Наемник иоаннитов упал на колено, кряхтя от боли. В этот момент не давая его добить, на поле боя выскочил де Бурви, разъяренный своими унижениями. Рено предпочел не встречаться с ним грудь в грудь, и рыцарь, по инерции, пролетел дальше, вломился на полном ходу со всем весом своих доспехов в ветхую дверь кладовки и оказался, в конце концов, в объятиях трактирщика. Пока он, взревывая от нетерпения и ярости, выкарабкивался из них и из обломков двери — меч, ножны, шпоры все это застревало, цеплялось — Рено бился с де Кинью, с наиболее рассудительным из нападавших, быстро сообразив, что в короткое отведенное ему время обычным фехтовальным образом с противником не справиться, он начал теснить его спиной к лестнице, что вела на второй этаж здания. Де Кинью легко поддался на эту уловку, ему было отлично видно, что де Бурви вот-вот выберется из кладовой и, что де Созе левой рукой вытаскивает кинжал из-за голенища. Де Кинью отступал, аккуратно отражая тяжелые удары Рено, но он не видел, что за его спиной начинаются ступени. Никто его не предупредил. Еще шаг назад, еще. Он рухнул гремя железом. Встать ему уже не пришлось, из раскроенного черепа густо хлынула кровь, смешанная с хиосским вином.

Рено уже несся в обратном направлении, походя выбил кинжал из руки де Созе и на полной скорости продырявил выпрямившегося, наконец, в дверном проеме де Бурви. Судя по раздавшемуся крику, пронзен был не только маркиз, но и трактирщик.

Древнеримская тактика полностью восторжествовала.

Когда Изабелле доложили о случившемся, она пожелала немедленно и лично допросить виновника погрома, устроенного в «Белой Куропатке». Нетерпение ее подогревалось в частности тем, что слух о драке дошел до нее в самой общей форме. Было известно, что в портовой харчевне кто-то попытался задеть честь принцессы, кто-то был этим возмущен. В результате пролилось много крови. Трое убиты, один изувечен. Один из главных участников события — Рено Шатильонский. Изабелла поспешила сделать следующий вывод из услышанного. Три благородных негодяя только что прибывших в Яффу, решив что им отказано в аудиенции, напились и стали вслух возмущаться по поводу высказанного им, якобы, презрения. Находившийся поблизости Рено, не мог позволить публичного поношения имени высокородной дамы. Завязалась перепалка — результат известен.

По законам Иерусалимского королевства, участники поединка, закончившегося пролитием крови, забирались под стражу до выяснений обстоятельств дела и вынесения высочайшего вердикта. Изабелла решила этого не делать.

— Как же так?! — развел руками Данже, который не удивлялся никогда, — закон требует, чтобы его арестовали.

Изабелла рассмеялась.

— Не забывай, что он находится на свободе, будучи приговорен к смертной казни. Хороши же мы будем, если попытаемся арестовать его за драку.

Мажордом уже овладел собой и не стал указывать госпоже на явный недостаток логики в ее рассуждениях.

— Но, что нам тогда делать, Ваше высочество, если мы считаем, что лишены морального права его арестовывать?

— Велите ему явиться. Я сама допрошу графа Рено Шатильонского и определю насколько он виноват.

Данже повиновался с молчаливою неохотой.

Граф Рено явился во дворец по первому же требованию. Держался он спокойно, но не вызывающе. Вчерашнюю победу в харчевне он, судя по всему, не приравнивал к античному подвигу, и кичиться ею не собирался.

Мажордом, умевший улавливать малейшие душевные движения госпожи, при появлении Рено удалился, оставив следователя и подследственного один на один.

Изабелла долго обдумывала какой наряд был бы уместнее всего в данной ситуации. Поверх обычных шенса она надела жипп из тонкой ткани, по особому гофрированной, имитирующей своим рисунком рыцарскую кольчугу. По краю фигурного выреза жиппа был проложен широкий узорный галун, скрепленный большой заколкою «афиш».

Пояс состоял из чеканных пластинок, а мягкий пояс блио был слегка приспущен и располагался почти на бедрах. Спереди он был завязан сложным узлом и концы его спускались до самых щиколоток. Принцесса чувствовала себя во всеоружии и располагалась в независимой позе в своем обычном кресле с очень высокой спинкой.

Рено был облачен в свой обычный наряд, блио, украшенное многочисленными крестами поверх тонкой тверской кольчуги. Он стоял ослабив левое колено, держа свой шлем на сгибе железной руки. Лицо его было невозмутимо.

— Итак, я жду, граф, что вы захотите рассказать мне о вашем вчерашнем приключении.

— Считаю своим долгом заметить, что приключение это носило отнюдь не романтический характер, и боюсь рассказ о нем оскорбит слух вашего высочества.

— И тем не менее.

Граф слегка переменил позу, теперь было ослаблено правое колено.

— Есть и еще одно обстоятельство, которое мешает мне изложить все как было.

— Не понимаю вас.

— Мне пришлось бы говорить о собственной персоне только в превосходных степенях.

— Вы так скромны? — принцесса приподняла свои великолепно изогнутые брови. — Зарезать троих человек для вас легче, чем рассказать об этом.

— Именно это я и имел в виду, Ваше высочество.

— Но на сей раз вам придется изменить своему обыкновению. По закону, история, имевшая место в «Белой куропатке», подлежит расследованию.

— Вы решили ее расследовать самостоятельно? — спросил Рено и его брови тоже в свою очередь поднялись.

— Да, сама. И натолкнувшись на вашу непреодолимую стыдливость, я попытаюсь вам помочь. Чтобы не вытаскивать из вас клещами каждое слово, говорить буду я, а вы только отвечать да, или нет. Согласны?

Рено поклонился.

— Меня устроит все, что может исходить от вас, Ваше высочество.

Комплимент носил откровенно дежурный характер.

Это был даже не комплимент, а вежливый оборот речи. Но увлекшаяся — пусть даже в самой малой степени, — женщина склонна все детали взаимоотношений с предметом увлечения, трактовать в свою пользу. Этот дежурный комплимент вдохновил ее, как явный знак внимания и симпатии.

— Итак, начнем.

Рено кивнул.

— Вы зашли в харчевню…

— Да, уйдя с вашего обеда.