Провал «хождения в народ» показал, какая пропасть отделяла молодых пропагандистов-революционеров от мужика-крестьянина, которого они знали в основном по литературе. Тем не менее, народники не отказались от своих первоначальных целей, они лишь изменили тактику и, кроме того, стали искать пути и в рабочую среду. При этом самостоятельного значения рабочему классу они не придавали, считая его лишь частью трудового народа. Чем ближе к крестьянской массе стоял рабочий, тем больше он ими ценился. В этом отношении рабочих они делили на заводских и фабричных. Последним уделялось больше внимания, поскольку они раза 3-4 в год посещали свои села, где соприкасались с крестьянским миром, и, таким образом, по замыслу народников, должны были стать хорошими посредниками между революционной интеллигенцией и крестьянством. В середине 1870-х гг. народнические группы уже существовали на фабриках и заводах Петербурга, Москвы, Одессы, Харькова, Киева, Ростова-на-Дону, Орла, Тулы и других городов. Как правило, просветительская работа выражалась в создании немногочисленных вечерних кружков, в которых рабочие после трудовой смены изучали школьные предметы; кроме того, интеллигенты читали и обсуждали с ними произведения революционно-демократических писателей.
Наибольшую известность среди таких групп получила «Всероссийская социально-революционная организация», созданная в 1875 г., в которую наряду с интеллигентами-народниками (С. И. Бардина, И. С. Джабадари, Г. Ф. Зданович, Л. Н. Фигнер) вошли и рабочие. После непродолжительного общения с рабочими Лиговской артели Петербурга члены этой организации переехали в Москву и охватили пропагандой 20 фабрик. В начале апреля 1876 г. полиция арестовала все ядро группы. В 1877 г. проходил «процесс 50-ти». Одиннадцать подсудимых отказались от защиты, но при этом договорились выступить с программными речами. Кто-то должен был высказаться и от рабочих. Выбор пал на московского ткача Петра Алексеева, обладавшего могучим голосом. Алексеев тщательно готовился. Он сам написал свою речь (И. С. Джабадари только отредактировал ее), а затем выучил и декламировал у себя в камере. Накануне выступления, во время обеденного перерыва в судебном заседании, к великому удивлению жандармов, окружавших подсудимых, Алексеев с товарищами провел нечто вроде генеральной репетиции.
Яркая, обличительная речь рабочего Петра Алексеева, произнесенная 9 марта 1877 г., произвела в обществе громадное впечатление. Алексеев, который, по его собственным словам, «чуть ли не с самой колыбели всю свою жизнь зарабатывал 17-часовым трудом кусок черного хлеба», показал бедственное положение российского пролетариата. Он закончил свою эмоциональную речь словами: «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда… и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»[33] В. Н. Фигнер вспоминала: «Как хорош был он в своей белой рубахе со смелым жестом поднятой кверху полуобнаженной, мускулистой руки. Тщетно председатель останавливал его. Тщетно кричал; рабочий громогласно закончил свой пламенный призыв, и, казалось, в лице его в зале заседания говорит весь пролетариат»[34]. Позже В. И. Ленин оценил эти слова в речи Алексеева как «великое пророчество русского рабочего-революционера». Как вспоминал И. С. Джабадари, «сочувствие публики к Петру Алексееву после произнесенной им речи было так сильно, что на другой день вся камера Петрухи была завалена табаком, сигарами, фруктами, жареной дичью, поросятами, индейками, конфетами и печениями, а также платьем и бельем. Петруха, вскормленный на черном хлебе, иногда, быть может, пополам с лебедой, дивился, какими сластями питаются бары, купцы и попы, и, шутя говорил, что, если бы всегда его кормили так на убой, он, пожалуй, и не произнес бы своей речи»[35].
Выступление рабочего П. Алексеева на суде 10 марта 1877 г.
Тексты речей подсудимых по «процессу 50-ти» были переданы «на волю» и отпечатаны в нелегальной петербургской типографии А. Н. Аверкиева (за это он поплатился ссылкой). Их читала вся Россия. Дальнейшая судьба Петра Алексеева печальна: он был приговорен к 10 годам каторги, затем оказался в якутской ссылке. 16 августа 1891 г. он был убит грабителями, которые позарились на небольшие деньги, хранившиеся у него в подушке для побега. Когда о судьбе Алексеева еще не было известно (предполагалось, что он бежал), директор департамента полиции Дурново разослал секретный циркуляр; в нем разъяснялось «первостепенное значение», которое правительство придает аресту «рабочего-революционера, закоренелого и стойкого в своих убеждениях».
В 1876 г. народнические кружки и группы объединились в подпольную организацию «Земля и воля» – самую крупную за всю историю революционного народничества. Продолжая делать ставку на мужика-крестьянина, землевольцы поддерживали разрозненные выступления рабочих, надеясь возбудить в пролетарской среде «бунтарский дух». Наиболее зримо эту тактику народники применили в Петербурге. 3 марта 1876 г. похороны замученного длительным тюремным заключением студента П. Чернышева вылились в демонстрацию с участием более 2 тыс. человек. Рабочие и ведшие среди них пропаганду студенты-землевольцы увидели, какое впечатление произвела эта акция протеста, и решили провести свою политическую демонстрацию, которая должна была показать правительству, что за интересы народа выступают не только студенты и наиболее передовая часть общества, но и сами трудящиеся. Предполагалось, что в ней примут участие 2-3 тыс. рабочих. По замыслу организаторов, после митинга все должны были направиться на Невский проспект и, если удастся, выйти на Дворцовую площадь, «чтобы требовать освобождения политических арестантов из тюрем». На деле все получилось не так, как задумывали организаторы, среди которых находился бывший студент Георгий Валентинович Плеханов, бросивший учебу в Петербургском горном институте. 6 декабря 1876 г. у Казанского собора собрались в основном студенты и курсистки. По данным Плеханова, рабочих было всего 200-250, по другим – еще меньше. Плеханов произнес перед собравшимися короткую речь, в которой выразил солидарность с Н. Г. Чернышевским и другими «мучениками» за народное дело. При словах: «Наше знамя – их знамя. На нем написано: земля и воля крестьянину и работнику!» 16-летний рабочий Торнтоновской фабрики Яков Потапов развернул и поднял на руках красное полотнище. Не успел еще Плеханов закончить речь, как начала действовать полиция. На помощь ей бросились дворники, извозчики и некоторые из «публики», как свидетельствуют полицейские документы, «которые против врагов царя» – «господ и девок в платках», пустили в ход кулаки и кнуты. Собравшиеся были окружены, побиты и рассеяны, а 31 человек был арестован, но организаторам демонстрации, в том числе Плеханову, удалось избежать ареста. Троих рабочих, в том числе Потапова, суд приговорил к пятилетнему монастырскому покаянию на Соловках «для исправления их нравственности и утверждения их в правилах христианского долга».
Мнение современников о Казанской демонстрации было противоречивым. Оценивая ее значение, Плеханов отмечал, что она была «первым крупным плодом сближения народников с петербургским пролетариатом». Либеральная печать высмеяла демонстрацию, и даже со стороны большей части революционеров она вызвала порицание. Рабочие полагали, что из нее вышло совсем не то, чего они хотели. Пролетариат стремился к борьбе за свои конкретные нужды, а не за отвлеченные демократические идеи. Непонятной для рабочих оказалась и надпись на знамени.
Через год, 9 декабря 1877 г., петербургские рабочие провели свою, пролетарскую демонстрацию, в которой приняли участие землевольцы. Поводом к выступлению стала гибель от взрыва 9 рабочих казенного патронного завода на Васильевском острове. Виновато было заводское начальство, пренебрегавшее элементарными требованиями технической безопасности. Во время похорон на Смоленском кладбище полиция пыталась арестовать рабочего-оратора. Однако тысячная толпа рабочих и присутствовавшие здесь революционеры, которые по этому случаю были хорошо вооружены, дали решительный отпор. Особенно энергично набросились на полицейских С. Халтурин, В. Осинский и Г. Плеханов. В результате демонстранты одержали маленькую победу. Как отмечал Плеханов, это выступление явилось второй после Казанской демонстрации практической попыткой осуществить агитацию среди рабочих Петербурга.
