Но по крайней мере перестала болеть голова.
Я забыл взять с собой лекарство от головной боли, поэтому, когда вчера вечером у меня начался ужасный приступ мигрени, проглотил снотворное, чтобы отключиться: я уже принимал такие лекарства в старших классах, когда подолгу не мог уснуть. Но снотворное на этот раз не усыпило меня, а сковало глубоким забытьем и никак не хотело отпускать.
– Что стряслось? – спросил я Джарета и попытался встать. Тут каюта качнулась набок, и мы ухватились за койки.
– Последние несколько часов просто безумие какое-то, – проговорил Джарет испуганно. Я ничего не помнил. Джарет рассказал, что в три часа ночи его разбудил звук перекатывающейся по каюте мебели – столиков, коек, тумбочек. Он вышел в общий зал, где, как ему казалось, будет безопаснее. Большинство наших соседей поступили так же. Через час Джарет вернулся в каюту, чтобы помолиться, записать пару мыслей и проверить, все ли со мной в порядке. Оказалось, что, пока мир вокруг нас рушился, принятое снотворное действовало как надо.
Тринадцатью днями раньше в канадском Ванкувере я вступил на борт круизного судна MV Explorer, горя желанием поскорее начать «Морской семестр». Мы проведем в пути сто дней, обогнем земной шар, откроем сердца культурам четырех континентов. Это будет путешествие всей жизни.
Мы покинули порт и взяли курс на Южную Корею, но вскоре оказались в полосе сильного волнения, вызванного воздушными потоками низкого давления, двигавшимися вдоль ледяной северной границы Тихого океана. Старые корабли «Морского семестра» зимой обычно шли с востока на запад дорогим, но более безопасным фарватером, однако наше судно было совершенно новым, поэтому было решено пересечь Тихий океан в северных широтах.
Дни шли, качка все усиливалась, студенты начали горстями есть таблетки от морской болезни. Тем не менее, несмотря ни на что, наш моральный дух оставался на высоте. Мы ковыляли из класса в класс и вяло шутили, что «учимся ходить, как морские волки». Когда за обедом со стола съезжали на пол тарелки, мы легкомысленно хихикали. Это ведь приключение! Мы – 650 студентов на борту судна водоизмещением 2400 тонн с двумя мощными двигателями – неуязвимы.
Телевидения у нас не было, а интернет работал очень медленно и невероятно дорого стоил, поэтому по вечерам мы развлекали себя сами: читали любимые книги и путеводители Lonely Planet, играли в настольные игры времен нашего детства, например в монополию и скрэббл[9], часами разговаривали о Б-ге[10] и гитаристах.
День за днем шторм все усиливался, но мы были совершенно уверены в командире корабля капитане Баззе, седовласом мореплавателе с южным акцентом. Когда он давал команды, мы слушались, а раз он заявил, что мы спокойно пробьемся через надвигающийся шторм, значит, так оно и есть.
Каждый день капитан давал нам свежую сводку погоды и координаты судна. Карты Google еще не вошли в нашу повседневность, поэтому студенты с волнением записывали широту и долготу, чтобы потом с их помощью определить наше положение на настоящей бумажной карте. Администратор (также именуемый деканом по студенческим вопросам), которого мы еще не видели, после обеда связывался с капитаном Баззом по внутренней телефонной связи и давал указания в отношении процедур и мероприятий. За успокаивающие радиосеансы мы прозвали его Голосом. Поздним вечером раздавался громкий звук – «Бим-бом!» – а затем по всему судну эхом звучал Голос.
– Добрый вечер! Прослушайте вечерние объявления, – мурлыкал громкоговоритель, хотя вполне мог бы сказать: «Вы слушаете “Голос”, радио, где много музыки и мало разговоров…» Капитан Базз и Голос не волновались, мы тоже.
Почти две недели мы терпели звон посуды и скользящие стулья, а океан становился все суровее. На рассвете тринадцатого дня плавания, примерно в тысяче километров от берегов Аляски, я пребывал в глубокой дреме после снотворного, а наш корабль вошел в пересечение трех сильных штормов. Вскоре после того, как я проснулся, в громкоговорителе зазвучал потрескивающий Голос.
Бим-бом!
– Доброе утро! – Голос звучал так, как будто всю ночь не спал. – Мы столкнулись с неблагоприятными метеоусловиями и проходим зону очень сильного волнения. Просим всех надеть спасательные жилеты и оставаться в своих каютах. Это простая мера предосторожности для обеспечения безопасности пассажиров. Повторяю: пожалуйста, наденьте спасательные жилеты и не выходите из кают.
Мы с Джаретом переглянулись, нервно улыбнулись и начали рыться в шкафу, чтобы достать наши громоздкие спасательные жилеты. Когда мы вышли из Ванкувера, всех студентов вечером собрали на инструктаж на тему пунктов сбора, куда надо прийти в случае чрезвычайной ситуации. Потом мы тренировались садиться в подвешенные за бортом корабля спасательные шлюпки. Мы нарядились в спасательные жилеты, с интересом включали на них маячки и тыкали друг в друга, пытаясь казаться крутыми. Все было как на первом курсе, и на инструктора никто не обращал особого внимания.
Но сейчас это была не тренировка, хотя ситуацию еще никто не принимал всерьез. Мы с Джаретом застегнули жилеты, встали на матрас и начали наблюдать, как волны за иллюминатором поднимаются все выше и выше. Примерно час мы взлетали и падали вместе с кораблем, как ковбой на брыкающемся мустанге на ярмарке штата. И тут по всему судну прошла вибрация.
– Что-то не так, – с беспокойством сказал Джарет.
Тогда мы еще не знали, что три шторма породили волну-убийцу высотой 18 метров. Она промчалась по океану и врезалась в наше судно со стороны носа. Стена воды вдребезги разбила бронированные стекла рубки и залила силовую установку. Ледяная вода замкнула электронику, двигатели умерли, навигационные приборы отключились.
Бим-бом!
Голос говорил так, будто только что пробежал марафон: между каждым предложением он делал глубокий вдох.
– Внимание! Выходите на четвертый ярус и выше! Не пользуйтесь лифтом! Помогайте подняться по лестнице женщинам и детям. Немедленно идите к точкам сбора, не снимая спасательных жилетов!
В грудь ударила тяжесть осознания, и я выдохнул. К горлу из желудка подступила желчь, ноги обмякли, больше не было сил стоять.
Из инструктажа я помнил, что болтающиеся за бортом шлюпки – единственный выход с судна. В таких условиях мы просто не сможем выбраться наружу и погрузиться в них, а надувной плот тут же перевернется. Надежного плана спасения не было.
«Сегодня я умру, – пронеслась мысль. – Еще два часа, и я захлебнусь в ледяной воде».
Я был как в невесомости. Этого не может быть!
«Мы наверняка пойдем ко дну, – думал я. – И я ничего не могу сделать. – Я почувствовал, что начинаю паниковать. – Но за что? Разве для этого я здесь? Чтобы сгинуть посреди океана?» Я закрыл глаза, спросил об этом высшую силу, которой всегда молился, и меня охватила волна спокойствия.
Я был абсолютно уверен, что мой час не пробил. Это было ни на что не похожее чувство. Раньше такого никогда не было. Внезапно я четко понял, что мне предстоит сделать на этом свете нечто больше, чем исчезнуть в пучине. «В 21 год погиб в океане» – не про меня. Не будет бдений при свечах и стипендий моего имени. Я пока не знал, в чем именно мое предназначение, но неожиданно понял, что, во-первых, оно существует, а во-вторых, я его еще не исполнил. Уверенность, что я выживу, пришла так же быстро, как мысль о смерти.
Теперь оставалось придумать, что делать.
Я опять посмотрел в иллюминатор и увидел противника. Мы находились в северной части Тихого океана, почти в тысяче километров от берега, зимой и яростно боролись с волнами. Понятно, что переохлаждения не избежать. Из тренировок отложилось в памяти, что, если придется покинуть корабль, надо надеть теплую одежду с длинным рукавом. Чтобы сохранить тепло, я быстро надел университетские баскетбольные штаны и толстовку с капюшоном. В эту минуту в каюту ворвались мои друзья – Дэйв и Рид.
