Прошел час, затем другой, и я уже начал думать, что Байран не приедет и вся моя затея оказалась пустой, но как раз в это время вокруг дома забегали стражники, офицеры принялись выкрикивать приказы, а затем стража выстроилась в колонну и зашагала к въезду в поместье. Перед домом остались лишь двое – нет, четверо – напряженно застывших часовых да трое-четверо возбужденно расхаживавших взад-вперед офицеров.
Мы бесшумно проскользнули по саду ближе к особняку. Карета Байрана непременно остановилась бы перед нами, а затем он должен был выйти и подняться по ступеням в здание.
В этот момент мы выпустим стрелы и убьем короля.
Мы отцепили луки, которые до сих пор несли на спинах, наложили стрелы. Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, как меня учили смолоду. Потом вытянул перед собой руку: она была твердой, не дрожала.
Послышался стремительно приближавшийся стук множества копыт, и из-за поворота показался отряд конников; в следующее мгновение он, не снижая аллюра, промчался мимо нас. Затем появились три кареты. Одна роскошная, с богатой отделкой, запряженная шестью прекрасными гнедыми лошадьми. Две другие кареты были много проще и очень напоминали санитарные.
Большая карета остановилась в пятидесяти футах от нас, и мы подняли луки.
Дверь открылась, за ней можно было разглядеть фигуру, укутанную в плащ.
Мы с Йонгом натянули луки, прицелились, и король Байран сошел наземь.
И в то мгновение, когда мы изготовились выстрелить, один из королевских кучеров соскочил с облучка и заслонил нашу цель.
Свальбард, видимо, сам того не сознавая, зарычал как лев, от которого ускользнула добыча. Я же лихорадочно выискивал возможность для выстрела, любую возможность, дающую хотя бы малый шанс попасть в короля. Но его высокая – на полголовы выше меня – фигура уже скрылась за другими спинами, мелькнуло жесткое лицо с высокомерным, презрительным выражением, с носом, похожим на ястребиный клюв, и понял, что никакой возможности не осталось, мы упустили случай.
И тогда я сделал то единственное, что мне оставалось: бросил лук наземь, выскочил из укрытия на ровное место, мгновенно пронесся перед лошадьми, скользнул за куст, который прежние хозяева словно специально для этого случая посадили совсем рядом с входом, а оттуда перемахнул в распахнутую, никем не охраняемую дверь. Судя по всему, меня не заметили: охранники не сводили глаз с короля, а придворные мельтешили перед повелителем, стараясь лишний раз попасться ему на глаза.
Вестибюль оказался просторным; он уходил в глубину дома, и от него отходило несколько коридоров. Я увидел укрытую портьерами нишу, сунулся туда, обнаружил висящие внутри плащи и спрятался среди них, оставив между портьерами небольшую щель. В мыслях у меня царил сумбур, а в легких я ощущал жжение, как будто только что пробежал несколько лиг. В одной руке я держал кинжал, а в другой шпагу.
Голоса приближались, и я узнал один из них, рокотавший уверенным баритоном. Прочие голоса звучали тише; одни соглашались, другие успокаивали, в третьих слышался страх, и все они были рядом, совсем рядом со мною.
Я одним движением сорвал портьеру, и люди в ужасе завопили – некоторые завизжали, как женщины, – а король Байран оказался не более чем в трех футах от меня. Он как раз расстегнул застежку под горлом, и лакей осторожно снимал плащ с его плеч.
Он увидел меня и раскрыл рот от изумления. Не уверен, но думаю, что он вспомнил мое лицо и узнал меня. Я не дал ему времени сделать хоть одно движение – подскочив к королю, я по рукоятку вонзил серебряный кинжал Йонга ему в живот, дернул вверх и повернул клинок, ощутив при этом, как сталь разрывает сердце.
Байран издал ужасный стон, перешедший в хрип, и тут же у него изо рта прямо мне в лицо струей брызнула кровь. Я выдернул кинжал, толкнул Байрана, и он упал на колени. Заросший по самые глаза бородой человек с нашивками раста пытался вытащить свой декоративный меч, но я проткнул его шпагой, не оставив никаких шансов выжить, и метнулся к двери.
А совсем рядом с нею стоял старший придворный советник Кваджа Сала, человек, который некогда считался чуть ли не моим другом, и, думаю, он отлично понимал, что я обязательно должен сделать, поскольку он являлся лучшим во всех отношениях человеком во всем Майсире, единственным, на кого могла надеяться эта страна после смерти своего короля. Мой клинок сверкнул как молния и разрубил его горло под свисавшими ниже подбородка роскошными усами. Он покачнулся и упал, а я, не останавливаясь, вылетел за дверь.
Часовой увидел меня, нерешительно замахнулся издали пикой, но тут же бросил ее и пустился бежать.
– Сюда! – крикнул я, и Йонг со Свальбардом кинулись ко мне.
Позади раздавались крики, отчаянные вопли; по-видимому, в особняке началась безумная паника, но я, не обращая на это внимания, завернул за угол и помчался вдоль дома, рассчитывая в суматохе проскочить с задней стороны, а в сознании у меня будто барабанный бой, беспрерывно повторяясь, гремели одни и те же слова: он мертв, король мертв, Карьян отмщен… Я отмщен… подонок мертв, король мертв…
Слева от меня запели горны, и успевший отъехать королевский эскорт повернул обратно. Всадники опустили копья и, с ходу взяв в галоп, понеслись на нас. Мы отлично знали, что бежать от всадников ни в коем случае нельзя, и потому остановились, повернувшись к атакующим кавалеристам лицом, с оружием в руках, готовые взять с собой на Колесо столько врагов, сколько удастся.
Это был конец, но конец, достойный воина, а кто мог встретить смерть с более легкой душой, чем солдат, только что убивший злейшего из врагов своей страны?
Я почувствовал, что мои губы сложились в улыбку, и ощутил странную певучую радость, которая была мне знакома, хотя испытывать ее доводилось очень редко, и в этот момент ко мне приблизился вырвавшийся вперед всадник.
Я отбросил копье в сторону ударом шпаги, шагнул вперед и перерезал кинжалом горло его лошади. Лошадь заржала в предсмертной агонии и упала на подогнувшиеся передние ноги; наездник с размаху ударился о дерево, но тут же рядом со мной оказался другой кавалерист. Я проткнул его бок шпагой, и он свалился с седла. Внезапно вокруг нас образовался вихрь из лошадей и людей; кавалеристы отступили, пораженные дерзостью троих человек, отважившихся принять бой с целым эскадроном. Но их удивление могло продлиться всего лишь несколько мгновений, а затем мы неизбежно должны были в очень скором времени возвратиться на Колесо. Я лишь успел во время этой краткой паузы представить, как Сайонджи, когда я возвращусь на Колесо, будет судить меня за убийство Байрана, и тут ко мне кинулись, подняв над головами мечи, сразу два всадника.
И вдруг раздался грозный, оглушительный львиный рык. Я скосил глаза в ту сторону, откуда он послышался, и увидел огромное животное. Легко перепрыгнув через меня, хищник кинулся на круп лошади и одним движением могучей когтистой лапы разодрал спину до костей одному из наездников. Самое удивительное, что животное было зеленым, зеленым как трава, и позади него в ту же секунду появился такой же зеленый слон. Он визгливо протрубил, свернул хобот кольцом, с громким топотом устремился вперед и нанес второму моему противнику такой удар, что тот отлетел далеко в сторону.
Лошади явно никогда не видели слонов, поскольку мгновенно обезумели от ужаса; они принялись лягаться, вскидываясь на дыбы, метаться из стороны в сторону. Вслед за кавалеристами к месту боя подоспели и пехотинцы, но им пришлось столкнуться с другими чудовищами: тиграми и странными крылатыми змеями. Тела, когти, зубы – все у этих монстров было зеленым. Вот каким оказался обещанный Симеей сюрприз. Ее волшебство оживило фигурно подстриженные кусты. Столь грандиозное заклинание, насколько мне известно, было под силу лишь величайшим из колдунов, таким, как Король-Провидец Тенедос.
А из сада с ревом неслись другие зеленые животные: кабаны и разъяренные буйволы. Я окликнул Свальбарда и Йонга, и мы бросились бежать. По руке Йонга сочилась кровь, а Свальбард подволакивал ногу, но мы бежали изо всех сил, миновали особняк, промчались мимо конюшен и пересекли плодовый сад. Какой-то человек, судя по облику крестьянин, увидев нас, разинул было рот, чтобы поднять тревогу, но, сбитый с ног, грохнулся в лужу рядом с нежившимися там свиньями.
