Но водку выпил и понял, что потерял меру. Всё вдруг стало простым и понятным. Например, Саша Жаглин, влюбился, женился и молчал, чёрт косолапый. Обзавидуешься до смерти. Гектор Орлов врал как сивый мерин. А Пророк бесился на пустом месте. Ирочка Самохвалова — дура беспросветная. Лёха Бирсан — убийца и насильник. И я вместе с ними. Замечательная компания!

Зинаида призывно смеялась, в окно заглядывала полная луна, и момент, когда надо было остановиться, он пропустил, а очнулся от утреннего света и от того, что рука под головой затекла. Пошевелился и понял, что лежит в постели под смятой простынёй абсолютно голый, а со стороны кухни, между прочим, раздаются странные звуки. Больше всего его ужаснула мысль, что он потерял контроль над ситуацией, а когда его взгляд упал на аккуратно сложенные вещи, которые прижимал его пистолет в кобуре, и на трусы, словно в насмешку, повешенные на спинку стула, то вскочил, словно ошпаренный, прикрылся подушкой и с пистолетом в руке подался на кухню, откуда аппетитно пахло жареной картошкой и малосольными огурцами, и где Зинка в бигуди колдовала над плитой.

— Ну что, котик, проснулся? — обернулась она, придерживая уже знакомым движением шикарную грудь.

Цветаев спрятал пистолет за спину.

— Привет… — сказал он. — А что вчера было?

Шрам на груди просто таки зверски зачесался от досады.

— Вот таким ты мне больше нравишься, — засмеялась она, оглядывая его с головы до ног и задерживая взгляд на подушке.

Но он не дал ей разгуляться.

— Что вчера было? — напомнил вопрос.

— А что было? — Зинаида смешно вытаращила серые глаза.

— Что? Говори! — потребовал он.

К слову сказать, она успела накраситься, подвести губки и наложить тени, и в таком виде выглядела даже совсем нечего. Вчерашний зачуханный халатик сменила на шикарный бордовый с кружевами, закрывающими, между прочим, то, чего так старательно придерживала.

— Ничего не было, — сжалилась она над ним, — пьяная я была.

— Фу, — выдохнул он и предпочёл не спрашивать насчёт постели и трусов, а пятясь отступил в комнату и начал одеваться. В тот момент, когда на пол посыпалась мелочь из карманов, когда взгляд устремился следом и наткнулся на что-то чрезвычайно знакомое, Цветаев непроизвольно охнул и прочитал на газетном поле, потряс головой и ещё раз прочитал: «Бирсан Лёх…», и номер телефона. От удивления он так и оставил мелочь на полу.

— Откуда у тебя этот телефон? — сунулся на кухню с газетой в руках.

— Оттуда, — ответила Зинка, кокетливо выпутывая бигуди из волос. — А попка у тебя ничего!

— Я спрашиваю, откуда? — спросил он, чувствуя, что краснеет.

— Ты что ревнуешь, котик?!

Она задрала свой тяжёлый подбородок в потолок, демонстрируя свежий засос на шее. Таких подробностей Цветаев не помнил, его невольно передёрнуло, как кота, ступившего в лужу.

— Я тебе не котик! Говори, откуда! — спросил он, не обращая внимания на её материнские нотки, которые совсем недавно его страшно волновали.

— Ну ладно, ладно, — перестала она кривляться. Глаза сделались злыми, бигуди рассыпались по полу. — Знакомый дал!

— Какой?!

Он набрался терпения, зная по опыту, что дело того стоит.

— Клиент…

— Врёшь! — подался он вперёд на шаг. — Говори!

Не мог Лёха Бирсан позариться на Зинку. У Бирсана такие женщины были, к которым не подступишься абы как. Да и женат он был на писаной красавице итальянского типа, с огромными миндалевидными глазами. Разъезжали они на красном «феррари», обитом натуральной кожей, с откидным верхом. Впрочем, люди меняются, подумал Цветаев. Где та машина? И где та жена с итальянскими глазами? Хотя очень может быть, что его на простушек потянуло. Стервы порой надоедают.

— Ладно… — сказала она неохотно, — всё, но между нами. Ходили мы туда с Жаглиным… — и покраснела, и даже театрально схватилась за виски, опустив глаза.

— Куда? — удивился он её реакции.

— К этому мужику… — ответила она неловко.

— Зачем? — потерял он суть разговора…

Покраснела сильнее:

— На групповуху…

— На что?! — нахмурился он с ещё большим удивлением.

— Групповуху. Ой, мамочки! — Вовсе пошла красными пятнами. — Лично мне не понравилось, — повела мягким плечиком. — Жаглин был без ума. Хотел ещё пойти, но мы на этой почве поругались.

— И у тебя появился «чвашник»?

— Да… — ответила она, глядя в потолок и кусая губы.

Трудно было понять, раскаивается она или нет.

— А потом?..

— Потом… Да, да, да… Сашка пошёл и ради меня совершил на Бессарабске подвиг!

— Ляха бляха! — только и выругался Цветаев, испытав сильнейшее раскаяние.

Мог бы и сам догадаться! Он ошарашенно посмотрел на Зинаиду. Вот что сподвигло Жаглина! Так просто. А я его, скотина, подозревал чёрти в чём.

— Прости меня…

— Бог простит, — ответила она великодушно так, как ответила бы любая жалостливая баба в России.

Бигуди жалко свисали, лицо готово было расплакаться. Несомненно, они понимали друг друга, но и знали, что всё это пустопорожно, ни к чему не обязывает, слишком разные и ненужные они друг другу.

— Кого-нибудь узнала? — спросил он глупо.

Ему было жалко её, и это родило в нём даже не симпатию, а нечто большее, что связывает женщину и мужчину, что невозможно передать словами, а ощущается на подсознании, не животное чувство, а напротив, воспарение. Нет, нет, нет, — подумал он и вовремя вспомнил свою Наташку, иначе готов был протянуть руку и совершить ошибку.

— Где? — вздохнула она так, словно хотела сказать: «Отстань, мне и так тошно!»

— Там!

Блин, как он себя ненавидел в роли ищейки и знал, что ничто больше не будет, как было прежде, и что он сам в чём-то и как-то виноват: там не доглядел, здесь поотпустил, в результате Пророк созрел, как подгнивший плод.

— Никого. Мне стало стыдно, и я ушла!

— Ну а женщины там были? — настоял он. — Блондинки?

Он понял, что несёт околесицу, хотя его вдруг озарило: Ирка Самохвалова! Ах, сучка, ах, стерва! А Пророк — дурак, нашёл, на ком жениться!

— И блондинки, и брюнетки. Все голые! Больше я ничего не знаю. Жаглин у меня в ногах две недели валялся, чтобы я его простила. Я обычная проститутка. Я на такие заморочки не подписывалась. Я ещё замуж выйти хочу. Кто меня потом возьмёт?! Кому я буду нужна?!

Цветаев устало рухнул на стул:

— А что этот человек, — он показал на блокнот, — вам ещё что-нибудь говорил?

— Ничего не говорил. Я его ни разу не видела. С ним Жаглин общался. Есть будешь?

— Давай… — машинально согласился Цветаев и уставился на таракана, который выполз из-под чашки и вовсю шевелил усами.

— Ну вот так бы сразу и сказал, — вмиг подобрела Зинаида. — Я женщина честная, у меня такие мероприятия рвоту вызывают, а женщины туда ходят исключительно одни больные, — объяснила она, накладывая ему картошки.

— Откуда ты знаешь? — спросил он, опять же машинально беря вилку.

Таракан испугался и спрятался, как Зяма-кровавый за НАТО, но один ус остался торчать.

— Что я не видела их в деле? Фу! Они сумасшедшие, как с цепи сорвались. Нет, это не по мне. Я люблю ласку, нежность, и чтобы по обоюдному согласию. Вот как с тобой!

Она вызывающе поправила грудь и поглядела на него хитро-хитро.

— Ну ты даёшь, мать! — грубо оборвал её Цветаев и покраснел ещё гуще. — Меня интересует высокая, холёная блондинка.

— Жена, что ли? — поинтересовалась Зинаида, не скрывая ревности, словно имела на неё право.

— Да нет, — простодушно ответил он. — Жена у меня брюнетка, да и не здесь она.

Зинаида подумала:

— Тогда подружка?

— И не подружка, — вздохнул он, подумав, что Ирочка Самохвалова вряд ли могла претендовать на эту роль, не по Сеньке шапка. — А просто натуральная блондинка, вот с такими волосами, по плечи.

— Кажется, была одна, — Зинаида присела напротив и участливо заглянула в глаза. — Что, обмишурился?!

— Да брось ты! — открестился он. — Жена не моя.