Некоторое время он думал. Потом продолжал:

– Никогда нельзя думать сразу обо всей улице, понимаешь? Надо думать о следующем шаге, о следующем вздохе, о следующем взмахе метлой. Всё время только о следующем.

Он опять задумался, размышляя, прежде чем добавить:

– Тогда это доставляет радость; это важно, тогда дело идёт хорошо. И так оно должно быть.

И опять продолжал после долгой паузы:

– Вдруг ты замечаешь, что шаг за шагом одолел всю улицу. А ты и не заметил как, и не устал. – Он кивнул сам себе и закончил: – Вот что важно.

В другой раз он пришёл и молча сел возле Момо. Она сразу заметила, что он задумался – видно, хочет сказать ей что-то особенное.

Взглянув ей в глаза, старик начал:

– Я узнал нас с тобой.

Прошло некоторое время, пока он продолжил тихим голосом:

– Такое бывает иногда – в обед, когда всё уснуло в зное. Тогда мир становится прозрачным. Как река, понимаешь? До самого дна видно!

Он кивнул, помолчал, потом сказал ещё тише:

– Там, на дне, лежат совсем другие времена, – на дне, понимаешь?

Он опять долго думал, подыскивая слова. Но, как видно, не нашёл, потому что заговорил своим обычным голосом:

– Сегодня я подметал возле старой городской стены. В ней пять камней совсем другого цвета. Вот так, понимаешь?

Он нарисовал пальцем в пыли большое «Т». Склонив голову набок и взглянув на букву, он вдруг прошептал:

– Я их узнал, эти камни.

Помолчав немного, он добавил:

– Это были совсем другие времена – тогда, когда строили эту стену. Много народу там работало. Но были двое, которые взяли да вмуровали эти камни. Знак такой, понимаешь? Я узнал его.

Он провёл рукой по глазам. Казалось, каждое слово давалось ему с трудом, и, когда он вновь заговорил, слова его прозвучали тягостно:

– Они совсем по-другому выглядели, те двое, тогда, совсем по-другому. – И он закончил почти гневно: – Но я их снова узнал – тебя и себя! Я узнал нас!

Нельзя, конечно, осуждать людей за то, что они посмеивались, слушая такие речи Беппо-Подметальщика. Некоторые за его спиной крутили пальцем у виска. Но Момо любила Беппо и хранила все его слова глубоко в сердце.

Другой лучший друг Момо был очень молод и во всех отношениях прямая противоположность Беппо-Подметальщику. Это был красивый юноша с мечтательными глазами и бойким язычком. Всегда напичканный шутками и разным вздором, он так заразительно смеялся, что вы невольно смеялись вместе с ним – хотели вы того или нет. Его настоящее имя было Джилорамо, но все звали его просто Джиги.

Но так как Беппо мы уже называли Подметальщиком, то и Джиги мы дадим прозвище, связанное с его профессией, хотя, по правде говоря, никакой профессии у него не было. Так что назовём его Гидом. Но ведь гидом он тоже бывал от случая к случаю, совсем не потому, что он этому учился или его кто-то на такое дело поставил.

Верным его помощником была кепка с огромным козырьком. Как только появлялись вблизи заблудившиеся туристы, он тут же нахлобучивал её и с серьёзным видом направлялся к незнакомцам предлагать свои услуги. Он был готов всё им показать и объяснить. Стоило им согласиться, он сразу же приступал к делу и нёс ужаснейшую чепуху: семь вёрст до небес! Он выдумывал столько необычайных событий, называл столько имён и дат, что у бедных слушателей кружилась голова. Некоторые, заметив обман, сердились и уходили, но большинство принимали всё за чистую монету и тоже платили за это монетой, когда Джиги протягивал им напоследок свою перевёрнутую кепку.

Люди из ближайших окрестностей смеялись над фантазиями Джиги. А иногда говорили, что нехорошо, мол, делает Джиги: за разные выдумки ещё и деньги получает.

– Но так делают все поэты, – отвечал им Джиги. – А разве туристы ничего не получают за свои деньги? Это уж я точно вам говорю, они получают именно то, что хотят! И какая разница, написано ли это всё в учёных книгах или нет? Кто знает, может быть, истории в этих книгах тоже выдуманы, только никто уже этого сейчас не помнит.

В другой раз он сказал:

– А что вообще-то правда, что – неправда? Кто может знать, что происходило здесь тысячу или две тысячи лет тому назад? Может, вы это знаете?

– Нет, не знаем, – соглашались с ним люди.

– Ну так вот! – говорил Джиги. – Чего ж вы тогда уверяете, что мои истории неправда! По случайности всё могло так и быть, как я рассказывал. А значит, я чистую правду сказал!

Против этого трудно было возразить. Да, с бойким на язычок Джиги справиться было нелегко.

К сожалению, туристы, желавшие осмотреть амфитеатр, приходили сюда очень редко, и тогда Джиги брался за что-нибудь другое. Смотря по обстоятельствам он бывал сторожем в парке, свидетелем при бракосочетаниях, разносчиком любовных писем, плакальщиком на похоронах, продавцом сувениров или корма для кошек, выгуливал собак и занимался ещё многим другим.

Но он мечтал стать когда-нибудь богатым и прославиться. Тогда он будет жить в сказочно-прекрасном доме, окружённом большим парком; есть он будет с золотых тарелок и спать на шёлковых подушках. И самого себя видел он в сиянии грядущей славы – как некое солнце, лучи которого уже сейчас, издалека, согревали его в бедности.

– И я этого добьюсь! – кричал он, когда другие смеялись над его снами. – Все вы ещё вспомните мои слова!

Каким образом он всего этого добьётся, Джиги, разумеется, сказать не мог. К тому же особым прилежанием и любовью к труду он никогда не отличался.

– Работать – не велика премудрость, – говорил он Момо. – Таким путём пусть богатеют другие. Посмотри, какие они из себя – те, что продают жизнь и душу за каплю благосостояния! Нет, это не для меня. Пусть иногда у меня нет денег, чтобы заплатить за чашку кофе, – Джиги всегда остаётся Джиги!..

Казалось, что столь разные люди, со столь различными взглядами на жизнь и на мир, как Джиги-Гид и Беппо-Подметальщик, никогда не могут подружиться. И всё же они дружили. Как ни странно, но именно Беппо был единственным, кто никогда не осуждал Джиги за его легкомыслие. И так же странно, что острый на язычок Джиги никогда не насмехался над чудаковатым старым Беппо.

Зависело это, конечно, и от того, что маленькая Момо так хорошо умела их слушать.

Никто из троих не знал, что на их дружбу скоро набежит тень. И не только на их дружбу – на всё вокруг. И тень эта росла и уже сейчас – тёмная и холодная – наползала на весь город.

Это похоже было на какое-то бесшумное и вроде бы и незаметное нашествие, продвигавшееся вперёд, и ему было невозможно противостоять, ибо никто его толком не замечал. А завоеватели – кто были они?

Даже старый Беппо, видевший многое, чего не видели другие, даже он не заметил Серых господ, которых становилось всё больше и больше.

Они всё чаще мелькали в большом городе и казались неутомимо-деятельными. Вместе с тем они вовсе не были невидимками. Все их видели – и всё же их не видел никто. Зловещим образом умели они оставаться незамеченными, так что вы просто смотрели мимо них, а если встречали их, то тут же забывали. Они совершали своё тайное дело, даже не прячась. И так как они никому не бросались в глаза, никто и не спрашивал, откуда они взялись и откуда приходили, только с каждым днём их становилось всё больше.

Они ездили по улицам в элегантных серых автомобилях, они входили во все дома, сидели во всех ресторанах. И частенько они заносили что-то в свои маленькие записные книжечки.

Одеты они были во всё пепельно-серое. Даже лица у них были пепельно-серыми. Они носили круглые жёсткие шляпы и курили маленькие тёмно-серые сигары. Каждый имел при себе портфель свинцового цвета.

Даже Джиги-Гид не замечал, что эти Серые господа то и дело кружат возле амфитеатра, записывая что-то в свои книжечки.

Только Момо однажды вечером заметила в последнем ряду амфитеатра их тёмные силуэты. Они делали друг другу какие-то знаки, потом их головы сблизились, будто они о чём-то совещаются. Ничего не было слышно, но Момо вдруг стало странно холодно, как никогда раньше. Она поплотнее закуталась в свой огромный пиджак, но и это не помогло – холод был какой-то необычный.