Уложив вещи и расплатившись, я вышел на дорогу в ожидании такси, которое должно было отвезти меня в Осло. На поезд я уже опоздал. Дождь хлестал мне в лицо, под ногами шуршали мокрые листья. Не так-то просто, оказывается, быть сыщиком. Каждое дело занимает столько времени, что полиция не может прибегать к помощи сыщиков, ей приходится самой вести расследование.
Ветер шумел в деревьях. Этим осенним вечером я уже знал, что больше никогда не попаду в Гран.
Я свернул на кладбище, вспоминая Хенрика Рыжего и то дождливое утро, когда я стоял, опершись на велосипед, и смотрел на его мокрую от дождя могилу. Агнес, Агнес, что бы я ни сказал и ни сделал, твое имя и твой образ, каким я видел его в восемнадцать лет, высечен в моем сердце и останется там до последнего часа. Ты стала моей жизнью и моей судьбой. Джон Торсон, лимитед, без тебя не существует.
Агнес, я повстречал тебя в юности, и ты изгнала меня в самое далекое место на земном шаре. Твоя цепочка, потемневшая от времени, лежит в ящике моего письменного стола в городе на берегу Тихого океана. Прошло тридцать пять лет, и я вернулся в Норвегию с мечтой, разросшейся до небес и уходящей корнями в мрак, о котором я не желаю знать.
Осмунд Улавссон Винье высился в темноте и смотрел в пространство между двумя церквами, но не видел ни одной. Я взглянул на его грозное лицо и пробормотал:
Когда бы не лгали тебе зеркала
И ты себе цену узнал,
Тогда тебе стала бы жизнь не мила,
Увидел бы ты, как ничтожен и мал.
Да, Осмунд Улавссон, ты явно преуспел, сбивая с толку и себя и других. Иначе ты не стал бы впоследствии таким крупным сыщиком. Я понимаю людей, которые не признают живых пророков и предпочитают им их мудрость в письменной форме. Трудно себе представить, чтобы Иисуса Христа избрали членом какой-нибудь Академии.
Такси вынырнуло из-за угла кладбища и проехало дальше, чтобы развернуться. Сквозь дождь и гонимые ветром листья луч света на мгновение коснулся голой могилы Антона Странда. В деревьях шелестел ветер. Я взялся за низкую калитку. Железо было мокрое и холодное. Закрывая за собой калитку, я бросил последний взгляд в глубину этого сада мертвых, но там не было ничего, кроме дождя и листвы, гонимой ветром над вековыми могилами. Не вскрикнул ли кто-то жалобно у меня за спиной: отомсти за меня, отомсти за меня? Нет, это плакал ночной ветер. Сколько бы у нас прибавилось дел, если б в наши обязанности входила еще и месть!
Такси медленно ехало обратно, оно блестело от дождя. Я сел и громко хлопнул дверцей. Какое мне дело до тебя, Антон Странд, лежи себе в могиле на гранском кладбище, ты мне чужой, я не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты мертв, и Хенрик Рыжий тоже мертв, пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов.
Ветер завывал вокруг автомобиля, дождь барабанил в стекла. Я сидел, уютно закутавшись в плед, и клевал носом. Интересно, почему все-таки я не постарался уехать в Штаты, пока было возможно? Что-то удерживало меня здесь, мне казалось, что я всегда успею уехать. Не станут же немцы на этот раз воевать еще и с американцами.
В отеле меня ждало пять писем: от Бьёрна Люнда, который просил, чтобы я позвонил ему по важному делу, от Сусанны, от Гюннера, приглашавшего меня к ним на обед через несколько дней, и вырезка из газеты, присланная анонимно:
Вчера в саду одного дома в Йорстаде был найден револьвер. Сад находится в нескольких стах метрах от того места, где весной убили Антона Странда. Как известно, Карл Манфред Торсен был осужден за это убийство, хотя он в нем так и не признался. Сад, где нашли револьвер, выходит на ту самую дорогу, по которой должен был пробежать «неизвестный», о котором говорил на суде Карл Торсен.
Револьвер передан в полицию. Продавец подержанных вещей Хауген, незаконно продавший револьвер Карлу Торсену, решительно отрицает, что это тот самый револьвер. Второй свидетель, который видел Карла Торсена с револьвером, кондуктор Е. Андерсен, столь же решительно заявляет, что это то же самое оружие, какое он видел, или, во всяком случае, того же типа.
Карл Торсен не мог подбросить револьвер туда, где его нашли, но это мог сделать некто, желавший запутать дело.
В последнюю минуту редакция узнала, что пуля, извлеченная из груди убитого Антона Странда, выпущена из найденного револьвера.
Если б находка была сделана до того, как суд вынес приговор, Карла скорей всего оправдали бы. Другое дело, когда человек уже осужден. Изменить приговор так же трудно, как превратить колбасу в корову.
Я не стал звонить Бьёрну Люнду, и он больше не вспоминал о своем важном деле. На другой день мы с Сусанной вместе завтракали в Экеберге. Я показал ей приглашение на обед, и она сказала, что я непременно должен пойти. У меня такой уверенности не было. Как там обстоит дело с их сожительством, разве она не говорила, что оно давно прекратилось? Или я неправильно понял и они еще только собираются расстаться? Я предпочел не упоминать об этом.
Теперь я вижу, как она действует против Гюннера, как стремится непременно раздавить его. Пусть сами все расхлебывают.
Пятое письмо было от Йенни. Она жила в другом отеле и просила меня сразу же по приезде позвонить ей. Что я и сделал.
Некоторые считают, будто эта вторая мировая война, которая еще не развернулась по-настоящему, просто блеф, ширма, за которой великие державы прячут что-то, о чем пока не могут договориться.
Другие полагают, будто Англия и Франция уже поняли, что погорячились, и теперь только ждут подходящего предлога, чтобы втянуть обратно свои щупальца.
Но в том, что настоящая вторая мировая война все-таки произойдет, и даже скоро, не сомневается ни один разумный человек.
Сам я считаю, что затишье, наступившее после падения Польши, объясняется тем, что стороны не успели заручиться поддержкой извне, к тому же Германия, очевидно, не хочет начинать большую войну раньше, чем у нее намечено по плану.
Просчет в начале может в дальнейшем привести к роковым ошибкам.
Война у нас не прекращается с 1914 года, смотреть на это иначе я не могу, и нет никаких оснований полагать, что человек, которому сейчас тридцать, доживет до настоящего мира. Пока не все континенты охвачены современной цивилизацией, пока другие страны, движимые завистью, используют их в своих целях, надежды на мир мало.
У меня есть один рецепт достижения мира: не следует производить на свет потомство с женщиной своей расы или с такой, у которой были предки той же расы. Под расой я подразумеваю группу людей, стоящую обособленно от других групп, то есть, к примеру, поляки и англичане, разные типы негров, северные и южные американцы и т. п. Каждый представитель так называемой расы должен искать себе супругу или супруга в самой дальней от него расе, поляки и англичане среди негров, китайцев, индусов, евреев, малайцев и т. д., тогда как, например, польско-английский брак должен быть запрещен. Вот ребенок от польско-негроидного брака может вступать в брак с англичанином или англичанкой, но уже следующее поколение должно снова искать себе партию в далекой от него расе, к примеру, среди японцев. Ребенку от такого брака нельзя вступать в брак с неграми, поляками, англичанами или японцами, а также с теми, у кого они есть в роду. Через пятьдесят лет в любой стране все поступающие на государственную службу будут являться представителями смешанной расы, но из претендентов, обладающих одинаковыми достоинствами, следует предпочитать тех, в ком смешано больше рас. В рамках той расы, в которой человек выбирает себе супругу или супруга, выбор должен быть совершенно свободным. Ни одна супружеская пара не должна жить на родине одного из супругов, такие пары нужно обменивать на пары из других стран, следуя определенным правилам, однако учитывая и личные пожелания. Принуждать к браку нельзя ни мужчин, ни женщин.
