Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Изучим этот весьма примечательный документ (док. № 6.16). За что именно Маринеско, по мнению А. Е. Орла, должен был получить высшую награду Родины?

1. За отличное выполнение боевых заданий командования – А. И. Маринеско в должности командира подводной лодки воевал с первого дня войны, в 1942 г. награждался орденом Ленина, а в 1944 г. – орденом Красного Знамени.

2. За мужество и отвагу, проявленные при уничтожении трех транспортов и крейсера типа «Эмден».

3. За уничтожение 3700 специалистов подводников, чем, по мнению А. Е. Орла, был «нанесен непоправимый удар по подводному флоту фашистской Германии, так как при потоплении погибло такое количество подводников, которого было бы достаточно для укомплектования 70 подводных лодок среднего тоннажа».

Примечательно, что в представлении отсутствовали такие обязательные для того времени моменты, как преданность делу Ленина-Сталина и дисциплинированность, – комдив не стал кривить душой. По этой или по какой-то иной причине решение, принятое непосредственным начальником Орла временно исполнявшим обязанности комбрига (комбриг в этот момент находился в боевом походе на борту Щ-309) капитаном 1-го ранга Л. А. Курниковым, предусматривало награждение, но не «Золотой Звездой» Героя, а всего лишь орденом Красного Знамени. Награждался орденами либо медалями и весь личный состав С-13 (приложение № 4), но степень наград также понижалась. В частности, офицеры подлодки представлялись к орденам Ленина, а врио комбрига утвердил им [орден] Красного Знамени. Эти решения некоторые горе-публицисты приписывают командующему Балтфлотом Трибуцу, чем демонстрируют то, что никогда в глаза не видели представлений и стоявших там подписей. Зачем же заниматься сочинительством? Подпись Трибуца стояла под составленным в марте того же года представлением на присвоение С-13 звания краснознаменной (док. № 6.17). Представление на Героя на Маринеско и представление к награде подлодки содержат немало текстовых повторов, так почему же исполняющий обязанности командира бригады решил высоко наградить корабль, но понизить ранг награды для его командира?

К сожалению, ход рассуждений Курникова мы восстановить не можем, а в документах мотивы данного решения не объясняются. По всей вероятности, Лев Андреевич предпринял попытку донести свою точку зрения в мемуарах, рукопись которых в 1991 г. – то есть на следующий год после награждения Маринеско званием Героя, – была сдана в «Воениздат». Издательство мемуары не напечатало, но с рукописью поработало на славу – семь страниц, посвященных подвигу С-13 и судьбе Маринеско, были заменены двумя страницами общих слов от редактора, так что, выйдя в свет в 2012 г., через 15 лет после смерти автора, мемуары Курникова не привнесли в исследование нашей темы ничего нового. В то же время ряд документов (в частности, док. № 6.26, 6.33, 7.3) содержат ссылку на то, что награждение Маринеско званием Героя в феврале 45-го было не отклонено, как утверждалось ранее всеми историками и писателями, а всего лишь отложено рассмотрением до возвращения из следующего похода. Логику подобного решения понять несложно – в январе ты «геройствовал», чтобы избежать суда, а теперь тебе предоставляется возможность совершить подвиг не за страх, а за совесть. Вернись из очередного патрулирования с подобным результатам – и будешь заслуженным героем![6]

Не ясно, как именно Маринеско отреагировал на подобный вердикт, тем более что в его исповедях, добросовестно записанных А. Кроном, ни о каких нюансах в вопросе о награждении не говорилось: отклонили – и точка. Писатель и его герой сконцентрировали свое внимание на реакции на это решение[7], но она, по всей видимости, относилась к уже следующему этапу, начавшемуся в конце мая 45-го и продолжавшемуся вплоть до момента окончания службы Александра Ивановича на флоте. Фактом остается то, что между февралем и апрелем командир С-13 не допускал серьезных дисциплинарных проступков, что с учетом его характера и наклонностей было делом довольно непростым. Правда, отвлечением от потакания дурным привычкам мог стать автомобиль марки «Форд», якобы купленный Маринеско в Финляндии. Об этом приобретении сам герой рассказывал А. Крону, но некоторые соображения заставляют усомниться в том, что это реально имело место. Во-первых, тому нет никаких документальных свидетельств, а поверить в то, что машина не «засветилась» бы ни в одном эпизоде «отдыха» Александра Ивановича на берегу в период всей его последующей службы, довольно сложно. Во-вторых, и в-главных, непонятно, кто, когда и как научил Маринеско управлять машиной. В то время автомобили, тем более личные, были для СССР редкостью. Учиться их водить в Финляндии было негде, да и с законными способами добыть горючее были бы проблемы. В-третьих, зачем он потребовался командиру корабля, тоже не совсем понятно. Нужно быть очень бесшабашным, чтобы вкладывать немалые деньги в покупку, практическая надобность в которой весьма сомнительна.

Поэтому в качестве реального стимула для воздержания нам более вероятным, чем автомобиль, представляется отложенная награда. Все должно было решиться по возвращении из следующего похода. Оно и решилось, но, увы, не в пользу нашего героя.

За поход, совершенный С-13 между 20 апреля и 23 мая 1945 г., Маринеско получил оценку «неудовлетворительно». Если верить документам, причиной этого стало не то, что он разочаровал начальников, не добившись новых побед (гипотеза А. Крона, подхваченная всеми последующими апологетами Маринеско), а то, как действовал бывалый командир-подводник в конкретных боевых ситуациях. Само по себе отсутствие побед никогда никем и ничем не каралось. Если на разборе похода выяснялось, что командир осуществлял поиск правильно, при встречах с противником использовал любую возможность для атаки, но не мог реализовать ее по не зависящим от него причинам, то на удовлетворительную оценку своих действий он всегда мог рассчитывать. А что же произошло в этом случае?

Мы не станем пересказывать содержание критических замечаний – все они изложены в заключении комдива А. Е. Орла (док. № 6.23). Собственное впечатление об их справедливости может составить каждый, кто возьмет на себя труд посвятить 10 минут попыткам вычертить маневрирование С-13 в конкретных боевых эпизодах. И куда девалась та предприимчивость и напористость, с которой Маринеско преследовал «Густлоф» и «Штойбен»? Их не наблюдалось, и в результате из семи описанных в донесении командира случаев встреч с достойными торпед целями одна возможность была упущена по техническим причинам, а остальные шесть – из-за неправильного маневрирования самого «подводника № 1».

Справедливости ради нужно отметить, что до первых чисел мая обстановка в Центральной Балтике по сравнению с концом января – началом февраля была заметно сложнее. С одной стороны, в результате мощных ударов наших сил, в первую очередь морской авиации, судоходство противника серьезно сократилось в объеме. С другой – после предыдущих успехов наших подлодок, в особенности двух впечатляющих побед самой же С-13, неприятель предпринял серьезные шаги, направленные на усиление обороны коммуникаций. Не случайно в апрельском походе в ночное время действиям «эски» препятствовали немецкие противолодочные самолеты, оснащенные радиолокационными станциями. В то же время многочисленные ссылки на атаки немецких подлодок на С-13 не имеют под собой реальной почвы – с марта 45-го немцы прекратили боевые действия своих субмарин на театре, да и ранее они никогда не направляли их в боевые походы в южную часть Балтики. Но даже если бы все это существовало в действительности, оно никак не могло объяснить пассивности в поведении самого командира нашей подлодки. Что же могло стать ее причиной?

В своей «исповеди» Крону Маринеско ушел от ответов на вопросы, связанные с последним походом. После этого писатель самостоятельно домыслил сюжет о самодуре обеспечивающем – начальнике отдела подводного плавания штаба КБФ контр-адмирале A. M. Стеценко, который на протяжении всего плавания вмешивался в командование кораблем, что помешало командиру С-13 добиться новых побед[8]. Никакими свидетельствами эта гипотеза не подтверждалась, напротив, из общения с одним из ветеранов бригады были почерпнуты сведения прямо противоположного характера: Стеценко и Маринеско являлись хорошими знакомыми как минимум с 1942 г., когда Андрей Митрофанович Стеценко командовал бригадой подлодок. Не стоит забывать, что именно он подписал представление на бывшего командира М-96, чтобы того наградили за единственную победу орденом Ленина. Не получал при нем Маринеско и серьезных дисциплинарных взысканий. В последнем же походе, по словам ветерана, Стеценко если и мешал Маринеско, то только предложениями «вспомнить былое» в каюте командира… Так это было или не так – сейчас утверждать никто не возьмется, но факт остается фактом – награждать после последнего похода Александра Ивановича было не за что.

вернуться

6

Не исключено, что в сформировавшемся у Л. А. Курникова отношении к Маринеско в определенном смысле сыграли роль и личные мотивы. Дело в том, что в 1937 г. по персональному делу Курникова, занимавшего на тот момент должность командира подводного минного заградителя Л-8, заседала комиссия Тихоокеанского флота с участием командующего флотом Н. Г. Кузнецова. Курникову инкриминировались систематическое пьянство, за что он в 1933 г. был исключен из рядов ВКП(б), халатное исполнение служебных обязанностей, аполитичность и сокрытие факта ареста родственника органами НКВД. Комиссия приняла решение оставить Курникова в Вооруженных силах, сделав последнее предупреждение. По всей видимости, оно подействовало, поскольку спустя несколько месяцев офицер получил очередное звание и должность, а в годы войны никаких претензий со стороны политорганов за личное поведение к Курникову не имелось. Сумев преодолеть пагубную привычку, Лев Андреевич, по-видимому, считал себя вправе требовать того же и от других.

вернуться

7

«Легче всего предположить, что Александр Иванович обиделся за недооценку своих заслуг, а обидевшись, пустился во все тяжкие, стал выпивать, грубить и нарушать дисциплину. Понимать его так – значит очень упрощать этот сложный характер. Конечно, он был обижен, но не за то, что «мало дали», а за то, что припомнили старое. «И команде скостили, а она-то при чем?» – говорил он мне. Вины он с себя никогда не снимал, хотя и считал, что январский поход – достаточное искупление всех его прошлых провинностей. Он знал случаи, когда высшие награды получали настоящие штрафники, осужденные за тяжкие преступления, и недоумевал. Концы с концами не сходились, и ответа на свои недоуменные вопросы он ни у кого получить не смог (Крон А. А. Указ. соч. С. 135).

вернуться

8

«Почему в этом последнем походе «С-13» ни разу не вышла в атаку? Об этом пусть судят специалисты. Сам Александр Иванович от ответа на этот вопрос уклонялся. Нетрудно понять почему. Как сложились отношения между ним и ныне покойным контр-адмиралом, мы не знаем и никогда не узнаем, все споры, а они несомненно были, происходили с глазу на глаз в командирском отсеке, при задраенных переборках, и до экипажа доносились только слабые отзвуки. Пересказывать эти споры, даже в доверительной беседе, Александр Иванович считал некорректным. В случае настоящего конфликта у него было предусмотренное уставом право – записать в корабельный журнал, что он снимает с себя командование. С этого момента экипаж выполнял бы только указания старшего начальника. Такой записи сделано не было, а кивать на других, вышестоящих или нижестоящих, было не в правилах Маринеско, он привык всю ответственность брать на себя (Крон А. А. Указ. соч. С. 136).

10
{"b":"256640","o":1}