— Так, значит, вы не отрицаете, что Расторгуев Павел Валерьевич, 1981 года рождения, был у вас весь вчерашний день и употреблял с вами спиртные напитки?

— Ну, да… А что тут отрицать-то? Был… Я его сам пригласил еще пару дней назад. Только вот выпили мы с ним всего ничего… — И, тут же испугавшись, что о нем подумают, затараторил: — Да мы не для выпивки собрались, не подумайте, мы картины обсуждали, мы сокурсники с ним, друзья, единомышленники!

— Друзья, значит… Единомышленники… — задумчиво проговорил Перепелица, внимательно осматривая открытую бутыль и нюхая ее горлышко. — Интересно, а почему это друг и единомышленник вдруг на ночь глядя отправляется на станцию, как будто от кого-то убегая, а? — Он исподлобья взглянул на Ганина.

— Да не убегал он! Говорю ему: останься ночевать, а он: жена, дети, не могу…

— А супруга его, — резко перебивая Ганина и, впрочем, не повышая при этом голоса, сказал Перепелица, — Расторгуева Татьяна Николаевна, рассказала мне совершенно другое: что Расторгуев Павел Валерьевич прислал ей эсэмэску на мобильный телефон, что он встретится с вами, Ганиным Алексеем Юрьевичем, для обсуждения вашей предстоящей выставки, а потом вернется домой. Спрашивается, зачем вы хотели задержать Расторгуева П. В. у себя дома, в глухом садовом поселке, на всю ночь?

— Да не задерживал я его, не задерживал! — не выдержал Ганин и опять принялся бегать по комнате. — Жене он просто никогда не говорит правду, у них все давно на грани развода, Пашка не ночует дома периодически, вот и все! А ночевать он у меня захотел сам, поговорить об искусстве, о жизни, вот и все, а потом вдруг резко передумал и решил вернуться домой! А я ему: куда ты на ночь глядя, а он: жена, дети…

— Ну, ладно, ладно! — поспешно замахал рукой оперуполномоченный. — Это я уже слышал… — «Накручивать» Ганина больше не имело смысла — все с ним Перепелице уже было ясно. — Да не беспокойтесь вы так, Алексей Юрьевич, сядьте, выпейте, в конце концов, вас уж точно никто ни в чем не подозревает. Супруга Расторгуева о вас очень хорошо отзывалась, да и коллеги и друзья потерпевшего, которых я успел обзвонить, тоже.

И тут до Ганина наконец-то дошло…

— Подождите… подождите… в чем… не… подозревают… что… с Пашей?.. — прошептал, задыхаясь, Ганин, придвигая при этом стул прямо к майору. Казалось, он уже знал ответ, но инстинктивно пытался ухватиться, как утопающий, за соломинку, и хоть на секунду отсрочить неизбежное…

— Гражданин Расторгуев П. В., — бесстрастно и четко ответил майор, внимательно глядя в глаза Ганину, — упал вчера примерно в 23.45 под колеса электропоезда. В принципе, такую смерть я бы легко мог квалифицировать или как самоубийство, или как несчастный случай, — погибший находился в состоянии сильного алкогольного опьянения, а по словам жены, он страдал затяжными приступами депрессии и запоями, — если бы…

— Что… «если бы»… — шепотом, забыв о всякой субординации и схватив за руку майора, спросил Ганин.

— Если бы не были обнаружены следы крови, а также окровавленная шляпа на скамейке перрона.

— Мать честная! — всхлипнул Ганин и беззвучно зарыдал, закрыв лицо руками, а его очки беспомощно упали на пол.

Лицо Перепелицы передернуло, он резко встал, оперся рукой о спинку стула Ганина и успокаивающе потрепал рукой его плечо.

— Гражданин Ганин, ваши сведения очень важны для следствия… Дело действительно не простое, и только вы можете дать хоть какие-то сведения для его распутывания: вы — единственный, кто в этой округе видел потерпевшего незадолго до смерти. Выпейте, вам будет легче! — Майор взял почти пустую бутыль с настойкой и резким движением налил в грязный стакан уже немного выдохшейся темно-красной жидкости.

Ганин торопливо закивал головой, шумно высморкался в платок, который достал из нагрудного кармана рубашки, вытер глаза рукавом и быстрыми, чмокающими глотками осушил стакан, а потом рассказал все, что произошло за вчерашний день, — от встречи с Расторгуевым в городе до их расставания на пустынном ночном перроне пригородной электрички.

— Поня-я-я-ятно… — протянул майор, дослушав до конца сбивчивый рассказ Ганина и затушив в жестяной пепельнице уже пятый окурок. — Значит, по-вашему выходит, что возвращение гражданина Расторгуева было совершенно ничем не объяснимым — ну, разве что запоздалыми муками совести перед женой и детьми, а его смерть на рельсах — ничем не мотивированной и случайной, не так ли?

— Гм… — озадаченно хмыкнул Ганин. — Я этого не говорил, но вполне возможно: Пашка — человек ветреный, непредсказуемый, он действительно может менять свое решение в считанные минуты. А вот что касается смерти… Не знаю даже… Просто смерть столь близких для меня людей такая редкость…

— Редкость, Алексей Юрьевич?! Редкость?! — внимательно сверля взглядом Ганина, вдруг повысил голос Перепелица. — А гражданка Мещерякова Лариса Николаевна вам случайно не знакома?

— Лариса? Как же… Мы… в общем, мы встречались…

— А знаете ли вы, что она найдена мертвой позавчера, двенадцатого числа, в четверг?! Она выпала из окна тринадцатого этажа средь бела дня!

Тут уж Ганин вскочил как ужаленный и схватился за голову.

— Ла… Лара… Ларочка! Какой кошмар!

— Это уж точно! Что вы можете сказать об этом? Ее мать говорила, что последний человек, с которым общалась ее дочь, — это вы. Странное совпадение, не так ли? Мне передали вести ее дело, а тут — таинственное убийство второго вашего гостя — Расторгуева! Думаю, мне стоит съездить в архив и хорошенько покопаться, возможно, будут и другие жертвы вашего гостеприимства!

— На что… на что вы намекаете?! — затрясся всем телом Ганин.

— Ни на что! Просто отмечаю связь: два ваших гостя — и два несчастных случая, с интервалом в один день. Что вы можете сказать о гражданке Мещеряковой? Как вы с ней расстались?

— Я… ну… мы приехали сюда, у нее были выходные — она работает два через два, решили их провести, так сказать, на природе, всё было хорошо, а потом… после полудня уже… я ушел, в общем, ну, за дровами, чтоб шашлыки пожарить… она сказала, что осмотрит, пока меня не будет, дом…

— Ну и… дальше-то что?

— А потом я прихожу, а ее — нет… А потом мне на мобильный пришла эсэмэска: «мы с тобой, Леш, очень разные, пойми…»

— И все?

— И все! Я сам был в шоке, сначала стыдно было ей звонить, послал эсэмэску, а сообщение о доставке не приходит и не приходит! Потом, вечером уже, я собрался с духом и позвонил — говорят, номер недоступен. Ну, я и решил, что она сбежала, а сим-карту выбросила, чтоб дозвониться не смог…

— Интересненько, очень интересненько… — задумчиво барабаня мохнатыми пальцами о крышку стола, забормотал себе под нос Перепелица. — Расторгуев чердак осматривал, Мещерякова — дом… Так, гражданин Ганин, разрешите личный вопрос: вы когда-нибудь были женаты?

Ганин покраснел, вздохнул и тихо ответил:

— Нет…

— А девушки, ну, кроме Мещеряковой, были еще у вас?

— Ну… были, конечно…

— Назовите, пожалуйста, фамилии и инициалы, я проверю и их тоже. — Перепелица открыл кожаную папку и достал оттуда листок бумаги и ручку.

— Левчик Наталья Ивановна… Д-д-дьяченко Клавдия Николаевна… С ними я уже после вуза, а в вузе — Семченко Екатерина, Глазова Римма и, на последнем курсе, Лазарева Светка… Больше не было вроде, в школе я с девочками как-то не очень…

— Хорошо! — шумно захлопнув папку, подытожил Перепелица. — Всех их я проверю. А друзья у вас были?

— Нет, кроме Паши, ни с кем особо и не общался. Ну, были, конечно, и есть, но ни я к ним, ни они ко мне в гости никогда не ходили… Так, по интернету, по телефону, в кафе…

— Понятно. Буду проверять, опрашивать. Спасибо за сотрудничество, Алексей Юрьевич! — Перепелица быстро встал, пожал руку Ганину, по-прежнему внимательно глядя в его глаза, и вроде как направился к выходу с папкой под мышкой. — Ах да! Чуть не забыл! — вдруг остановился он в дверях. — Вы не против, если я осмотрю дом? Ну, на всякий случай…

— А что тут смотреть? — мрачно улыбнулся Ганин. — Домик-то что собачья конура…