Мир удержал его голову, взявшись другой рукой за подбородок.
— Почему? Почему?
Мир убрал руки, но продолжал прижимать Клемента к стене всем своим телом. Потом он внезапно схватил Клемента за руку и толкнул вперед, вынуждая своего пленника вяло тащиться вслед за ним по обледеневшему тротуару. Поскользнувшись, Клемент уткнулся в мокрую скользкую поверхность большого автомобиля. Открыв дверцу одной рукой, Мир с силой втолкнул Клемента в темный салон и забрался сам, решительно оттеснив Клемента, сморщившегося от острой боли в лодыжке.
Тяжело отдуваясь, они оба приходили в себя, сидя на заднем сиденье автомобиля. Дважды презрительно и громко фыркнув, Питер опять пихнул Клемента, к которому пока не вернулся дар речи.
— Так почему же? — вновь требовательно спросил Мир.
— Что почему?
— Почему вы солгали им?
— А что еще вы ожидали от меня? Неужели так необходимо было расстраивать их, причинять им страдания? Уж они-то абсолютно ни в чем не виноваты. И не было никакой нужды призывать меня к ответу… Не только потому, что я не хочу впутываться в это дело, но и потому, что из этого не выйдет ничего хорошего. К чему смущать и огорчать всех этих невинных людей? Подумайте о них. Что мне следовало сообщить им? В конце концов, что именно мы знаем… мы даже не ведаем…
— Что вы имеете в виду, говоря о нашем неведении?
— Нам неизвестно, что могло бы произойти, если бы вы не вмешались.
— Но очевидно же, что могло бы произойти.
— Никакой суд не счел бы такое очевидным. И для меня тоже все далеко не очевидно. Я уверен, что Лукас не хотел убивать меня. Он не мог бы так поступить, он устроил своеобразный фарс, просто хотел напугать меня! Вы не знаете его, а я знаю! Я же сказал им, что вы невиновны, и они мне поверили. Нет никакого смысла ворошить прошлое. Почему мы должны взвалить на них весь этот кошмар? Пожалуйста, оставьте моих друзей в покое, умоляю. Сказанного более чем достаточно.
— Достаточно?! Таково ваше решение, но почему вам кажется, что оно удовлетворит всех? Я лично хочу, причем заслуженно хочу справедливости, и я обязательно добьюсь ее. Вы сами признались мне, что знали…
— Когда же я признавался вам в чем-то?
— Когда поблагодарили меня за спасение вашей жизни.
— Я просто отдал вам дань уважения! Неужели вы не способны понять всю невозможность доказать то, что Лукас намеревался убить меня? Он отослал меня, просто чтобы защитить… я клянусь, что он не имел намерения…
— Как быстро вы сменили тон, но ваши слова выдают вас с головой. Вы погрязнете во лжи. Вы оба способны уничтожить понятия справедливости и правды. Они уже знают…
— Пожалуйста, не надо встречаться с ними, оставьте их в покое, оставьте этих девочек в покое…
— Ваши мотивы убоги и презренны. Я поговорю с ними так, как считаю нужным, им необходимо узнать всю правду.
— Только не надо угрожать. Я же могу рассказать друзьям, что вы опасны, я скажу им, что вы опасный безумец.
— Да, опасен, верно. Я безвреден для невинных, а для адских грешников — чертовски опасен. И что касается вас, то я позабочусь о том, чтобы вы были наказаны. А теперь постарайтесь больше не путаться у меня под ногами.
Мир перегнулся через Клемента, открыл дверцу и резко вытолкнул его из машины. Споткнувшись, Клемент выбрался на тротуар, получив сзади еще пару крепких пинков. Издав нечленораздельный вопль, он отскочил в сторону и без оглядки бросился бежать.
Возлюбленный сын мой!
Я благодарен тебе за письмо и прошу прощения за задержку с ответом, вызванную периодом моего полного отшельничества. Наше общение с внешним миром приносит пользу только в том случае, если оно правдиво. Мы должны быть совершенно открыты и честны друг с другом. В твоих последних письмах, на мой взгляд, байронический романтизм выразился значительно сильнее самозабвенного духовного порыва, в котором, как тебе, судя по всему, представляется, ты пребываешь. Моя вина отчасти заключается в том, что я поощрял тебя к продолжению нашей переписки, но в данный момент я пришел к выводу, что она не помогла тебе, а напротив, определенно помешала. Я прошу тебя смиренно обдумать твое положение, предприняв серьезные попытки отказаться от удовлетворения личных желаний, ошибочно принимаемых тобой за поклонение Господу. Жаждущая хитроумная личность способна найти множество обманчиво праведных путей. Мне это хорошо известно по моим собственным прошлым ошибочным стремлениям! Он говорил: «Я есть путь, истина и жизнь». Все мы далеки от того божественного пути, той истины и той жизни. Не забывай повторять себе, что истина запредельна, и стремись познать ее в покойном душевном уединении. Подлинное вдохновение нисходит на нас крайне редко. Упорное стремление к страданиям, желание, как ты определяешь это, оказаться в аду среди отвергнутых Христом равносильно жажде саморазрушения, оно подобно видениям и фантазиям, порожденным порочным началом, которое обитает в душе человека. Я прихожу к мысли, что наша переписка подталкивает тебя только к продолжению иллюзорной жизни, что любые мои слова способствуют порождению в тебе новых иллюзий. Это, безусловно, моя вина. Одним из величайших искушений является самоутешающее желание стать спасителем для заблудшей души ближнего. Есть только один Спаситель. Подумай о своем счастье и о том, как ты можешь быть счастлив, помогая людям. Ты нуждаешься в общении, в обычных дружеских отношениях. Я прихожу к выводу, что тебе не следует жить в одиночестве. Твоя «депрессия», если я могу позволить себе продолжать употреблять это понятие в широком смысле, возможно, отчасти вызвана отсутствием постоянной службы. Не трать попусту время, «ожидая знамения» или воображая, что ты вскоре приобщишься к монашескому братству. Я советую тебе не писать мне пока в течение значительного периода времени. Такой перерыв, по-моему, позволит нам обоим укрепить силы! (Считай это, если угодно, своего рода епитимьей!) Я сам напишу тебе, когда сочту нужным. Не отвечай на это письмо. Ты неизменно будешь пребывать в моих размышлениях и молитвах.
Твой in Christo,
отец Дамьен
P. S. Что касается знаменитой мыши, съевшей освященную облатку, то авторитетные источники утверждают, что она стала любимым питомцем Девы Марии!
Почтенный Отец!
Прошу прощения за столь быстрый ответ на Ваше последнее письмо. Да, да, я понимаю то, что Вы говорите о нахождении истинного пути, и то, как далек я от него. Но мне необходимо встретиться с Вами. Я полагаю, что в жизни моей наступил критический момент. На самом деле я познакомился с одним человеком, то есть с человеком, исполненным духовной силы, перед кем я готов преклоняться, ибо он буквально вступил в схватку с дьяволом. Только я смогу помочь ему. Но Вы должны посодействовать мне в этом. Мне очень хотелось бы привезти этого человека к Вам, хотя, боюсь, он не согласится на такую поездку. Прошу Вас, разрешите мне в ближайшем будущем приехать повидать Вас, либо с моим благородным, но несчастным другом, либо без него. Мне ужасно стыдно, что я пишу Вам, не вняв Вашему совету, но это крайне неотложное дело. Умоляю, простите меня великодушно. С неизменной любовью, Ваш кающийся грешник,
Беллами
Возлюбленный сын мой!
Прошу тебя не приезжать сюда. Я буду совершенно не в состоянии встретиться с тобой. Что касается твоего духовного друга, полагаю, тебе следует проявить осторожность. Сейчас ты вряд ли способен на стабильную эмоциональную привязанность, а подобные попытки «спасения» зачастую приводят к гибели как «спасателя», так и «спасаемого». Вас может затянуть в демоническую сферу. Надеюсь, ты поймешь меня, хотя я пишу, не зная, в чем сущность вашего дела. Как я уже просил тебя, не пиши мне пока. В подходящее время я сам напишу тебе. Молись, сын мой, молись постоянно. Я молюсь за тебя. Помолись и ты за меня.
Твой брат in Christo,
отец Дамьен
