Готовясь к вечернему приему, Шона сидела за туалетным столиком, пока Мораг старательно укладывала ее волосы в элегантную прическу. Почему-то ей хотелось выглядеть сегодня наилучшим образом. Уж не из-за особого ли гостя, приглашенного Энтони? Корсет из легкой газовой ткани плотно облегал тело, высоко поднимая округлые груди. Все было готово. Надевая платье, она ощущала странную смесь напряжения и восторга.
Атласный корсаж был расшит кружевом, пышные рукава до локтей были приспущены, оставляя плечи обнаженными. Талию опоясывал широкий кушак темно-синего цвета, концы которого спускались на атласные юбки, также украшенные кружевом цвета слоновой кости.
– Выглядите великолепно, – оценила Мораг, заметив, сколь критично Шона изучает свое отражение в зеркале и поправляет вырез платья.
По мнению служанки, мисс Шона была редкостной красавицей, почти никогда не оказывающейся в затруднительном положении. Если она найдет себе мужа, тот будет очень ею гордиться и еще больше ее вожделеть.
– Вы являете собой подлинную усладу глаз, – добавила она.
Шона улыбнулась горничной. Эта женщина служила в их семье, кажется, целую вечность. Мораг родилась в Глазго, на остров приехала совсем юной девушкой в качестве горничной матери Шоны. Когда та умерла, Мораг стала преданно служить Шоне.
– Какой забавный выбор слов, Мораг. Кое-кто еще сегодня сказал мне то же самое.
– Вот как? Я знаю этого человека? – спросила та, взбивая кружево на рукавах платья Шоны.
Шона склонила голову, чтобы скрыть румянец, внезапно появившийся на щеках при мысли о капитане Фитцджеральде. От осознания того, что уже через несколько минут она вновь окажется в его обществе, у нее участился пульс, по телу прошла дрожь. Вопрос Мораг вывел ее из задумчивости.
– Увы, нет. Он должен ужинать с нами сегодня вечером. Капитан Фитцджеральд с судна «Жемчужина океана».
– А он красивый, этот капитан Фитцджеральд? – Мораг, приметив блеск в глазах Шоны, была уверена, что так оно и есть.
Вскинув голову, Шона ослепительно улыбнулась:
– О да, Мораг, он очень красивый. Чрезвычайно красивый.
– В таком случае хорошо, что и вы выглядите наилучшим образом.
Мораг принялась застегивать крошечные пуговки на спине Шоны. В комнату тихо вошла Кармелита.
– Ты готова? – резко спросила она, едва скрывая зависть при виде Шоны в роскошном платье.
Мораг поспешно застегнула последнюю пуговку и бесшумно скрылась за дверью.
Кармелита была миниатюрной яркой дамой с длинными черными волосами и жгучими карими глазами. Женщины не поладили с тех самых пор, как Шона вернулась из Англии и узнала о женитьбе брата. Когда они впервые увидели друг друга, спина Кармелиты напряглась, плечи изогнулись, а волосы, казалось, встали дыбом. Шона тогда сравнила ее с кошкой, подозрительной, разгневанной и пугающей.
– Ну и посмешище ты из себя сделала сегодня днем, – неодобрительно произнесла Кармелита, осуждающе глядя на золовку. – В самом деле, Шона, твое своеволие ужасно огорчает твоего брата. Вот и сегодня он был тобой недоволен.
От этого упрека Шона напряглась, но ничего не ответила, зная, что, начни она спорить с Кармелитой, лишь раззадорит ее еще больше. Кармелита ненавидела возлагаемую на нее ответственность за Шону, а Шона, в свою очередь, терпеть не могла тиранию невестки. Однако открытые стычки случались между ними крайне редко. Шоне было гораздо проще выносить Кармелиту, игнорируя ее и считая дни до возвращения в Англию.
– Если ты станешь и дальше вести себя столь неподобающе, – продолжала Кармелита, – боюсь, Энтони придется запретить тебе появляться в городе. Не будь ты его сестрой, тебя никогда бы не приняли в цивилизованных кругах. Пора бы уже остепениться, вместо того чтобы при любой возможности слоняться по острову.
Долгие месяцы Шона училась в присутствии Кармелиты маскировать душевные переживания за маской вежливости, она не произнесла ни слова. Кармелита, прищурившись, приблизилась к ней на шаг.
– Мы обе не можем быть хозяйками в этом доме, – сказала она тихим голосом, в котором явственно звучали угроза и ненависть. – Ты должна это понимать. Я намерена сделаться здесь госпожой во всех смыслах и не позволю тебе встать у меня на пути.
Кармелита явно хотела воевать, и Шона не собиралась облегчать ей жизнь.
– Уверяю тебя, Кармелита, что не стану выходить замуж только для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Мелроуз-Хилл все еще мой дом.
– Возможно, но теперь я здесь хозяйка. Если ты с этим не согласна, то знаешь, что нужно делать. – Она повернулась к двери. – Дом большой, но недостаточно велик для нас обеих. Так что не зли меня, мерзкая девчонка, иначе очень скоро останешься без крыши над головой. Тогда и гордость твоя не понадобится! – Взметнув вихрь подолом голубого платья, она зашагала через комнату к двери. – А вот и Энтони. – Она бросила на мужа полный отчаяния взгляд. – Хоть ты поговори со своей сестрой, Энтони. Меня она слушать не желает. Чем скорее она выйдет замуж и родит детей, тем лучше будет нам всем.
Оставив, таким образом, последнее слово за собой, Кармелита вышла. Она в самом деле имела в виду каждое сказанное ею слово. В Мелроуз-Хилл не было места двум хозяйкам, и, хотя слуги подчинялись Шоне, дом никогда не будет принадлежать ей по-настоящему.
После ухода Кармелиты Шона позволила себе ослабить оборону. Ее плечи поникли.
В такие моменты она особенно отчаянно тосковала по отцу. Внезапность его смерти поразила ее, даже теперь было трудно принять этот факт. В возрасте шестидесяти пяти лет он был полон жизни и вдруг неожиданно умер. Прибыв из Англии на Санта-Марию, она обнаружила, что Мелроуз-Хилл больше не ее дом, не ее надежная гавань. Она очень ценила время, проведенное в Англии, и подруг, которыми обзавелась, поэтому была полна отчаянной решимости вернуться и готова была ради этого пойти почти на все. Однако, будучи честной с самой собой, она не могла не признать, жизнь на Санта-Марии не лишена своей прелести.
Оставшись с братом наедине, Шона посмотрела ему в глаза и задала прямой вопрос:
– Энтони, ты жаждешь выдать меня замуж не менее отчаянно, чем Кармелита?
Брат колебался. На мгновение на его лице отразилось сожаление, затем черты снова стали жесткими, и он твердо ответил:
– Да, так и есть.
Его слова задели ее гордость. Глядя на него, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Он не отвел взгляда, показывая, что решение его непоколебимо, чем еще больше разочаровал ее.
Чутко реагирующий на состояние жены и не желающий расстраивать ее, Энтони решил на этот раз не обращать внимания на душевные страдания сестры.
– Нужно как можно скорее покончить с этим делом. Ты же знаешь Кармелиту. Вы вдвоем никогда не сможете ужиться, поэтому я решил, что тебе лучше уехать. С тех пор как ты вернулась домой, стала для Кармелиты живым упреком. Послушай, Шона…
– Нет, это ты послушай, Энтони. Не женись ты на Кармелите, не говорил бы сейчас об упреках. Она уже заявила мне сегодня, что ты несешь за меня ответственность. Из этого я могу сделать только один вывод: она хочет от меня избавиться.
– Избавиться?
– Вот именно, избавиться, принизить мое достоинство, выпроводить куда-нибудь, все равно куда, лишь бы подальше от Санта-Марии.
Лицо Энтони побагровело от гнева.
– Прекрати немедленно, Шона. Ну что мне делать с вашими разногласиями, а?
– Принять ее сторону, конечно.
– Я не хочу принимать ее сторону. В этом нет нужды. Я высоко ценю вас обеих. И все же Кармелита дело говорит. Черт подери, Шона! Ты что же, решила превратиться в старую деву, отвергающую любого мужчину, осмелившегося проявить к тебе интерес? Ты богата и хороша собой, а значит, можешь выбрать мужа из лучших семей Европы или Карибов. Но ты все медлишь, точно мечтательная девчонка, ожидающая рыцаря на белом коне, который никогда не появится.
– Я вовсе не глупая девчонка, Энтони, и не капризная, – резко парировала Шона.