— Войдите, — сказала она. Такова уж женская логика.
Пожаловал Серпантинов, хотя они договаривались встретиться только вечером. Дел у каждого накопилось по горло.
— Я не вовремя? — спросил вежливый Серпантинов, повел носом и уверенно заключил: — Абсент, пили абсент. Час абсента как час обеда.
— Пришла Катерина, обвинила Надюнчика в убийстве Алекса и принесла бутылку. Ей под абсент лучше думается, — оправдывалась Пономаренко.
— С абсентом не думается лучше, с абсентом легче живется, — философски изрек Алексей. — Так это тихоня Надюнчик всех порешила?
— Выходит так. Она в молодости лечилась в психдиспансере. Она наняла киллера. А когда поняла, что киллер ей не помощник, утопила Алекса сама.
Инна пересказывала Алексею последние новости и чувствовала всю их искусственность. Слишком смахивало на «сделанную» кем-то детективную историю.
— За что она бедного Алекса?
— Он ей квартиру подарил.
— Я Людмиле тоже квартиру подарил, — вздохнул Серпантинов. — У баб в моду вошло убивать мужиков, которые квартиры дарят? Слушай, а вдруг это она меня закопала живьем? А что, читать она всегда читала. Вот писатели и подсказали выход: закопай мужика — и все твое.
Инна некоторое время молча смотрела на Серпантинова. Она вспомнила мелодраму, которую разыграла Людмила, ее фальшивый траур, ее мелкое коварство. У женщины явно артистические задатки и авантюрный ум, разъеденные бездельем и скукой. Такая могла и Эдгара По поставить на службу собственным интересам. И муженька любимого разыграть. Да, очень заманчиво обвинить во всем Людмилу, но Пономаренко справилась с собой и не позволила опуститься так низко — обвинить брошенную женщину. Хотя желание мстить распирало Людмилу, и она его не скрывала.
— А Верунчику кто подбросил письмецо? Тоже Людмила? Ее-то за что?
Серпантинов улыбнулся.
— Я увлекся, — доложил он. — Собственно говоря, не за тем пришел. Главное — квартира. Поехали.
— Какая квартира?
— Я квартиру присмотрел для нас, поехали, посмотришь.
— Не могу. Меня шеф искал. Он уже забыл, как я выгляжу, и понятия не имеет, чем я занималась. А для начальства что главнее всего? Чтоб подчиненные работали в поте лица, с энтузиазмом.
— С Виктором Петровичем я договорился, — вдруг объявил Серпантинов. — Не беспокойся.
— Ты знаком с нашим главным редактором?
— Только что познакомился. Я красочно описал ему свои приключения и попросил посоветовать толкового журналиста, который помог бы разобраться в этом деле. Он порекомендовал мне вас, уважаемая Инна Владимировна, как самого опытного, знающего, профессионального…
— Ну ты и хитрюга, — перебила она Серпантинова.
— Горжусь тобой, любимая, — искренне произнес Алексей. — Ты теперь можешь вполне официально ехать со мной, куда я захочу. И все во имя дела. С благословения главного редактора, я похищаю вас.
Инна посмотрела на недочерченные схемы, на сырой план дальнейших действий и махнула на все рукой. Она человек, и ничто человеческое ей не чуждо, хотя это ох как непрофессионально.
Серпантинов светился от гордости.
— Квартира недалеко от твоей работы, — вводил он ее в курс дела, — уютная, с хорошим видом из окна, даже мамочка одобрила.
— Ты успел показать ее Анастасии Назаровне? — с легким оттенком обиды спросила Инна.
Серпантинов замялся. Дернул его черт ляпнуть такое! Ведь он знал, что женщины народ ревнивый. Не первый год живет, мог бы и догадаться. И как теперь выпутываться?
— Правильно сделал, что показал маме. Она женщина мудрая, а я ничего не смыслю в новых квартирах. — Инна постаралась выговорить все искренне. Ведь она действительно не разбиралась в квартирных тонкостях, и Анастасия Назаровна действительно женщина мудрая. Все так, но почему же так мучительно дались эти разумные слова? Инна открывала в себе нечто новое, и это новое было далеко от совершенства. Какие, оказывается, меленькие, первобытные и низменненькие инстинкты дремали в ней до поры до времени.
«Хоть бы не превратиться в мелкую пакостницу», — испугалась Инна.
— Очень хорошо, что ты посоветовался с Анастасией Назаровной, — закрепила Пономаренко победу над собой.
— Я не испортил праздник? — опасливо спросил Алексей.
— Ну что ты, я бесконечно счастлива, что ты так любишь маму… — ляпнула Инна. «Господи, ну куда меня несет? — тут же выругала она себя. — Я ведь не хочу обабиться! Не хочу, а прет из меня такое…»
Серпантинов задумчиво переваривал услышанное. Он даже остановился, хотя до машины осталось несколько шагов, стоял и вертел в руках ключи от зажигания.
— Я осел, — тихо сказал Серпантинов.
«Ты осел, — мысленно согласилась Инна, — и я ослиха, а вместе мы пара ослов». Вслух же принялась успокаивать:
— Глупости, ты все правильно сделал.
Инна подошла к нему и взяла за руку.
— Поехали, очень хочется увидеть твой выбор.
Серпантинов кисло улыбнулся:
— Поехали, надеюсь, ты меня простишь…
Они так увлеклись собственными переживаниями, что не заметили, как сзади к ним подошел молодой человек. Некоторое время он прислушивался к разговору и, наконец, тихо сказал:
— Инна Владимировна, вам придется поехать со мной.
Инна обернулась, увидела незнакомого субъекта, крепче вцепилась в руку Серпантинова и ответила:
— Никуда я с вами не поеду.
— Это очень важно, — настаивал незнакомец.
— Молодой человек, кто вы и что вам нужно? — Серпантинов шагнул вперед, отодвинув Инну себе за спину.
Молодой человек потупил глаза и молчал. К ним подошли еще двое прилично одетых мужчин. На грабителей или бандитов они не были похожи. Инна скорее определила бы их в сотрудники солидного банка.
— Я не могу посредине улицы открывать тайны. Давайте сядем в машину, хотите в вашу, Алексей Вадимович, и поговорим.
— Еще чего! — возмутился Серпантинов. — Или вы называете свои имена, или мы расходимся в разные стороны.
Молодой человек вздохнул.
— Извините, если чем обидел, но у меня больше нет возможности уговаривать вас, — сказал он, быстро полез в карман брюк, извлек оттуда какой-то баллон и уже без всяких разговоров нажал на распылитель. Струя неизвестного газа попала прямо в лицо Алексею. Тот мгновенно свалился без сознания на руки парней.
— Что вы делае… — Инна не успела договорить, получила свою порцию газа и тоже потеряла сознание.
Инна проснулась легко: просто открыла глаза. Поняла, что лежит на спине, почувствовала запах дыма и, повернув голову, увидела недалеко от себя огонек сигареты. Кто-то сидел рядом и курил.
В комнате было темно. Пономаренко полежала несколько минут, понаблюдала, как некто затягивается сигаретой, потом осторожно провела рукой, ощупывая пространство вокруг себя. Очень хотелось найти тяжелую гантель или револьвер с полным барабаном, чтобы резко встать и достать до тлеющей табачной точки гантелью, либо прицельно выстрелить, опять же в сторону сигаретного огонька.
Кроме прохладной простыни, туго натянутой на матрац, рука ничего не нашла. Инна приподняла голову и, схватив подушку за уголок, резко выбросила ее в сторону курящего.
Некто закашлялся. Пономаренко вскочила с кровати и бросилась вон. Куда вон? Безумие. Что делать дальше, она не знала.
С самого начала Инна ошиблась в выборе направления, вместо двери наткнулась на другую кровать, или стул, или стол — в темноте не разберешь — и свалилась на пол.
Зажегся свет.
— Говорил, надо ее связать, — услышала она мужской голос.
— Надо было ей объяснить, куда ты ее везешь! — возразил другой голос, женский.
— Сама же требовала, чтобы я сохранял тайну.
Инна открыла глаза. Поднялась и увидела мужчину и женщину.
Женщину она узнала. Надюнчик, в больничном халате и с подушкой в руках. Оказывается, это она курила у изголовья и это ей достался удар.
— Инна, я хочу поговорить, — обратилась она к Пономаренко.
— Надюнчик, тебя вся милиция ищет! — зачем-то сказала Инна.