Без большого риска ошибиться можно предположить, что среди мигрантов с востока на запад и обратно было немало русских евреев. Точнее, евреев русских и польских. США были традиционной целью еврейской эмиграции из Российской империи в конце XIX – начале XX века, а Германия служила перевалочным пунктом. Теперь ситуация резко осложнилась, и многие были вынуждены возвращаться обратно. Конечно, в данном случае речь идет о беднейших слоях эмигрантов. Люди состоятельные имели, как правило, возможность обеспечить себе необходимые документы и финансовые гарантии заранее. Но для них в 1920-е годы США не были особенно привлекательны: деловая и интеллектуальная элита русско-еврейской эмиграции предпочитала Европу, более близкую по языку (немецкий и французский были «стандартными» языками, изучавшимися в российских учебных заведениях, в отличие от английского) и культуре.
Карл Шлёгель пишет о восточноевропейских евреях, по-видимому, не без влияния «берлинской» прозы Эренбурга:
И вот они попали в послевоенный Берлин, как эмигранты, беженцы, транзитные пассажиры или с надеждой остаться здесь навсегда. На десятилетие этот город стал остановкой, промежуточной станцией, сборным пунктом для прибывающих с Востока евреев, будь то на пути в морские гавани Бремен и Гамбург, или по дороге в Палестину, или же (добровольно или в результате высылки) на обратном пути в Россию и в Польшу120.
Евреи были третьей по численности этнической группой российской эмигрантской общины в Германии, после собственно русских и русских немцев (К. Шлёгель подразделяет немцев, в свою очередь, на немцев, живших в великорусских губерниях, и балтийских). В нашем распоряжении есть точные данные о еврейской составляющей российской иммиграции только на 1925 год (данные на 1925 год приводятся в статистическом справочнике Х. Зильберглайта о евреях Германии, изданном в 1930 году): из приблизительно 250 тысяч эмигрантов из России 63 тысячи составляли евреи121.
В первые послевоенные годы иммиграция восточноевропейских евреев была преимущественно рабочей (75,96 % мигрантов – мужчины в возрасте от 15 до 30 лет122, большинство занималось неквалифицированным физическим трудом123). Однако позже, в 1925 году, примерно четверть еврейских мигрантов – около 17 500 – обеспечивали себя уличной торговлей, около 5500 были мелкими ремесленниками (портными, сапожниками, чистильщиками шляп и т.п.)124. В Баварии основную массу работающих мигрантов составляли рабочие на табачных фабриках, скорняки, розничные торговцы, учителя, лавочники, пекари, мясники, плотники, сапожники, музыканты, ювелиры, мелкие промышленники125.
Однако экономическое влияние миграций на еврейское население в целом принято связывать с доминированием нового вида занятости евреев – в сфере физического труда. «Миграции восточноевропейских евреев и происходивший с исключительной во всемирной истории скоростью процесс пролетаризации, в кратчайшее время превративший еврейские массы из народа торговцев в народ рабочих-пролетариев, – это неоспоримые факты», – отмечают в 1923 году руководители благотворительной организации Союз восточных евреев126. Американская статистика в 1931 году отмечает «вытеснение традиционных видов занятости, таких как розничная торговля и неопределенные занятия люфтменшей127, физическим трудом (более тяжелым, но более продуктивным)»128.
Миграции послужили причиной и более глобальных изменений, происходивших с еврейством, которые современники сравнивали по степени воздействия на еврейский народ с изгнанием из Иудеи после поражения восстания Бар-Кохбы129.
Во-первых, переселение из мест традиционного проживания означало отрыв от корней, секуляризацию, отход от традиционного уклада жизни. Основные последствия этого явления были двух типов: социальные (ослабление влияния и власти общины, резкое расширение системы социальных связей для бывших ее членов) и культурные (отход от традиционных ценностей и подверженность влиянию культуры нового окружения). Во-вторых, среда проживания евреев изменилась: в Восточной Европе большинство евреев жили в местечках и мелких городах, в эмиграции же они концентрировались преимущественно в мегаполисах, в основном в столицах130.
Заметно изменился социокультурный облик евреев-мигрантов. Слом традиционной общинной структуры означал резкое социальное расслоение и секуляризацию. Стереотип набожного самодостаточного еврея в традиционной одежде, часто идеализируемого и противопоставляемого немецкому еврею, устарел. Пролетариат и интеллектуалы примыкали к политическим движениям, часто радикальным. Ортодоксия уступала секулярным формам еврейской самоидентификации131.
В условиях отрыва от традиционной жизни, переезда из замкнутой общины в большой город в среде восточноевропейских евреев появились две новые социальные проблемы: воровство и проституция. Это дополнительно обострило отношения между немецкими евреями и мигрантами132. Особенно трудно поддавалась искоренению проблема проституции. Действия Союза еврейских женщин (Jüdischer Frauenbund), который пытался бороться с проституцией, привлекая к ней общественное внимание, не имели эффекта, поскольку еврейские религиозные лидеры предпочитали эту проблему замалчивать133.
Восточноевропейские евреи не были желанными гостями в Германии. Для немцев восточноевропейские евреи были «чужаками», они выглядели не так, как европейцы, придерживались иных обычаев, были, казалось, отсталыми, говорили на непонятном языке. Их большая численность, чуждость и неизбежные попытки найти жилье и работу в нищей послевоенной Германии сослужили им дурную службу. Веймарскую Германию захлестнула сильнейшая волна антисемитизма: немцы, потрясенные поражением Германии в войне, часто обвиняли собственных евреев в саботаже, предательстве и шпионаже в пользу противников, скудное и нестабильное послевоенное существование заставляло немцев видеть в еврейских мигрантах нахлебников, конкурентов за квартиры и рабочие места, спекулянтов и попрошаек.
В общественном сознании восточноевропейские евреи представали жадными, пронырливыми, аморальными; их обвиняли в спекуляции драгоценными металлами и хлебом и т.д. Во время финансового кризиса 1923 года в нескольких городах Германии, а также в Шойненфиртеле, районе компактного проживания еврейских мигрантов в Берлине, происходили погромы, которые удалось остановить только после обращения к министру внутренних дел К. фон Северингу134. Самая крупная волна погромов в Шойненфиртеле лишь на несколько дней предшествовала гитлеровскому пивному путчу в Мюнхене135.
Пребывание в Германии для мигрантов было неизбежно сопряжено с юридическими трудностями. Если до войны российский гражданин мог беспрепятственно проживать в Германии, то после войны такое право в соответствии с нормами законодательства предоставлялось не каждому. Германия старалась ограничить въезд мигрантов, периодически ужесточала паспортно-визовый режим, устраивала полицейские облавы, высылала нелегальных эмигрантов из страны. В то же время беженцы из России лишились поддержки своего государства (правда, возможной лишь теоретически). В декабре 1921 года ВЦИК Советской России издает указ, согласно которому все бывшие российские граждане, прожившие более пяти лет непрерывно за границей, которые до 1 июня 1922 года не получат в советских представительствах действующие паспорта, лишаются советского гражданства136.
