– И я благодарен им за это!

Краем хламиды я вытер с лица пот и кровь и наклонился, чтобы подобрать брошенный врагом меч вместо своего зазубренного. Выпрямившись, я крикнул Зарасу:

– Подведи нас к берегу. Не позволяйте уйти никому из гиксосов.

Мы причалили к песчаному берегу. Исполняя мой приказ, Накати возглавил погоню за бегущими гиксосами, а Зарас и Гуи выгрузили колесницы и запрягли лошадей.

Из своего укрытия в дюнах показались проводники-бедуины, присланные Атоном. Мы с Гуи дали им лошадей и вместе с половиной наших колесниц направились к коннице гиксосов.

Люди Зараса и Накати объединились. Оставшиеся колесницы они послали за бегущими гиксосами, которые старались скрыться в дюнах.

Лагерь гиксосов был слишком далеко от боя, чтобы стражников насторожил шум битвы. Когда мы с Гуи подвели свои колесницы к их внешней цепи, я приказал стражникам на их языке открыть ворота. Они приняли нас за подкрепление, посланное главным войском с юга, и распахнули ворота, приветствуя нас.

Когда они поняли свою ошибку, наши люди уже окружили их, отобрали оружие и заставили встать на колени; руки им связали за спиной.

На площадке внутри лагеря мы нашли 850 новых колесниц, стоящих стройными рядами по четыре.

Очевидно, гиксосские плотники скопировали устройство наших египетских колесниц. Это было большое усовершенствование по сравнению с традиционными гиксосскими машинами. Корпус, сплетенный из малаккского тростника и бамбука, был гораздо более легким и гибким, чем из сосны или кедра. Колеса со спицами, а не сплошные; это делало их быстрее и прочнее.

Все колесницы были заново отлакированы и стояли так тесно, что соприкасались втулками колес. Мы обильно полили их ламповым маслом, которое я прихватил намеренно, с этой целью. Потом бросили в них горящие факелы. Пламя с одной колесницы пошло перебрасываться на другую; за время, которое необходимо жаждущему, чтобы выпить чашу вина, все колесницы превратились в золу. Я радовался, глядя, как они горят; выступив против нас, они были бы грозным противником.

Как только мы покончили с колесницами, проводники Атона отвели нас к коннице. Здесь в крытых тростником конюшнях стояли около двух тысяч боевых коней.

Одно и, вероятно, единственное, что я признаю за гиксосами, – их умение выращивать лошадей. Эти животные были тщательно выращены, отобраны и обучены. Вычистили их образцово. Я люблю лошадей больше любых других живых существ и большинства людей. Лошади можно доверять.

Мы пригнали их туда, где стояли наши корабли. Я не знал, что с ними делать. Две тысячи лошадей – это очень много. На всех наших кораблях, даже вместе с отрядом Накати, не хватило бы для них места.

Когда один из старших воинов Накати предложил перебить этих прекрасных животных, чтобы их не переловили гиксосы, я почувствовал, как весь запылал от негодования. Я повернулся к Накати.

– Найдется ли среди твоих мерзавцев пятьдесят человек, которые любят и понимают лошадей? – спросил я у него.

– Найдется, мой господин.

Он видел, что я разъярен.

– Отдай их мне, Накати. Я разделю табуны между ними. Пусть каждый из них попробует самостоятельно добраться до египетских земель. Они пойдут разными маршрутами. За каждую лошадь, доставленную в мое поместье Мечир, я заплачу серебряный дебен. Если в дороге кто-нибудь из них погибнет, я всю жизнь буду заботиться о его вдове и детях. Клянусь.

Не прошло и часа, как Накати собрал добровольцев. Они тянули жребий, отбирая лошадей, и увели их в наступающих сумерках, по пути разделяясь на небольшие отряды.

Чтобы добраться до Египта, некоторые решили уйти в Сахару и обогнуть земли гиксосов с запада. Другие собирались пересечь дельту Нила, вплавь переправиться через протоки и добраться до Синайского полуострова на востоке, потом повернуть на юг и по берегам Красного моря приехать в Фивы.

Я следил, как они уходят, вознося жаркую благоговейную молитву Гору и Инане, умоляя их присмотреть за моими лошадьми в долгой дороге, которая им предстоит.

Теперь я мог уделить внимание пленным.

Всего, считая воинов-конников и тех, кто уцелел в битве в заливе Зин, мы захватили 793 гиксосских колесничих и моряков. Зарас и Накати выстроили пленных длинными рядами на берегу выше линии прибоя. Все были раздеты донага, руки связаны за спиной. Все были мрачны и покорны, как люди, ждущие у виселицы приглашения палача.

– Что нам делать с этими жалкими тварями? – спросил я у Накати и своих воинов. Никто из них не проявил к этому интереса. Наши корабли, поврежденные в бою, спешно чинили и заново спускали на воду. Те, что подлатать было невозможно, подожгли, и они горели на песке. Мы сразились и победили. Все спешили подняться на борт, раньше чем из-за дюн придут новые силы гиксосов, жаждущие крови и мести.

– Убей их, – небрежно посоветовал Гуи.

– Согласен, – кивнул Зарас. – перебить их всех.

Он говорил по-гиксосски и достаточно громко, чтобы услышали ближайшие пленники.

– Хороший совет, – высказал свое мнение Накати. – Если сохранить им жизнь, завтра они снова будут убивать наших людей и бесчестить женщин. – Остальные согласно зашумели, но Накати поднял руку, привлекая их внимание, и продолжил: – Однако, вельможа Таита, теперь я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понять, – ты никогда не примешь наше весьма разумное предложение. Ты не способен хладнокровно убить человека, который тебе сдался.

– Возможно, ты переоцениваешь мое благородство. – Я пожал плечами. – Я могу тебя удивить.

Но, конечно, он знал, что мои возражения неискренни. И улыбнулся.

– Позволь кое-что предложить, – сказал он. – Мы можем сделать так, что эти свиньи никогда уже не выпустят стрелу и не поднимут меч против фараона и нашего Египта. Тогда ты сможешь отпустить их, мой господин, и успокоить свою совесть.

– И как ты этого добьешься? Попросим их пообещать и поверим?

Меня раздражала бесполезность этого спора. Мне тоже хотелось подняться на борт «Ярости» и поскорей плыть на Крит, к моим царевнам. И я уже принял решение отпустить пленных, как только мы отплывем.

– Молю, еще минуту твоего внимания.

Накати кивнул своим людям из Морского народа, караулившим стоящих на коленях пленников. Те притащили одного из гиксосских колесничих и бросили ничком, со связанными за спиной руками. Накати встал над ним и выхватил меч.

– Выставь большие пальцы, ты! – приказал он, и пленник послушно повиновался.

Двумя ударами меча Накати отрубил ему большие пальцы по второму суставу. Пленник закричал от боли и отчаяния, отрубленные пальцы упали к его ногам, из обрубков хлынула кровь.

– Могу поклясться, что этот человек больше никогда не пустит стрелу и не поднимет меч против Египта, – сказал Накати.

Несколько мгновений мы, потрясенные и изумленные, смотрели на него, потом мои люди рассмеялись и радостно закричали.

Прежде чем я смог вмешаться, вперед выступил Зарас. Ногой он перевернул нагого искалеченного пленника на спину. Он вынул меч и поддел острием вялый пенис лежащего.

– А вот способ убедиться, что он никогда не надругается ни над египетской женщиной, ни над новорожденным младенцем.

И взмахом вверх отсек пленнику член. Потом подцепил его острием клинка и бросил в набегавший на берег прибой.

– Приношение Посейдону, богу моря, если он примет кусок этого грязного мяса.

Люди вокруг меня одобрительно закричали, но мой голос прозвучал громче.

– Прекрати немедленно эту жестокость, Зарас. Убери меч. Ты опускаешься до уровня этих гиксосских животных!

Зарас сунул меч в ножны, но, когда повернулся ко мне, смотрел с такой же яростью, как я.

– Вельможа Таита, на наших кораблях нет места для пленных, – дерзко заявил он. – Если ты освободишь этих пленников невредимыми, сколько еще наших людей они убьют? Сколько еще наших детей и женщин умрут?

Я чувствовал, как гнев медленно уступает этой упрямой логике. Я понял, что на мое суждение повлияли воспоминания об оскопляющем ноже. Я не хотел, чтобы кто-то подвергался такому же издевательству, каким бы он ни был злым и чудовищным. Я глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и постарался говорить без гнева.