В полном замешательстве, еще не скорбя, поскольку не ведает размеров своей утраты, идет он в библиотеку. Дверь заперта, но ставни в куполе распахнуты, он плавно подлетает и садится на подоконник, где, бывало, писал стихи, и заглядывает в комнату, где в окружении дюжины кошек на тюфяке спит Нарья. Сойдя с подоконника, он становится рядом на колени, и она открывает глаза. Толком не проснувшись и оттого не удивленная внезапным появлением, обычным в сновидениях, она улыбается:

- Пико, ты вернулся.

Затем садится - потревоженные кошки урчат и выгибают спину, - касается рукой его лица, крыльев и смеется:

- Пико. Глазам не верю. Ты так прекрасен, что и не узнать. И крылья. У тебя крылья. Ты нашел утренний город.

Он кивает.

- И теперь можешь летать.

Он кивает снова.

- Нарья, - произносит он голосом, напоминающим шуршание песка в склянке. - Нарья. Башни.

Она смотрит в ответ.

- Идем, - говорит она. - Я сварю кофе.

Они спускаются по винтовой лестнице в библиотеку, и там он ахает и разражается слезами. Книги вместе с полками, на которых они стояли, исчезли. Стены заново выбелены, но потолок, некогда украшенный фресками, сейчас покрывают клочья и пятна сажи, через которые кое-где проступает былая роспись. Тут букет перьев, там глаз. Полускрытый тенями бродячий зверинец. Мозаика мраморного пола - в сети трещин, многие плитки заменены осколками, не совпадающими с узором...

Нарья обхватывает его рукой, поддерживает, как когда-то он ее, тому много месяцев... или лет? Сколько времени провел он в утреннем городе - сказать невозможно. Дни пролетели как один, дни на солнце, зачарованная жизнь крылатых людей. И вот он стоит в сожженной комнате.

Нарья распахивает медные двери, и в потоке хлынувшего света у одной из стен видна единственная низкая полочка с тремя книгами. Он подходит, склоняется к ним. Это те книги, что он выбрал с собой в дорогу, - книжка стихов, сборник рассказов, роман - те, что он позже отдал Нарье. Забрав их тогда, он, сам не ведая, спас их, и теперь они единственные книги в библиотеке, да, пожалуй, в целом городе.

- Пожар, - произносит он.

Она кивает.

- Я оказалась здесь почти сразу после этого. Люди рылись в грудах камней от разрушенных башен в поисках поживы. Мне попались несколько колоколов, расплавившихся в метеориты. Я собрала куски кровли, чтобы уложить сюда на место плиток. - Рукой она проводит над полом,

- А крылатые? - шепчет он.

- Исчезли. - Она на миг обернулась к ярко сияющему дверному проему, затем застенчиво погладила его крылья. - Ты первый крылатый, кто мне встретился.

- Исчезли куда?

- Сначала поговорим о другом.

Перед дверями по-прежнему растут ирисы, ковром изорванной лиловой бумаги, которой доверяют тайны. Сорвав цветок и прижав его к груди, он садится на ступеньку, пока она разжигает маленький очаг, наполняет из колодца чайник и вешает на огонь. Присев рядом на ступеньку, она сворачивает сигарету и протягивает ему, но он качает головой, и она курит в одиночку.

- Расскажи о своем путешествии, - просит он и, пока они пьют кофе, пока встает солнце и улицы заполняются людьми и бурлящим прибоем детского смеха, а рыбачьи лодки спускаются на воду, выслушивает историю с неповторимым набором странных персонажей, удивительными беседами, страшными напастями и передышками. Уже почти полдень, когда она заканчивает.

- Как странно, - замечает он, - я-то думал, твоя история будет повторением моей, но в обратном порядке, но, как видно, у каждого свой новый путь.

- И еще, - добавляет она, - не забывай, что твое явление в мир безвозвратно его изменило. Какие-то дома после твоего посещения опустели, встреченные тобой люди пустились в собственные странствия, например, я. Лес, откуда ты вышел, уже не тот, в который ты входил.

- Даже память меняет мир. Второй раз не встретить то же лицо, тот же голос.

- Ладно, твоя очередь. Что ожидало тебя в черном замке?

Он рассказывает об одиноком скульпторе с его собственным лицом и об освобождении города от долгих мучений, она содрогается, услышав, как плоть Сольи насытила его голод, потом кивает:

- Как-то Солья сказала, что вся еда от плоти людской и плотью же становится. Думаю, она была бы счастлива, что ты ее съел.

Он рассказывает о дороге через пустыню, о встретившемся на пути колодце. Услышав историю Айи, она вновь вздрагивает. Он рассказывает о пересохшей земле, о долинах камней, как думал, что умрет там, и о спасении крылатыми людьми. Наконец рассказывает, что помнит, об утреннем городе и о Книге Полетов, хотя сейчас это напоминает сон, нечто куда более далекое, чем город в горах, даже более далекое, чем его детские годы в библиотеке.

- Нарья, помнишь, как ты сказала, что все мы ищем некую первозданную историю? Поздно ночью мы были в моей комнате на чердаке и шел снег.

- Ту, что каждый помнит, но так и не может отыскать.

- Я отыскал ее, Нарья. Книгу Полетов.

- Свою историю.

- Да.

- Но как неповторимо каждое путешествие, так неповторима и история. Меня не влекут крылья. История, что ищу я, иная. Возможно, она прибудет сюда из-за моря.

Какое-то время они сидят молча, глядя на водный простор. До них долетают голоса детей, играющих на окраине города.

- Итак, - говорит он.

- Это случилось вскоре после моего появления здесь, - начинает она и тотчас закрывает лицо руками. - О, Пико, я не в силах тебе рассказать.

В один миг он успокаивается.

- Говори, Нарья, - просит он. - Эта моя история, я должен ее принять.

- Ох, пусть лучше бы это сделал кто-то другой.

- Нарья, - берет он ее руку.

Она вздыхает.

- Вскоре вслед за тем, как я оказалась здесь, вымела весь мусор, угли и клочки почерневшей бумаги, ко мне явился гость. Я отдыхала от побелки стен, курила на этой самой ступеньке, когда по склону поднялся маленький мальчик. В руке он нес скрученный в трубочку свиток, перевязанный желтой ленточкой, который отдал мне с вопросом, может ли тот говорить. Мол, его мать сказала, что бумага может говорить, и чтобы услышать, что она скажет, нужно идти в библиотеку. Развязав узел, я обнаружила, что это не просто листок бумаги, а тончайший пергамент, на котором фиолетовыми чернилами написан отрывок поэмы. Усадив мальчика рядом, я вслух прочитала ему стихи и спросила, где он нашел их. И вот что он рассказал.

До того как все сгорело, когда высокие дома еще стояли, до того как пролилась кровь и когда еще не улетели крылатые, как-то утром он проснулся и решил, что в городе праздник, потому что на улице все кричали и пели. В доме было пусто, и он следом за всеми отправился на улицу. Через город несли гроб, а его семья, и соседи, и все остальные, шли следом, кричали, пели и плакали, - вот как рассказывал маленький мальчик.

В гробу лежала крылатая девушка, самая красивая, сказал он, и он подумал, что она заснула, но мать сказала ему, что она умерла. Вокруг нее повсюду лежали листки бумаги, какие-то были свернуты в трубочку и перевязаны ленточками, какие-то она держала в мертвых руках. И была очень красивая, хоть и мертвая.

- Отчего она умерла? - спросил он мать, и та ответила, что девушка упала в море.

- Ее столкнули? - спросил мальчик, но мать ответила: нет, девушка сама бросилась в море, потому что устала летать.

Он пошел за гробом по улицам из-за пения и потому, что крылатая девушка была такой красивой. Когда шествие поднялось на гору, где кладбище, ветер разметал часть листочков по воздуху, и тогда он поймал один. Он подумал, что это сокровище, и спрятал в своей комнате на память о крылатой девушке. Мать, когда убирала, нашла листок и сказала, что он может говорить.

Я спросила у мальчика имя умершей девушки, но он не знал. «Самая красивая», - повторил он снова.

- Ты помнишь стихи? - спрашивает Пико.

Продекламировав несколько строк, она оборачивается к нему, но он смотрит в сторону. Потом встает, идет в библиотеку и, поднявшись по лестнице в купол, берет свою книжку, оставленную на подоконнике. Книжку, которую он начал заполнять после расставания с Сиси, которую пронес через лес и горы, через пустыню, которую потерял и отыскал, с помощью которой вспомнил собственное забытое имя и сумел покинуть утренний город. Несет книжку Нарье, садится рядом и открывает страницу в начале. Она склоняется над каракулями, и, когда поднимает голову, в глазах стоят слезы.