Луиза тихо выскользнула в коридор, дверь за ней закрылась, и она, пройдя на ощупь в темноте до следующей двери, спустилась по лестнице в фойе и выбежала на улицу. Задыхаясь от волнения, едва не плача, она медленно побрела вдоль фасада. Рядом темнела железная ограда, за которой стояли на тротуаре большие черные мешки с мусором. Луиза помедлила, приглядываясь к этой ограде, к ее остроконечным, местами сломанным пикам. Она подошла к ним и коснулась голыми руками холодного железа. Вдруг, развернувшись, она медленно направилась обратно к театру. На сей раз Луиза не стала подниматься по лестнице, а прошла через фойе, следуя по стрелкам, указывающим путь в зал. Быстро миновав короткий темный коридор, она оказалась в партере того большого и тускло освещенного зала. Теперь сцена, находившаяся перед ней, казалась удивительно близкой. Однако она вновь была пуста. Луиза постояла несколько минут, глядя на нее. Она испытала сильное разочарование, даже вину, словно только что упустила, возможно безвозвратно, какой-то важный момент. Клемент ведь был здесь, она могла поговорить с ним. Может быть, ей позвать его, просто крикнуть его имя? Нет, это казалось невозможным. Луиза вновь ужаснулась, словно преступница, боящаяся, что ее обнаружат. Она прошла немного вперед, поглядывая по сторонам, но так никого и не увидела. Медленно и тихо Луиза продолжала ступать по старому потертому ковру. У нее возникло вдруг странное, навязчивое желание подойти к этой сцене и коснуться ее. Остановившись у борта, Луиза положила руку на ветхую бархатную обивку. Дерево под ней было теплым. Заметив несколько ступенек, она поднялась по ним, развернулась и увидела перед собой весь безмолвный зрительный зал. Она сделала несколько шагов. Половицы скрипнули под ее ногами.

— Луиза! Что, скажи на милость, ты здесь делаешь?!

Как только она увидела Клемента в глубине зала и услышала его голос, весь ее страх испарился. Сняв пальто, она уронила его на пыльный пол и расправила складки платья. Казалось, она собиралась начать выступление. Луизе не сразу удалось вернуть себе дар речи, но когда она заговорила, то ее голос звучал спокойно. Ей даже удалось убедительно изобразить легкое возмущение.

— А что, по-твоему, я здесь делаю? Я узнала, что ты заинтересовался этим театром, и решила заехать и взглянуть на него.

— Как удачно, что ты застала меня. Но откуда ты узнала? — Клемент подходил к сцене по центральному проходу.

— Ну, кое-кто сообщил мне. По-моему, твой агент, да, конечно, именно он. Но что тут интересного? Этот театр выглядит безнадежно заброшенным.

Клемент поднялся на сцену. Он приблизился к Луизе и поднял ее пальто.

— Верно, но я надеюсь, что его можно спасти. Ходили разговоры о том, что его собираются окончательно закрыть. Это ужасно, когда театр умирает.

— Половицы скрипят.

— Да, это никуда не годится! И в ложах дерево уже прогнило.

— Тут и ложи имеются? О да, теперь я их заметила, какие же они крошечные.

— Наличие лож поднимает престиж! Но, Луиза, почему…

— И где же ты раздобудешь средства?

— Надо потрясти обычные источники, создать рекламу… Возможно, найдется щедрый меценат… Ты же видишь, какой симпатичный зал…

— И это будет твой театр?

— Ну, если он выживет, в общем, я надеюсь…

— Послушай, ты не возражаешь, если мы выйдем на дневной свет? Здесь ужасно холодно и сыро.

— Извини, давай иди за мной.

Они покинули сцену не через зрительный зал, а через таинственный лабиринт закулисных помещений, где Клемент, выключая по пути свет, забрал свое пальто, помог Луизе спуститься по каким-то лесенкам, а потом, внезапно громыхнув тяжелым засовом, вывел через задний ход на яркий дневной свет. Они свернули с боковой улочки к фасаду театра, и Клемент запер двери парадного входа.

— Не мог бы ты вернуть мне пальто?

— О да, прости.

— Что ж, мне пора возвращаться домой, — сказала Луиза, застегнув пальто, — Не знаешь, мне подойдет вон тот автобус?

— Нет, он идет к Клапам-джанкшн. Есть новости от Алеф?

— Нет.

— Я надеюсь, что ты сообщила бы мне о них.

— Да, — Луиза заметила, что они остановились возле ограды со сломанными копьями, и вновь коснулась рукой ледяного железа, — В общем, спасибо тебе за то, что показал мне свой театр. Теперь мне действительно пора бежать.

— К чему такая спешка, может быть, ты согласишься пообедать со мной? Здесь поблизости есть один милый итальянский ресторанчик, я недавно обнаружил его. Во второй половине дня мне придется вернуться в театр, но…

— Нет, спасибо. Мне лучше поехать домой. Я теперь не обедаю, а всеми делами дома заправляет Мой. Я просто поймаю такси и…

— Но в округе нет стоянок.

— Ладно, а где ближайшее метро?

— Послушай, я отвезу тебя домой, если тебя не затруднит дойти до моей машины.

— О нет, безусловно, нет, я не могу тратить твое время, я уверена, что ты…

— Луиза, поступим, как я сказал, машина стоит совсем недалеко, и я доставлю тебя до дома очень быстро, пойдем.

До машины они дошли в молчании.

— Интересно, когда же появятся вести от Алеф?

— Никто не знает. Но я надеюсь, что скоро придет письмо и Алеф сообщит нам о том, где они обосновались. Я не знаю, рассчитывал ли Лукас получить работу в каком-то конкретном университете. Он не говорил тебе?

— Говорил мне? Нет! Как поживает малышка Мой?

— Она стала очень молчаливой. Мне порой думается, уж не сходит ли она с ума.

— О боже.

Они помолчали. Автомобиль проехал через мост и, свернув на набережную, покатил вдоль берега Темзы. Неожиданно Клемент свернул направо, проехал немного вперед и остановился на маленькой площади под могучим, сбросившим листья платаном.

— Что это за место, куда мы попали?

— Действительно, куда, Луиза? Я совсем запутался.

— Ох… неужели!..

— Прошу тебя, перестань.

— Что перестать?

— Вести себя как чужая и… чертовски утомленная жизнью особа.

— Извини, но…

— Неужели мы больше не сможем нормально общаться, неужели мы потеряли друг друга?

— Я надеюсь, что мы не потеряли друг друга, Клемент.

— Произошло столько ужасных событий… Лукас, и Алеф, и Питер… Возможно, нам и следует пребывать в скорбном затворничестве… но…

— Но?

— Ты пришла в театр.

— Да, вероятно, мне не следовало. Но это ничего не значит.

— А по-моему, это значит очень много. Это значит, что ты нуждаешься во мне, что ты любишь меня. Разве я не прав? Все хорошо, поплачь, поплачь… Вероятно, я и сам сейчас расплачусь…

— Так значит, ты уже привыкла.

— Как-то странно ты выражаешься.

— Ну, это же восхитительно, я совершенно потрясен.

— Тебя потрясла неожиданность нашего сближения.

— Нет, потрясающи сами чувства.

— Да, это совершенно неземные ощущения.

— А мы совершенно неземные создания.

— Нас создали по божественному образу и подобию. И нам надо быть достойными.

— Мы будем.

— Скорее мы убедимся, что способны на безрассудство.

— И простодушие.

— Но мы способны, способны на все!

— Нам повезло. Ты чувствуешь, какое нам досталось счастье?

— Да.

— И все эти годы оно созревало, словно куколка бабочки в питательной, влажной почве.

— Однако в дело вмешался и несчастный случай… ведь он помог тебе упасть с моста.

— Да, иначе я торчал бы сейчас во Флоренции.

— Боги заставили тебя оступиться и вернуться сюда. Но никакой случай нам не помог бы, если бы мы не знали друг друга давным-давно, мы же не только что встретились.

— Встретились-то мы давно, но открыли друг друга совсем недавно.

— Ты много общался с Алеф… Как часто по вечерам мы, Луи, Мой и я, смутно слышали ваши тихие разговоры и ваш смех…

— Мы просто плутали в лабиринтах собственной незрелости.

— Вы любили друг друга.

— Только в ребяческом смысле.

— Вы уже выросли из детского возраста.

— Сефтон, не мучай меня этими упреками. Я люблю тебя, люблю только тебя одну, я преклоняюсь перед тобой, ты моя судьба. Это правда, и мы узнали ее вместе.