Через полгода император почил с миром. Людовик оставил Аквитанию и прибыл в Ахен, чтобы при полной лояльности франкской аристократии и ближайших сподвижников отца, принять во владение все франкские королевства.

Годы быстро летели, империя процветала, дети взрослели. Когда старшему сыну исполнилось двадцать три, умерла Ирмингарда. Похоронив жену, Людовик решил, что пришло время передать управление государством Лотарю и обрести наконец-то свое истинное предназначение, но этим планам не суждено было осуществиться, ибо в этот момент в его жизни появилась блистательная красавица-баварка с библейским именем Юдифь.

В чем была тайна её очарования? Красота, утонченность и грация? Её ум и блестящее образование? Благородство, скромность и добродетельность? Эта девушка, без сомнений, была самым совершенным созданием Творца, она была воплощением одухотворенности и совершенства Божьего мира,  и Людовик, не задумываясь, бросил к её ногам всю империю, ибо свято уверовал, что именно Она - тот смысл и предел, к которому его всю жизнь вел Господь и ради чего он жил, что она и есть то самое предназначение на его земном пути, та самая высшая цель, к которой он так стремился с юности.

Сына, которого подарила ему Юдифь, он с гордостью нарек в честь своего отца, и отныне именно на Карла и на его великое будущее возлагал свои самые заветные надежды.

***

Серебро зеркала  любовалось прекрасным и гордым ликом королевы, чью  блистательную красоту оно удостоилось чести отображать.

Сегодня государыня отослала прочь всех камеристок — ей нужен был покой, хотелось провести вечер без глупой никчемной трескотни придворных дам. Сейчас, когда ей необходимо было обдумать сложившуюся ситуацию и принять правильное решение, эти пустопорожние сплетницы только  раздражали бы её. Сидя в одиночестве в королевской опочивальне, Юдифь не спеша снимала с себя украшения — витые браслеты, ожерелье, диадему, шпильки, сверкавшие в полумраке диамантами, и раскладывала их по ларцам, которыми был заставлен мраморный столик под зеркалом. Однако все это она делала  неосознанно, пребывая в глубокой задумчивости и даже не глядя на драгоценности, которые всегда так любила, а очень скоро и вовсе оставила их, всецело поглощенная гнетущими тревожными мыслями.

 Комната была погружена во мрак, лишь на столике, за которым сидела королева, горело несколько светильников. Сквозь зыбкое, неясное преломление металла королева всматривалась в кромешную тьму, черневшую за спиной у её зеркального двойника, размышляя об известиях, которыми поразила её прибывшая сегодня в Ахен Альберга.

В отличие от Людовика, слишком уж доброго и снисходительного к своим детям, Юдифь знала, что старший сын императора злой, грубый и жестокосердный человек, и что, став императрицей, она обрела непримиримого врага, желавшего во что бы то ни стало лишить новоявленную королеву расположения августейшего супруга и выставить её вон из дворца.  Сколько грязной брани и угроз она вытерпела, скольких подлых ловушек избежала! На счастье королевы, при всей своей злобности Лотарь был достаточно простодушен и предсказуем, и в дворцовых интригах Юдифь побеждала его без особых усилий, но, тем не менее, ей было очень жаль, что первые годы её супружества были омрачены этими дрязгами.

Она вовсе не удивилась, узнав о том, что он выступил на собрании против нового закона о переделе империи. Этого следовало ожидать. Более того, Юдифь предполагала и дальнейшее развитие противостояния, вплоть до открытого столкновения. Но, как видно, нынче Лотарь сильно поднаторел в коварстве, ибо вместо того, чтобы открыто восставать против отца, негодяй решил убить младшего брата. Трудно поверить, что это злодейство мог замыслить сын Людовика, добрейшего и достойнейшего из людей!

Видит Бог, она долго старалась быть приветливой и благожелательной родственницей, но если ты посмел посягнуть на жизнь моего сына — горячо любимого и дражайшего, который один и есть смысл моего существования в мире, то готовься к расплате, мерзавец из мерзавцев, ибо клянусь - наступит день, когда ты очень пожалеешь о своих злобных замыслах!

Юдифь снова почувствовала, как тяжелые тиски ненависти сдавили ей голову, а страх вцепился в горло и проник в душу, распространяя в ней удушливый, терпкий яд отчаяния.

Ах нет, прочь страх, прочь отчаяние! Благодаря преданной подруге, Юдифь предупреждена, а значит, будет теперь во всеоружии, и если вдруг с Лотарем случится внезапный припадок братской любви и последует приглашение для Карла погостить или вместе отправиться на охоту, она знает, как поступить.

Однако нельзя было не учитывать в этом деле мнение Бернарда - а по его мнению Альберга лгала. Юдифь не верила этому и не хотела верить, но сомнение было посеяно и мучило её, а ей так не хотелось быть несправедливой и подозрительной к самым близким друзьям.

 Юдифь ещё раз, во всех подробностях, вспоминала разговор, а точнее допрос, который учинил граф Барселонский её подруге.

- Откуда эти сведения? - обратился Бернард к графине, услышав о заговоре против принца.

- Я только что все рассказала государыне, - заметила Альберга, удивляясь его холодному, как будто даже враждебному тону, -  то, что я сама слышала разговор короля с другими сеньорами, они сказали, что Шарло должен умереть.

При этих словах Юдифь сжала руками голову, почувствовав резкую боль в висках.

- Разговор с кем? Кто были эти сеньоры? - продолжал тем же ледяным тоном Бернард, пристально глядя на графиню.

- Я их не знаю, - растерянно проговорила Альберга, - к тому же они сидели ко мне спиной.

- Неужели, Альберга? Вы разве не узнали среди них своего мужа? - мрачно поинтересовался Бернард (то, что её муж, ближайший друг Лотаря, в силу своих должностных обязанностей присутствовал бы на таком важном совещании  - ни у королевы, ни у казначея не вызывало сомнений, вероятнее всего, что никаких других сеньоров вообще не было, разговаривали Лотарь и его советник. Вопрос был в том насколько откровенна сейчас Альберга).

- Но при чем тут мой муж?  - удивилась в ответ графиня.  - Он в это время спал.

- А что же вам-то не спалось? - довольно бесцеремонно и грубо спросил Бернард, которого неприятно поразила её двуличность.

Что касается королевы, то она не была склонна осуждать молодую женщину, только что вышедшую замуж, за то, что она выгораживает своего мужа, это было вполне естественно и вовсе не означало, что Альберга переметнулась в лагерь их врагов. Её поведение, её послушный приезд в Ахен и разоблачение планов Лотаря как раз говорило об обратном.