В ушах у Грофилда почти всегда звучала музыка. Чаще всего это были мелодии из кинофильмов, соответствующие его душевному состоянию. В течение последнего получаса его сопровождали бравурные темы из фильмов о полицейских и преступниках: множество ударных, трубы, синкопированный ритм... По мере того как он приближался к квартире Кристал, напевы изменились, стали легче, наряднее и веселее. Такая музыка могла бы сопровождать Джека Леммона или Кэри Гранта на пути к Ширли Маклейн или Дорис Дей. Грофилд, насвистывая, вышел из лифта и изобразил в холле легкий степ.
Нажав пару раз кнопку, он подумал, что ее нет дома. Он ждал и ждал перед закрытой дверью, а тем временем музыка, продолжавшая звучать в нем, опять изменилась. Его душа разрывалась от рыдания скрипок: пропавший без вести в бою человек, которого все считали погибшим, спустя пять лет после окончания войны возвращается домой, изуродованный телесно и духовно, не зная того, что его жена уже давно вышла замуж за другого...
Но в этот момент дверь открылась, и она появилась на пороге в халате, еще не совсем проснувшаяся. Заспанная, она не выглядела опухшей, как многие другие женщины, только лицо ее казалось каким-то размытым.
Кристал спросила:
— Что? В чем дело?
— Уже два часа дня, дорогая. Извини, что разбудил тебя так рано, но я не хотел, чтобы ты пропустила закат солнца.
— Я просто задремала. Хочешь войти?
— Милая, ты даже не представляешь себе, как я мечтал, чтобы эти слова слетели с твоих губ.
Она прищурилась, пытаясь сфокусироваться на его лице и одновременно собраться с мыслями. Полы ее халата распахнулись, и под ним мелькнула голубая пижама.
— Все шутишь.
— Ты права, — ответил он. — Шучу. Ты собиралась поспать еще? Я могу прийти попозже.
— Нет, нет, все в порядке. Заходи. Она сделала шаг в сторону, и Грофилд вошел в квартиру, закрыв за собой дверь. В гостиной она спросила:
— Кофе или чего-нибудь покрепче?
— Кофе? Это не я только что проснулся, а ты. Мне лучше что-нибудь покрепче. Она неопределенно махнула рукой:
— Бар там. Извини, я вернусь через минуту.
— Не надо одеваться, — остановил он. Она снова прищурилась. Грофилд знал немного женщин, которые, прищуриваясь, не становились менее красивыми.
— К чему это ты? — спросила она.
— Ты очень сексуальна. Халат и пижама — так возбуждают. Если бы на тебе был просто халат с распахнутыми полами, это тоже выглядело бы сексуально, но обыкновенно. Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Но голубая пижама, легкий намек на линию груди, на выпуклость бедра — совершенно другое измерение.
Она наконец проснулась.
— Неужели? — спросила она тоном, в котором отчетливо улавливалось: «Давай, давай, заливай дальше».
— Вот и моя жена тоже...
— Ты женат?
— Да.
Она задумчиво кивнула.
— Ты делаешь пас, — усмехнулась она, — и тут же заявляешь мне, что женат. Теперь ты собираешься сделать следующий пас, так?
Грофилд улыбнулся и кивнул:
— Так.
— И если я приму и его, то, значит, вступлю в игру на твоих условиях. Поскольку я уже знаю, что ты женат, то, естественно, мне нечего жаловаться впоследствии.
— Если бы я руководствовался подобной стратегией, моя дорогая, то, вполне вероятно, был бы до сих пор не женат.
— Если ты женат...
— О да, дорогая, женат. — Она, казалось, задумалась, а потом сказала:
— Чтобы принять твои пасы, мне нужно чего-нибудь выпить. Но я только что проснулась.
— Кофе «Ройял».
— Я подумала о том же. Подожди, я сейчас приготовлю кофе.
Грофилд улыбнулся ей вслед, когда она уже вышла из комнаты. Самый легкий и самый приятный способ заполнить утро и дни, оставшиеся до начала операции. И гораздо благоразумнее, чем дразнить фэбээровцев.
Паркер полный кретин, если не уделяет внимания такой женщине.
Она наконец вернулась с двумя чашками черного кофе на подносе и, поставив их на столик, направилась к бару со словами:
— Не понимаю я тебя, хотя уже видела миллионы таких, как ты.
Грофилд не верил, что таких, как он, миллионы, и уточнил:
— Каких таких?
— Женатых, но при этом охотящихся. Если ты собираешься всякий раз возвращаться к своей жене, то зачем вообще оставлять ее? А если ты мечтаешь бросить ее, то зачем возвращаться к ней?
— Это совершенно разные вещи, — ответил Грофилд, подумав о том, что ему нужно бы сегодня позвонить Мэри и он обязательно позвонит, как только уйдет отсюда.
— Совершенно разные вещи? — эхом отозвалась Кристал. — Не понимаю.
Она подошла к нему с бутылкой виски.
— Где сейчас твоя жена? Здесь, в городе?
— Боже упаси, нет! Она в Эстес-Парке, в Колорадо.
— Так ты живешь там? Сколько тебе налить?
— Сколько поместится в чашку, дорогая. Очень хорошо. Спасибо. Нет, она играет в передвижной театральной труппе. И я присоединюсь к ней через несколько дней.
В ее глазах блеснул огонек интереса.
— Ты актер?
— Всего лишь очевидный наследник короны Джона Бэрримора.
— Что ты...
В этот момент раздался дверной звонок, прервавший ее вопрос. Грофилд испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он был рад, что банальный вопрос оборван, но его раздражало то, что нарушился контакт, который уже начал было устанавливаться у него с Кристал.
— Не обращай внимания, — попросил он.
— Не могу. Может, что-то важное.
Она уже поднялась и дошла до середины комнаты.
— Ну хорошо, поскорее возвращайся. Девушка улыбнулась ему через плечо и вышла в холл. Через минуту она вернулась, обеспокоенно глядя на него, а за ней в комнату вошли, возникнув за ее спиной, двое мужчин. Один из них оказался тот самый фэбээровец, который совсем недавно отказался разделить такси с Грофилдом. Именно он спросил:
— Алан Грофилд?
— Вы имеете честь беседовать именно со мной, — чинно поклонился тот. Кристал спросила:
— Так тебя зовут Аланом? Мне нравится это имя.
— Очень мило с твоей стороны.
— Пойдете с нами, — заявил фэбээровец не терпящим возражений тоном.
Грофилд почувствовал что-то холодное в животе.
—Это арест?
— Нет, не арест, — успокоил второй фэбээровец, — не волнуйтесь. Мы хотим поговорить с вами.