Бесконечно долго тянутся дни заключения.

За эти томительные дни Вадим передумал о многом. Чаще всего его мысли возвращались к отцу. Вадим совсем не помнил отца, но столько слышал о нем. Отец его, Папий Подбельский, был человек замечательный. Об этом говорят все знавшие его. Он был смелым, мужественным, и очень добрым, и удивительно разносторонним человеком: и философией занимался, и обладал блестящими ораторскими способностями, и стихи писал.

Вадим должен быть достоин отца. Как и отец, он будет бороться против произвола и насилия, за свободу и счастье народа. Кажется, он действует правильно— властям не понравилось его выступление. И вот он в участке.

Известие о расстреле в Петербурге мирного шествия рабочих, направлявшихся к царю, донеслось и до Тамбовской губернии. И здесь, как и повсюду, известие это вызвало гнев и возмущение. 17 января забастовали рабочие заводов Петтера и Махова в Тамбове, фабрики Асеевых в Рассказове. Через несколько дней к ним примкнули рабочие всех суконных фабрик Рассказова. Бастовали рабочие депо в Сасове, телеграфисты в Сасове, Рассказове, Грязях. Начались выступления крестьян: поджоги имений, захват земли. Заволновалась и учащаяся молодежь.

В середине февраля на демонстрацию вышли гимназисты Елатьмы. Они настаивали на увольнении учителя, установившего за ними слежку. Для усмирения гимназистов пришлось даже вызвать полицию.

Сигнал был дан.

В конце марта прекратили занятия учащиеся тамбовского Екатерининского учительского института. Они требовали отделения церкви от школы, невмешательства учебного начальства в религиозные воззрения воспитанников, доступа в институты лицам всех вероисповеданий, привлечения студенческих делегаций к участию в педагогических советах, свободы собраний и кружков, неприкосновенности корреспонденций и квартир, разрешения организации товарищеского суда. Но, помимо этого, студенты поддержали требования рабочих о немедленном созыве Учредительного собрания для рассмотрения нужд не только рабочих, но и студенчества.

В тот же день были заключены в тюрьму пятьдесят зачинщиков протеста. Весть об этом быстро проникла в учебные заведения города. Взбунтовались гимназисты и семинаристы.

На уроке «закона божия» протоиерей Вельский пригрозил ученикам отчислением из гимназии за непосещение церкви. Поднялся Вадим Подбельский.

— И это вы называете свободой?..

Гимназисты зашумели:

— Почему за нами шпионят?

— Где же свобода, если нам запрещают собираться?

Законоучитель побежал за начальством, а гимназисты, повскакав с мест, столпились у кафедры. Вадим взобрался на скамью.

— Товарищи! — начал он. — Давайте действовать организованно. Мы не станем заниматься, пока не будут удовлетворены наши требования.

— Забастовка! — послышались со всех сторон возбужденные голоса.

— Друзья, — продолжал Вадим Подбельский, — вы знаете, что вчера начали забастовку наши старшие товарищи — воспитанники учительского института. Так поддержим же их, поднимем и мы свой голос протеста против произвола. А сейчас разойдемся. Не поддадимся никаким провокациям. Давайте лучше соберемся вечером и пойдем к городской управе.

Стихийно возникший митинг кончился. Гимназисты разошлись.

А вечером почти все гимназисты старших классов, многие семинаристы и студенты учительского института пошли к городской управе. Тихий вечерний город огласился возбужденными молодыми голосами. Проходя мимо тюрьмы, где были заключены арестованные накануне студенты Екатерининского учительского института, демонстранты запели:

Песни, сменяя одна другую, звучали на улицах города.

Поднятые песней, к демонстрации присоединились новые группы молодежи. Когда колонна подошла к городской управе, Вадим, шедший во главе ее, крикнул:

— Долой самодержавие! Да здравствует свобода!

Кто-то разбросал несколько прокламаций.

Подоспевшая полиция разогнала демонстрантов.

Ночью в квартирах многих гимназистов, семинаристов и студентов учительского института начались обыски. Нагрянула полиция и в квартиру Подбельских-Белоцветовых. Рылись в комнате Юрия и Вадима, в кабинете отчима Гавриила Васильевича Белоцветова и даже в комнате девочек.

Потом Вадима увели в полицию.

А как все началось у отца? Как он попал в ссылку? Вадим пробовал представить себе тот годичный акт в Петербургском университете, когда Папий Подбельский с товарищами из центрального университетского кружка «Народной воли» выступил с протестом[1]. В разгаре торжественный акт. Только что закончил читать годовой отчет профессор Градовский. Уже взошел на кафедру профессор Мартенс… И вдруг с хоров прозвучало:

— Из отчета ясно: единодушные требования всех университетов оставлены без внимания… Нас хотят подавить не только насилием, но и хитростью… Но мы понимаем лживую политику правительства; ему не удастся остановить движение русской мысли обманом. Мы не позволим издеваться над собой: лживый и подлый Сабуров найдет в рядах интеллигенции своего мстителя!..

Это говорит друг Папия — Лев Коган-Бернштейн, тоже первокурсник-юрист.

В зале шум, переполох. Только ясно и отчетливо слышны отдельные выкрики:

— Тише!..

— Слушай!..

— Молчать!..

Пользуясь суматохой, быстро подходит к креслу министра Папий Подбельский. Миг — и крепкой рукой Папий дает затрещину министру Сабурову… С хоров в это время в зал летят прокламации. Любопытные ловят их на ходу и читают. Шум в зале усиливается. Такого еще университет не знал за всю свою многолетнюю историю.

Участников протеста сослали в далекую Якутию.

Смутно вспоминает Вадим и годы скитаний по ссылке. Ему не было и двух лет, когда жандармы убили отца. Это случилось 22 марта 1889 года.

До шести лет Вадим жил с семьей в холодной, суровой Якутии среди политических ссыльных. Его окружали смелые, стойкие люди, готовые до последнего дыхания отстаивать свои убеждения, свои идеи. Его мать, Екатерина Петровна Сарандович, — народоволка, осужденная на каторгу за участие в организации побега политзаключенных из Киевской и Харьковской тюрем. Здесь, в Якутии, она и вышла замуж за Папия Подбельского. Здесь в 1887 году родился Вадим. Он был третьим ребенком в семье Подбельских. После гибели Папия Павловича детей усыновил его брат Николай Павлович. В Якутске к Екатерине Петровне, оставшейся после гибели мужа с тремя детьми на руках, часто заходил ссыльный народоволец Гавриил Васильевич Белоцветов. Он очень привязался к Екатерине Петровне, которую не сломили годы изнурительных каторжных работ, к ее малышам и вскоре вошел в семью.

В 1900 году семья Подбельских-Белоцветовых переехала в Тамбов, и мальчики поступили в гимназию: старший, Юрий, — в третий класс, Вадим — во второй. Дети хорошо учились, жизнь шла спокойно. Неприятности начались с пятого класса гимназии, когда юноши увлеклись политикой.

В первое время братья с одинаковым увлечением тайно от взрослых и товарищей читали книги Маркса, Энгельса, Вильгельма Либкнехта, Петра Лаврова, Ленина, Плеханова. Но постепенно взгляды Вадима и Юрия стали расходиться. Вадим все больше и больше замечал, что во взглядах старшего брата нет никакой последовательности: он пытается совместить несовместимое — марксизм с народничеством, его привлекает индивидуальный террор как метод борьбы с самодержавием. Вадима же все сильнее и сильнее притягивала марксистская теория классовой борьбы.