– Нет, конечно. Для этого в моем распоряжении имеется лаборатория, оснащенная по последнему слову техники, – ответил Захаров.

– Тогда почему же вы заговорили про дом? – спросила я.

– Да потому что результаты вычислений и опытов я хранил у себя дома. В надежном, как мне тогда казалось, месте. После злополучного ночного налета я старался максимально обезопасить плоды своего труда и никогда, ни при каких обстоятельствах не собирать все материалы в одном месте. Попасть в лабораторию на территории завода практически невозможно. Значит, кто-то пробрался в дом, – сообщил Захаров.

– Как вы оказались в том дворе, где на вас напал грабитель?

– За вором погнался. Я ведь на автобусную остановку шел. Дежурный автобус в нашу степь всю ночь ходит. Дойти до остановки не успел, тут он, грабитель мой, кейс вырвал и бежать. Ну, я за ним. Только не я его догнал, а он меня. И по башке саданул, – смеясь, рассказал Захаров. – Сам виноват, тоже мне спринтер двухсотпудовый. Удивительно, что я вообще сумел столько пробежать.

– Скажите, какая часть вашей работы попала в чужие руки в результате нападения?

– О, там были разрозненные материалы. В тот день я взял на дом бумаги по другой проблеме. Чисто случайно, но крайне удачно, – Захаров снова рассмеялся. – В этот день мне нужно было закончить текущую работу: найти способ уничтожать неприятный запах. Знаете, есть такие специальные растворы, избавляющие канализационные трубы от запаха разложений и застоявшейся воды? Вот над этим я и работал.

– Значит, в тот раз злоумышленник остался с носом? – спросила я.

– Это точно. С длиннющим носом. Признаться честно, я не думал, что последует какое-то продолжение. Я тогда вообще не подумал, что нападение как-то связано с моей работой. Думал, что стал жертвой обычного грабителя. Просто он увидел мой кейс и предположил, что там есть чем поживиться, вот и напал. А то, что впоследствии я стал более осторожен с бумагами, связанными с разработкой нового продукта, так это скорее для своего собственного спокойствия. Ведь пропади хоть часть моих формул, и пришлось бы всю работу заново начинать, – пояснил Захаров.

– Первое происшествие со вторым вы связали только после презентации? – спросила я.

– Не сразу. Предположение сделала Женечка. Это, говорит, не может быть простым совпадением. Тот, кто напал на тебя ночью, охотился за документами, а не за деньгами. Я поразмыслил на досуге и вынужден был согласиться с ней.

– Ну, хорошо. С этим более-менее понятно. Теперь ответьте на несколько вопросов, – попросила я.

– Я готов. Спрашивайте, – сосредоточенно произнес Захаров.

– Вы интересовались именем того, кто представил на конкурс вашу презентацию?

– Естественно. Только ответа не получил. Председатель жюри сказал, что не вправе раскрывать эту информацию. Автор, мол, пожелал остаться неизвестным, значит, так тому и быть.

– И никакие ваши доводы о том, что человек этот украл вашу идею, в расчет не пошли?

– Тот же председатель на мои заверения о том, что я являюсь истинным автором работы и берусь это доказать, заявил, что доказательства авторства получены в полном объеме, поэтому, если у меня имеются возражения, я могу изложить их в полиции. Там, мол, пусть и разбираются. А у него есть контракт, есть продукт и эксклюзивные права на него со всеми вытекающими из этого последствиями. А больше его ничего не интересует. Вот так-то! – химик тяжело вздохнул.

– Довольно цинично, – произнесла я.

– Ничего удивительного. У них за границей вообще к людям отношение другое.

– Председателем жюри был иностранец? – удивилась я. – Но ведь конкурс объявляло руководство завода.

– Ну да, руководство. Только премиальный фонд учреждал спонсор. Та компания, которая планировала заключить контракт на поставку нового продукта. Поэтому и слово последнее за ними осталось, – пояснил Захаров.

– Скажите, вы помните фамилию председателя жюри? – догадываясь, какой будет ответ, спросила я.

– С фамилиями у меня беда. Попробую вспомнить, – наморщил лоб Захаров. – То ли Доренский, то ли Коваленский. А может быть, Говоренский?

– Ковалевски. Пит Ковалевски, – подсказала я.

– Точно, – обрадовался Захаров. – А вы, выходит, знакомы?

– Выходит, так, – ответила я. – Какова же сумма премии?

Захаров назвал. Я присвистнула. Да, куш немалый. Неудивительно, что на него столько желающих нашлось. Следовательно, и подозреваемых будет немало. Я поймала себя на мысли, что рассматриваю это дело уже с профессиональной точки зрения, хотя согласия на расследование еще не давала. И я, и Захаров задумчиво примолкли. А задуматься было над чем. Мало того, что дело само по себе было безнадежное, так еще и треклятый Коваленко оказался не просто замешан в этом деле, а, можно сказать, являлся чуть ли не ключевой фигурой. Я понимала, что, возьмись я за расследование, встреч с ним не избежать. Опять придется выслушивать его нелестные отзывы о дедуктивных способностях женщин в целом и моих способностях в частности. Кроме того, придется терпеть его издевки и снисходительные взгляды, если хочу заполучить достоверную информацию о победителе конкурса. Но отступать и отказываться я не собиралась. Только не из-за Коваленко!

Думы Захарова, по всей видимости, были ненамного веселее моих. Он тяжело вздыхал, удрученно качал головой, пальцем собирал остатки крема с тарелок и машинально отправлял их в рот. Осознав, чем занимается, Захаров покосился в мою сторону, чтобы определить, видела ли я его позорное поведение. Сделав вывод, что за раздумьями я ничего не заметила, осторожно вытер палец о салфетку и, успокоившись, спросил:

– Ну, что скажете, Татьяна? Дело совсем безнадежное?

– Признаюсь честно, шансы на то, что удастся найти воришку, невелики. Но это еще полбеды. Гораздо сложнее будет доказать ваше авторство. И это уже серьезная проблема, – откровенно заявила я.

– Пусть вас это не беспокоит, – ответил Захаров. – Мне бы только узнать, кто решился на подобный шаг.

– Да что вы будете делать с этим знанием?

– Вы, главное, вычислите негодника, а как с ним поступить, решим позже, – ответил Захаров.

– Ну, хорошо. Допустим, я согласилась. Тогда мне необходимо встретиться с каждым членом вашей семьи. Посетить ваш дом и лабораторию. Пообщаться с вашими коллегами и начальством. И еще одно самое важное условие. При отсутствии безоговорочного согласия между мной и клиентом по этому вопросу я за дело не берусь. Вы должны знать: я веду расследование независимо от того, какие результаты нас в конце ожидают. Вполне может случиться так, что виновником преступления окажется человек, который вам дорог. В вашем случае это актуально, как никогда. Вы готовы идти до конца, каким бы он ни оказался? Готовы ли вы получить правду любой ценой? Даже если это в корне изменит вашу жизнь?

Я намеренно нагнетала обстановку. Мне хотелось, чтобы Захаров с самого начала знал, что предателем может оказаться кто угодно из его окружения. И жена, и дочь, и коллеги. Или же может статься, что злоумышленник воспользовался доверчивостью его близких, и они, сами того не ведая, помогли совершиться черному делу. Короче, я должна была добиться того, чтобы Захаров принял такое решение, о котором он не пожалеет впоследствии.

– А вы бы как поступили? – с отчаянием в голосе произнес Захаров.

– Простите, Вячеслав, но это решение вы должны принять самостоятельно.

Захаров молчал, обдумывая мои последние слова. Я не торопила его. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он снова заговорил. Я видела, что решение далось ему с трудом, но теперь оно было осознанным и бесповоротным. В этом я не сомневалась.

– Неизвестность гораздо хуже самого страшного знания, – проговорил он. – По крайней мере, я буду точно знать, кому могу доверять, а кому – нет. Я согласен. Приступайте к расследованию, и будь, что будет.

После этого мы просидели в кафе еще часа два. За это время я постаралась собрать максимум информации о последних месяцах жизни Захарова. Он оказался толковым рассказчиком. На вопросы отвечал подробно, без излишней эмоциональности и пустых заверений в том, что тот или иной вопрос никак не может относиться к делу. Когда вопросы иссякли, Захаров выглядел выжатым, как лимон. У меня же голова распухла от обилия информации. Нам обоим настоятельно требовалась передышка. Об этом я и заявила Захарову.