Как только она оделась, Ловкач достал небольшое зеркальце для бритья, чтобы она могла осмотреть длинную уродливую рану, растянувшуюся на ее шее справа. Рана была аккуратно зашита тонкой черной нитью.

– Хороший шов, – сказала Келси. – Но шрам все равно останется, да?

Ловкач кивнул.

– Я не господь бог и даже не королевский хирург. – Он отвесил ей шутливый поклон. – Но гноиться не будет, а ты сможешь всем рассказывать, что получила ранение на поле боя.

– Тоже мне бой.

– Снимать с тебя все эти доспехи уж точно было настоящей битвой, о чем я не премину рассказать всему свету.

Келси улыбнулась, отложила зеркало и повернулась к нему.

– Спасибо. Ты проявил ко мне немалую доброту, и в первую очередь оставил мне жизнь. Я намерена даровать тебе помилование.

Он молча смотрел на нее, и в его глазах плясали озорные искорки.

– Помилование тебе не нужно?

– Рано или поздно я все равно что-нибудь украду.

– Неужели тебе никогда не хотелось иной жизни?

– Для меня никакой иной жизни не существует. Да и в любом случае помилованием ты даже близко не отплатишь свой долг. Я подарил тебе нечто гораздо более ценное, чем ты можешь себе представить.

– Что же?

– Увидишь. Я рассчитываю, что взамен ты сохранишь мой дар в целости и сохранности.

Келси снова взглянула в зеркало.

– Боже милостивый, только не говори, что заделал мне ребенка, пока я спала.

Ловкач откинул голову и разразился хохотом, а потом дружеским жестом положил ей руку на плечо, отчего по коже Келси побежали мурашки.

– Девочка, ты либо не доживешь до конца недели, либо станешь самой грозной королевой в истории этой страны. Третьего не дано.

Расчесывая волосы, Келси то и дело украдкой посматривала в зеркало. Она видела свое отражение в пруду рядом с домом, но это было не то. Зеркало показывало ей, как она выглядит на самом деле. И зрелище было неутешительное. Глаза ей показались красивыми – миндалевидные, ярко-зеленого цвета. Но лицо было круглым, как помидор, и – иначе не скажешь – совершенно непримечательным.

Волосы не помешало бы снова помыть, но Келси собрала их с помощью заколок, которые дал ей Ловкач, и решила, что пока и так неплохо. Рассматривая красивые аметистовые заколки в форме бабочек, Келси подумала, не вытащены ли они прямо из прически какой-нибудь дворянки.

Она увидела в зеркале, что улыбка Ловкача стала еще шире, и поняла, что он угадал ее мысли.

– Да ты еще тот негодяй, – заметила она, защелкивая на голове последнюю заколку. – Мне бы следовало увеличить награду за твою голову.

– Да пожалуйста. Это только упрочит мою славу.

– А чем ты занимался раньше? Каким бы основательным ни было мое образование, у тебя, кажется, с грамматикой и лексикой дела обстоят еще лучше.

Он ответил на кадарском:

– В тирском, пожалуй, да. Но ты явно затмишь меня в знании мортийского и кадарского. Я поздно начал учить оба языка, и мое произношение оставляет желать лучшего.

– Не уклоняйся от вопроса. Я все равно все выясню, как только доберусь до Цитадели.

– Тогда у меня нет причин тратить свою драгоценную энергию на ответ. – Он снова перешел на тирский, улыбаясь с сожалением. – Не мог вспомнить, как по-кадарски будет «энергия». Давно не практиковался.

Келси склонила голову набок и вопросительно посмотрела на него.

– Неужели нет совсем ничего, что я могла бы сделать для тебя и твоих товарищей, когда взойду на трон? Пусть самую малость?

– Ничего не приходит на ум. К тому же перед вами и без того стоит непосильная задача, госпожа. Я бы не хотел утруждать вас лишними хлопотами.

– Ну, раз ты не хочешь, чтобы я спасла тебя от неминуемой казни, просить отару овец или новый арбалет было бы, пожалуй, и правда глупо.

– Однажды я стребую с тебя должок, королева Тирлинга, уж не сомневайся. И цена будет ох как высока.

Келси внимательно посмотрела на него, но его взгляд был устремлен куда-то вдаль, поверх ее палатки и деревьев. В сторону Цитадели.

Она внезапно осознала, что ей необходимо как можно скорее убраться подальше от него. Он преступник, бандит, представляющий бесспорную угрозу для того самого правопорядка, который она надеялась установить в стране. И все же она сомневалась в способности когда-нибудь упечь его за решетку, не говоря уже о том, чтобы вынести ему смертный приговор, которого он явно заслуживал.

В моей жизни должен появиться другой мужчина, который заставит меня забыть о нем. Более подходящий мужчина. Только так и должно быть.

Она отложила зеркало.

– Я готова ехать.

Булава, как рассказал ей Ловкач, ночью совершил еще две попытки побега. Сегодня, когда они пришли, чтобы наконец вывести из палатки, он уже опять успел высвободить обе ноги. На глазах у него по-прежнему была повязка, но когда его вели к Келси, он неожиданно с силой пнул Алена под колени, и тот повалился наземь, рассыпая проклятия и хватаясь за ушибленную голень. Хоуэлл и Морган водрузили Булаву в седло, завершив операцию всего с одним небольшим промахом, и оставили его руки связанными. Но лицо его, наполовину скрытое повязкой, сохраняло выражение убийственной решимости.

Келси попрощалась с Ловкачом и его товарищами, чувствуя неловкость из-за излишней серьезности своего тона. Ей было приятно видеть, что Морган, кажется, расстроен ее предстоящим отъездом: он по-мужски пожал ей руку и вручил лишний пузырек обезболивающего для шеи.

– А что это такое? – спросила Келси, пряча пузырек в карман плаща. – Для средства наружного применения оно просто творит чудеса.

– Опиум.

Келси удивленно подняла брови.

– Жидкий опиум? Разве такое бывает?

– Вы слишком долго жили вдали от внешнего мира, госпожа.

– Я полагала, что опиум в Тирлинге не подлежит свободному обращению.

– Для этого господь и создал черный рынок.

Первые несколько миль Ловкач проехал вместе с ними, настояв, чтобы Булава оставался в повязке, пока они не отъедут от лагеря, так что Келси пришлось вести его лошадь. Как ни странно, Ловкач оставил им их лошадей. Рэйк был добрым конем, но скакун Булавы был чистокровным кадарским красавцем и стоил, должно быть, целое состояние. Келси подивилась такой щедрости, но вопросов задавать не стала.

Под плащом на ней снова были доспехи Пэна. Ей не хотелось бросать их, и Ловкач согласился, что надеть их – хорошая идея. Келси с досадой подумала, что ей придется привести себя в форму, потому что отныне доспехи на какое-то время станут неотъемлемой частью ее гардероба.

Когда они доехали до вершины очередного холма, Ловкач велел им остановиться и показал на узкую тропинку, змеившуюся меж желтых склонов.

– Это главная дорога в здешних местах. Она выведет вас на Мортийскую трассу, по которой вы доедете прямиком до Нового Лондона. Ехать по дороге или нет – ваше дело, но даже если решите свернуть, я бы на вашем месте держал ее в поле зрения. К вечеру вы въедете в болотистую местность, а там, не зная ориентиров, легко угодить в трясину.

Келси всматривалась в лежавшую впереди местность. Большая часть дороги была скрыта за холмами, но вдали, где начинался пологий участок, бежевая линия появлялась вновь, рассекая поля и устремляясь к дальним темным холмам. На них теснились сотни строений, над которыми нависала монолитная серая громадина. Цитадель.

– А сам ты бы поехал по дороге? – спросила она Ловкача.

Он на мгновение задумался и ответил:

– Я бы поехал по дороге. Мне, конечно, не грозит такая опасность, как вам сейчас, но все же, исходя из моего опыта, прямой путь зачастую самый верный. Трудно объяснить почему.

– Если бы он снял с меня эту повязку, – проворчал Булава, – я бы мог сам определить лучший путь, а его послал к черту.

– И все же я настаиваю, чтобы вы не снимали повязку, пока я не уеду, – ответил Ловкач.

Келси с любопытством посмотрела на него.

– У вас какие-то старые счеты?

Ловкач улыбнулся, но взгляд его, устремленный на Цитадель, посуровел.