— Если тебе не нравится дворец, — спросил он, — почему ты всегда возвращаешься сюда?
Она пожала плечами.
— Джон не покидает его. И мы должны частенько показываться здесь. Он все-таки глава семьи.
Комин пристально взглянул на нее.
— Ты испугана, — сказал он. — Ты боишься чего-то здесь.
Она засмеялась.
— Меня не легко испугать.
— Охотно верю, — сказал он. — Но сейчас ты боишься. Чего? Почему ты убежала отсюда в Нью-Йорк? Чтобы развеяться?
Она мрачно поглядела на него.
— Может быть, ты близок к истине. Может, я веду тебя на убой.
Он отнюдь не нежно положил руки на ее шею.
— И ты?
— Может быть, Комин.
— Я чувствую, — сказал он, — что в ближайшие дни пожалею, что не убил тебя прямо здесь.
— Может быть, мы оба пожалеем, — сказала она и удивила его, когда он ее поцеловал, потому что в том, как она прижалась к нему, сквозил панический страх.
Ему все это не понравилось, и нравилось все меньше и меньше, пока яхта опускалась на высокое плато над Морем Дождей. Он увидел изгиб огромного здания, вздымающегося вверх, как гладкая стеклянная гора, сверкающая на солнце, а затем магнитный буксир прицепился к их кораблю, и они были мягко введены в воздушный шлюз. Массивные двери закрылись за ними, и Комин подумал: ну, вот я и здесь, и от Кохранов зависит, уйду ли я отсюда.
Через несколько минут Сидна вела его по саду, занимающему несколько акров, к куче каменной кладки, которую он прежде много раз видел на рисунках: старик воздвиг себе монумент, безумно установленный в мертвом мире. Совершенная структура естественной лунной скалы соответствовала лунному ландшафту. Результат был поразительный, жуткий и — согласился Комин — прекрасный.
Линии здания возвышались и изгибались так же смело, как маячившие над ними пики.
Он поднялся за Сидной по широким низким ступенькам в крытую галерею. Сидна толкнула огромную дверь, которая нехотя растворилась.
Холл за ней был высокий и строгий, наполненный пропущенным через фильтры солнечным светом, смягченный драпировками, коврами и драгоценными изделиями со всех концов Солнечной Системы. Свод из белого камня отражал шепчущее эхо при каждом их движении. Сидна прошла до середины, шагая все медленнее и медленнее. Затем внезапно повернулась, словно хотела убежать отсюда. Комин взял ее за локоть и спросил:
— Чего ты боишься? Я хочу знать.
Эхо его голоса прокатилось по холлу. Она пожала плечами, не глядя на него, и сказала, стараясь совладать с голосом:
— Разве ты не знаешь, что в подвале каждого замка живет Существо? Ну, теперь у нас тоже есть такое, и это прекрасно.
— Что за существо? — спросил Комин.
— Мне кажется, — сказала Сидна, — мне кажется, это… это Баллантайн.
Высокий свод пробормотал: «Баллантайн» тысячей тонких голосов, и Комин с силой сжал плечи Сидны.
— Что ты имеешь в виду? Баллантайн мертв. Я сам видел, как он умер.
Твердый взгляд Сидны на долгую минуту встретился с его взглядом, и Комину показалось, что по холлу пробежал холодный ветерок, холодный, как межзвездная пустота.
— Меня не пускают вниз, — сказала она, — и не говорят мне об этом, но здесь ничего нельзя держать в секрете. Слишком хорошее эхо. И я хочу сказать тебе еще одно. Я боюсь не только этого.
Что-то сжало сердце Комина, и оно заколотилось. Лицо Сидны стало смутным и отдаленным, и он снова очутился в маленькой палате на Марсе и увидел тень страха, который был нов под знакомым Солнцем…
— Сюрприз, — сказала Сидна, и ее холодный легкий голос стал колючим. — Я привела тебя к другу.
Комин вздрогнул и обернулся. У дальнего конца холла в дверях стоял Уильям Стенли, и приветственная улыбка стала мрачной и злобной на его лице. Комин отстранил от себя Сидну.
Стенли выстрелил в него сверкающим взглядом и обратился к Сидне:
— Опять штучки женщины с куриными мозгами? Когда ты повзрослеешь, Сидна? К концу мира?
— Ну, Билли! — Она поглядела на него с изумлением невинности. — Я сделал что-то не так?
Лицо Стенли стало теперь совершенно белым.
— Нет, — сказал он, отвечая себе, а не ей, — даже к концу мира этого не будет. И ты еще стараешься произвести впечатление на каждого своим умом. Но я не думаю, что кто-нибудь посчитает это хотя бы чуть-чуть забавным. — Он мотнул головой на Комина. — Кругом. Вы возвращаетесь на Землю.
Сидна улыбалась, глаза ее вновь стали лучистыми, какими их помнил Комин. Она казалась очень заинтересованной.
— Повтори, пожалуйста, последние слова.
Стенли медленно повторил:
— Я сказал, что этот человек возвращается на Землю.
Сидна кивнула.
— Ты стремишься стать отличным, Билли, но все еще недостаточно хорош.
— Недостаточно хорош для чего?
— Чтобы отдавать приказы, как Кохран. — Она повернулась к нему спиной, не оскорбляюще, но словно его здесь и не было.
Когда Стенли заговорил, в его голосе звучало беспокойство:
— Это мы еще посмотрим.
Он быстро вышел. Сидна не взглянула ему вслед. Не глядела она и на Комина. Он же забыл о Стенли уже через минуту. «Мне кажется… мне кажется, что это Баллантайн». Сколько же это может продолжаться?..
Он хрипло спросил:
— Так что ты пытаешься мне сказать?
— Это трудно принять, не так ли? Может, теперь ты понял, зачем я приехала в Нью-Йорк?
— Послушай, — сказал Комин, — я был с Баллантайном. Его сердце остановилось. Его пытались оживить, но напрасно. Я видел его. Он мертв.
— Да, — сказала Сидна, — я знаю. Из-за этого все так трудно. Сердце его не бьется. Он мертв, но не совсем.
Комин грубо выругался, чувствуя наползающий ужас.
— Как человек может быть мертв не… Откуда ты знаешь? Ты же сказала, что тебя не пускают к нему. Отку…
— Она подслушивала у двери, — прозвучал новый голос. Через холл к ним шел человек, его каблуки сердито стучали по каменному полу. — Подслушивала, — сказал он, — а затем разболтала. Ты так и не можешь научиться держать рот на замке? Ты не можешь прекратить причинять неприятности?
Лицо его, бывшее лицом Сидны во всем, кроме красоты, было высокоскулым и мрачным. В глазах его был тот же блеск, но он казался жестоким, а у губ копились морщины. Он выглядел так, словно хотел схватить Сидну и разорвать на части.
Она не уступила ему.
— Раздражением ничего не изменишь, Пит. — Глаза ее пылали, а губы упрямо сжались. — Комин, это Питер Кохран, мой брат. Пит, это…
Жестокие черные глаза быстро сверкнули на Комина.
— Знаю, я видел его раньше. — Он обратил все свое внимание на Сидну. Откуда-то издалека послышался голос Стенли, требующий, чтобы Комина отослали. Никто не отреагировал. Комин сказал:
— Где?
— На Марсе. Вы не помните, вы были без сознания в то время.
Смутное воспоминание голоса, говорившего из густого красного тумана, вернулось к Комину.
— Так это вы прекратили развлечение?
— Парни немного перестарались. Вы бы скорее умерли, чем заговорили. — Он поглядел на Комина. — А теперь вы готовы говорить?
Комин шагнул к нему.
— Баллантайн мертв?
Питер Кохран заколебался. Взгляд его стал глубже, на скулах заходили желваки.
— Это ты со своим длинным языком, — пробормотал он Сидне. — Ты…
— Ну, знаешь, — яростно сказала она, — ты сумасшедший. Ты и все племя Кохранов ничего здесь не добьетесь, и ты это знаешь. Я думала, у Комина может быть ответ.
Комин повторил:
— Баллантайн мертв?
Секунду спустя Питер сказал:
— Я не знаю.
Комин стиснул кулаки и глубоко вздохнул.
— Тогда давайте по-другому. Мертвого или живого, я хочу его видеть.
— Нет, нет, вы не… вы не представляете последствий. — Он изучал Комина тяжелым, пронизывающим взглядом. — Чего вы ищите, Комин? Возможности вмешаться?
Комин указал на Стенли:
— Я уже говорил ему. Я говорил вашим парням на Марсе. Я хочу узнать, что случилось с Паулем Роджерсом.