Он был непостижим. Всякий человек непостижим. Он мечтал вернуться в XVII век. Его любимым царем был «тишайший» царь, Алексей Михайлович, не любимым – европеизатор, «революционер на троне» Петр I. И именно при нем, при Николае II, Россия стала более европейской страной, чем при каком бы то ни было другом русском царе. Именно при нем, при Николае II, в стране разразились революции.

Он исповедовал принцип самодержавия: царь ответственен за страну перед Богом и только. Между царем и народом не может быть никакого средостения в виде парламента, прессы, общественного мнения, партий. Царь и народ. Царь и Бог. Непосредственным, мистическим чудом царь так же связан с народом, как связан с Богом. Никто из русских императоров не исповедовал этот принцип с такой неистовой последовательностью, как император Николай II. И именно при нем в России возникли первый настоящий парламент, первые настоящие партии, настоящие общественно-политические журналы. При нем Россия глотнула настоящей европейской свободы. При нем был взорван последний остаток традиционного общества в России, крестьянская община в деревне. Он все делал, чтобы оставаться самодержавным властителем, ответственным перед Богом, а обстоятельства раз за разом заставляли его двигаться в сторону конституционной монархии, Запада, вестернизации и модернизации.

Во время коронационных торжеств он объяснил представителям местного российского самоуправления, земства, что все их расчеты на серьезное участие в управлении страной – не более чем бессмысленные или беспочвенные мечтания. Их дело – школы, больницы, дороги, а управлять бесконтрольно и безгранично будет он и только он. Спустя десять лет он подпишет указ о созыве первого российского парламента, Государственной думы. В опросном листе Первой всеобщей переписи населения в графе «профессия» он с гордостью напишет: «Хозяин земли Русской», чуть позже будет с той же гордостью рассуждать о том, что от его слова и настроения будет зависеть – пошлет дядя Вили (Вильгельм II) войска в Китай или не пошлет: «Как приятно чувствовать себя человеком, от слова которого зависят судьбы мира», – и кончит свои дни бесправным пленником, зависимым от конвоиров, не способным спасти не то что страну – свою семью.

Он был православным, истово верующим, соблюдающим все обряды. В его царствование было канонизировано больше святых, чем за все послепетровские царствования. И именно при нем православная церковь чаще всего ссорилась с царствующим императором. Начиная с трудной канонизации самого любимого, самого дорогого для него святого – Серафима Саровского и кончая распутинскими скандалами, Николай II постоянно конфликтовал с той церковью, которой хотел быть верен.

Он был инициатором созыва мирных конференций в Гааге и Женеве. Он и в самом деле хотел быть «апостолом мира». И именно он втянул Россию в две кровопролитнейшие войны.

Он хотел, чтобы народ полюбил его. Не буржуазия, не дворянство, не образованное сословие, парламентарии и журналисты, но простой народ, землепашцы и мелкие чиновники. Для этого он дружил и переписывался со служащим железнодорожного ведомства, Анатолием Клоповым, для этого советовался с сибирским мужиком, Григорием Распутиным (Новых). И именно при нем в центре столицы стреляли в народную демонстрацию. Именно о нем говорили в народе так, что журналист Василий Розанов вздрагивал, но старательно, впрочем, записывал: «…старик лет 60‑ти, „и такой серьезный“, Новгородской губернии, выразился: „из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть“. Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи, ленточка за ленточкой».

Его прокляли как Кровавого и канонизировали как святого. О нем говорили, что хорошо бы ему быть частным лицом, гвардейским полковником, а не руководителем великой страны, но сам-то он вовсе не хотел быть частным лицом. Сам-то он гордился тем, что Провидение вручило ему власть над Российской империей. Он был фантастический неудачник. Он проиграл все, что только можно проиграть. В конце жизни он увидел, как его страна ввергается в любимое им время, в тот самый, чаемый им XVII век, с бунтами, бесконтрольной верховной властью, неистовой, фанатичной властью, ненавистью к Европе, к Западу. Только ввергают страну в этот самый, оказывается, очень страшный, куда уж как неуютный век его враги, крайние западники, марксисты, революционеры, экстремисты, мечтающие о свободе для всех и справедливости для всех. Великая тщета всех человеческих усилий – вот что должно было поразить Николая Александровича Романова, перед тем как пули расстрельной команды изрешетили его и его семью в подвале ипатьевского дома.

Он был вовсе не одинок в своей судьбе. Его проблема – проблема традиционного монарха в модернизирующейся стране, проблема, широко распространенная – от Китая до Германии. В сущности, монархи всех модернизирующихся стран каждый по-своему решили эту проблему или были решены ею. Легче всех отделался австро-венгерский император Франц Иосиф. Он умер незадолго до социального взрыва, разнесшего на национальные клочки его империю. Он не увидел, как погибла та империя, которую он сохранил в 1848–1849-х.

Удивительнее всех история обошлась с японским императором Хирохито, военным преступником, инициировавшим опыты по производству бактериологического оружия на военнопленных. Он сдался на милость американских победителей, был пощажен, оставлен, пусть и совсем номинально, на троне, а после смерти удостоился уважительного фильма от русского гениального режиссера. Китайский император не избежал суда революционеров-победителей, но был не расстрелян, а «перевоспитан», сделался садовником, написал мемуары, каковые экранизировал знаменитый итальянский режиссер.

Больше всех повезло Вильгельму II, «дяде Вили» дневника Николая II. «Дядя Вили» не стал тянуть с эмиграцией. Эмигрировал сразу же после своего отречения. Жил в Голландии. Приумножил свои капиталы, вкладывал деньги в растущую германскую промышленность. С 1923 года стал получать пенсию от республиканского германского правительства как государственный служащий высокого ранга. Это было одно из немногих распоряжений Веймарской республики, которое не отменили нацисты. «Дядя Вили» дожил до 1941 года и успел увидеть немецкие танки в Голландии.

Таковы сценарии судеб монархов, не сумевших модернизировать свои страны, не сумевших приспособить себя и свои страны к новым временам. Невозможно приложить ни один из этих сценариев к Николаю II. По прошествии многих лет его обреченность становится все очевиднее. В самый разгар «перестройки», когда пошли речи о канонизации Николая II, скандально известный телеведущий пошутил: «Святой… с папироской…» Далась ведь всем эта папироска, запечатленная на уничтоженном во время захвата Зимнего дворца полотне Серова. Матросы вырезали в углу рта нарисованного Николая дырку и вставили зажженную папиросу.